Вскоре после нашего прихода Бхагаван и его преданные отправились в путь. Восхождение с Бхагаваном принесло мне огромное счастье. По дороге к вершине Аруначалы, на расстоянии примерно трех четвертей пути от начала подъема, справа от тропы есть место под названием Семь Источников, — там из скалы бьют семь источников. Чуть выше этих источников камни естественным образом сложились в форме мантапам[77]. В середине мантапам находится большой круглый камень, напоминающий сиденье. Он лежит так, будто его специально туда положили. Лучи солнца не проникают в то место. Даже в полдень там можно ощутить прохладный ветерок. Дойдя до этого места, Бхагаван сообщил нам, что останется там один, а остальным следует подняться на вершину, а затем вернуться.
Мастан Свами и Перумал Свами упросили Бхагавана остаться с ним, а остальные пошли на вершину, оставив все приготовленные припасы у Семи Источников. На спуске я заблудилась, поскольку шла медленно и отстала от остальных. Пока я гадала, как мне теперь найти Бхагавана, Бхагаван сам послал несколько человек, чтобы найти меня. Они громко звали меня, и я вышла на их зов. Я вернулась к Семи Источникам, чувствуя себя очень счастливой, ведь Бхагаван даровал мне столько милости и любви.
Когда мать Бхагавана в конце концов поняла, что ее сын — это сам Бог, она пришла к нему и обрела в нем свое прибежище. Когда она стала жить в Скандашраме, Бхагаван не только следил за ее физическим здоровьем, но также воспользовался возможностью поднять ее на высокий духовный уровень. Всех, кто приходил к нему, Бхагаван делал более духовно зрелыми своей милостью, просто направляя на них взгляд, но в случае со своей матерью он ускорил процесс духовного созревания необычайно строгими мерами. Во многих случаях, направляя на истинный путь своих брата и мать, он делая им строгие замечания, демонстрировал гнев или вовсе игнорировал их. Его целью было поднять их на более высокий духовный план. Это происходило много раз, но я расскажу только о трех таких случаях, поскольку все они произошли с моим участием.
Однажды я пришла в Скандашрам и принесла молоко и фрукты. Поприветствовав Бхагавана, я встала в стороне. Бхагаван посмотрел на свою мать, стоявшую рядом, и попросил ее отведать мое подношение. В то время мать Бхагавана еще не рассталась со своими ортодоксальными привычками, поэтому не желала принять даже фрукты и молоко, принесенные человеком не брахманской касты.
Не объясняя причины, она ответила Бхагавану: «Ешь сам». Бхагаван, зная причину, по которой его мать отказалась принять подношение, сказал ей: «Хорошо, тогда возвращайся в свой дом в Мадурае». Затем съел часть фруктов и выпил немного молока, а остальное отдал Паланисвами. Съев немного, Паланисвами отдал мне остаток как прасад Бхагавана. При каждой возможности, делая подобные замечания своей матери, Бхагаван изгонял из нее представление о кастовых различиях.
В другой раз, когда Бхагаван, его мать и несколько других преданных сидели в ашраме, я ходила по помещению, выполняя какую-то работу. Несмотря на то что я двигалась очень осторожно, осознавая, что нахожусь в присутствии