Золотой Луч уменьшился и поблёк и, в конце концов, умер в тонкой дымке, смешавшись с воздухом. Она следила за ним, пока тот не растаял, потом с чувством освобождения от её бывшей печали она вошла в дом, чтобы увидеть Манеллу. Девушка уже поднялась с постели и с помощью леди Кингсвуд, которая заботилась о ней как мать, оделась в свободное белое шерстяное платье, которое аккуратно собиралось вокруг её фигуры, усиливая контраст между красотой её тёмных глаз и волос и кожей цвета слоновой кости. Когда Моргана вошла в комнату, Манелла улыбнулась, показав маленькие жемчужные зубки, и протянула руку.
– Что он тебе сказал? – спросила она. – Расскажи мне! Он разве не рад тебя видеть? Быть в безопасности рядом с тобой?
Моргана присела рядом с ней.
– Дорогая Манелла, – ласково отвечала она с нежным сочувствием в голосе, – он меня не узнаёт. Он никого не узнаёт! Он произносит лишь несколько слов, но не осознаёт их значения.
Манелла с удивлением посмотрела на неё.
– Ах, это оттого, что он ещё не пришёл в себя, – сказала она. – Падение камней, хлынувшая вода чуть не убили его, но он вскоре поправится и узнает тебя! Да, узнает тебя и возблагодарит Бога за эту жизнь, потому что сможет видеть тебя!
Её самоотверженная радость при мысли о том, что любимый ею мужчина вскоре узнает женщину, которую избрал для себя, была глубоко трогательной, и Моргана поцеловала руку, которую держала.
– Дорогая, я боюсь, что он уже никогда ничего не узнает в этом мире! – сказал она печально. – Ни мужчины, ни женщины! Не сможет он и возблагодарить Бога за эту жизнь, которая будет долгой, но мёртвой! Если только ты сможешь помочь ему!
– Я? – и глаза Манеллы загорелись страстным огнём. – Я бы отдала свою жизнь ради этого! Что я могу сделать?
И тогда с терпеливой неспешностью и осторожностью, понемногу, Моргана рассказал ей всё. Леди Кингсвуд, сидя в кресле у окна за своим вышиванием, роняла капли слёз, слушая подробности рассказа о том, как лучший ум Европы обратился в руины. Но удивительно было наблюдать за лицом Манеллы. Печаль, жалость, нежность, любовь – всё по очереди пробегало вспышками в её глазах. И когда она выслушала всё до конца, то улыбнулась, как некий прелестный ангел мог бы улыбнуться покаявшейся душе. Всё её тело, казалось, дрожало от самоотверженных эмоций.
– Я буду заботиться о нём! – сказал она. – Господь услышал мои молитвы и отдал его мне! Моя жизнь для него – и только для него одного! Я верну его к жизни! Он выучится видеть моими глазами, слышать моими ушами, чтобы вспомнить всё, что позабыл! – Голос её оборвался рыданиями. Моргана обхватила её рукой.
– Манелла! Манелла! Ты не знаешь, что говоришь! Ты не понимаешь всей ответственности – это сделает тебя узницей на всю жизнь…
– О, я понимаю! Да! Я и желаю быть такой узницей! Если бы ты нас не спасла, то мы бы оба погибли! Теперь ты поможешь нам жить вместе! Правда? Ты наш ангел! Позволь мне стать его женой!
– Его женой! – повторила Моргана с удивлением, и леди Кингсвуд, отложив работу, посмотрела на двух прекрасных девушек – одну столь духовную и прекрасную, другую – такую человечную и похожую на королеву.
– Да, женой! Позволь мне выйти за него, пока он ничего не понимает, но как только он придёт в себя, я уйду! И вы с ним снова будете вместе! Понимаешь? Я буду его женой только номинально, а потом, когда он возвратится из тьмы, он вернётся к тебе! К тебе, кого он любит…
– Дорогая девочка, он никогда меня не любил! – мягко сказала она. – Он всегда любил только себя. Когда-то я воображала, что любила его, но теперь я знаю, что он – не мой путь к любви. Ты хочешь стать его женой? Но понимаешь ли ты, что он никогда не будет знать, что он твой муж? Твоя жизнь превратится в жертвоприношение беспомощному существу без мозга, который не поймёт твоей заботы и совершенно недееспособен. О, нежная, слишком влюблённая Манелла! Ты не должна обрекать лучшие годы своей молодости и красоты на такую судьбу!
Тёмные глаза Манеллы вспыхнули страстным пламенем и рвением.
– Я должна! Я должна! Молодость и красота – что они без него? Он работал над великим открытием, но мир теперь забудет его, миру на него наплевать, как и на всех людей! Только те, кто любит по-настоящему, имеют жалость!
И она разразилась рыданиями и упала на подушку, пока раздиравшие её страсти не утихли и Моргана не успокоила её нежной заботой.
– Я расскажу тебе ещё кое-что, пока не забыла об этом снова, – сказал Манелла. – Это нечто ужасное о том землетрясении. Это было не землетрясение! Это была не Божья работа! Это сделал он! – И она указала в направлении двери в комнату Ситона.
Холодный ужас пробежал по спине Морганы. Он! Обширные разрушения деревень и городов, опустошение огромной площади страны, смерть сотен мужчин, женщин и маленьких детей – его работа?
– Я всё знала! – продолжала Манелла. – Меня предупредил один его друг в «Плазе» о том, что он работал над чем-то опасным для его жизни, так что я следила за ним. Я последовала за ним в то утро и видела, как он уносил коробку, полную блестящих как мечи штук, как он ушёл в каньон, и там, в пещере, я нашла его. Я позвала его, и тогда он стал проклинать меня за то, что я последовала за ним; он поднял руку, чтобы ударить меня и поскользнулся на мокром, поросшем мхом камне. Что-то выпало из его руки с великим грохотом, словно гром, и была внезапная огненная вспышка! И камни поднялись вверх и разлетелись, земля сотряслась и разверзлась подо мной, и я больше ничего не помню до того, как оказалась здесь! С тобой!
Моргана очнулась от того парализующего ужаса, в котором слушала этот рассказ.
– Не думай больше об этом! Постарайся забыть всё это – весь сумасшедший эгоизм и жестокость твоего любимого! Бедная, одурманенная душа! Он получил горькое наказание!
– Мой прекрасный ангел, так ты мне поможешь? – умоляла Манелла. – Поможешь мне стать его женой?
– Помогу! – ответила Моргана с жалостной нежностью.
И, подав знак леди Кингсвуд, чтобы та подошла ближе и села около девушки, так как она откинулась на подушки уже совсем измотанная, сама вышла из комнаты. Как только Моргана открыла дверь, сильный голос Роджера Ситона зазвучал с исключительной, ужасной резкостью:
– Войн больше не будет! Не может быть! Моя великая тайна! Я повелитель мира!
Задрожав от услышанного, она прижала руки к ушам и поспешила вперёд по коридору. Мысли её перефразировали сказанное мадам Ролан: «О наука! какие преступления совершались во имя твоё!» Она жаждала увидеться и переговорить с профессором Ардини, но вместо этого пришла к маркизу Риварди, который встретил её в дверях библиотеки и схватил за обе руки.
– Что происходит? – настойчиво потребовал он. – Я должен поговорить с вами! Вы плакали! Что с вами происходит?
Она мягко освободила свои руки.
– Ничего, Джулио! – она добродушно улыбнулась. – Я печалюсь о чужих горестях и вполне напрасно! Но ничего не могу с собой поделать!
– Так значит, надежды никакой нет? – спросил он.
– Никакой – только не для мужчины, – отвечала она. – Тело его будет жить, но мозг мёртв.
– Ужасно! Уж лучше бы он умер! – Риварди выразительно взмахнул руками.
– Да, лучше бы! Но девочка любит его. Она горячая испанка, верит, как и все женщины, когда любят впервые, что эта любовь имеет божественную силу, равную той, что есть у самого Бога; что она сотворит чудеса исцеления, когда уже не будет никакой надежды. Разочарование, конечно, придёт рано или поздно, но оно должно прийти само, а не через влияние других людей. Она, Манелла Сорисо, приняла решение стать его женой.
– Бог мой! – Риварди отступил на шаг от удивления. – Женой? Эта прекрасная молодая девушка свяжет себя цепью с сумасшедшим? Несомненно, вы этого не допустите!
Моргана поглядела на него с улыбкой.
– Бедный Джулио! – нежно сказал она. – Вы самый неудачливый потомок своих римских предков, насколько мы, женщины, понимаем! Вы влюбились в меня – и поняли, что я не для вас! Затем вы увидели совершенную, прекрасную женщину, которой не могли не восхищаться, и маленькая блуждающая мысль пролетела у вас в голове – да! – вполне невольно! Мысль о том, что, может быть, её любовь сможет вас утешить? Не злитесь, друг мой! Только одна эта мысль двигала вами, когда вы увидели её в тот день, когда я позвала вас посмотреть на неё, как она пришла в сознание и лежала на своей постели, как спящая статуя прекраснейшей из языческих богинь! Какой мужчина смог бы видеть её такой без нежной дрожи внутри! И теперь вы услышали, что вся эта красота и теплота юной жизни будут принесены в жертву каменному истукану (а предмет её обожания недалёк от этого сравнения)! Ах да! Мне жаль вас, Джулио! Но я ничего не могу поделать, чтобы избежать жертвоприношения; на самом деле, я пообещала помочь ей!
Риварди то краснел, то бледнел во время этой речи, её проницательные, острые наблюдения о его тайных фантазиях озадачивали и раздражали его, но с хорошо разыгранным легкомыслием он отмахнулся от её тонко подмеченных предположений, словно он едва слышал их, и сказал:
– Вы обещали помочь? Вы сможете примириться со своей совестью, позволив этой девушке стать пожизненной пленницей?
– Смогу! – быстро ответила она. – Потому что она настолько упряма в своей страсти, что иначе просто убьёт себя. Так что будет мудрее позволить ей делать что хочет. Её любимый мужчина может умереть в любой момент, и тогда она освободится. Но пока она будет утешаться мыслью о том, что делает для него всё возможное, а также надеждой на его выздоровление; это может оказаться пустой надеждой, но в ней есть божественная самоотверженность. Ведь она говорит, что если он поправится, то она сразу же уйдёт и никогда не расскажет ему, что она его жена.
Красивое лицо Риварди выразило крайнее недоверие.
– Сдержит ли она своё слово, думаю я?
– Сдержит!
– Удивительная женщина! – и в голосе его прозвучала горечь. – Но женщины все оказываются удивительными, когда узнаёшь их лучше! В любви, в ненависти, в доброте, во зле, в уме и в крайней глупости – они чудесные создания! А вы, прекрасная подруга, вероятно, самая удивительная из всех них! Такая добрая и в то же время такая жестокая!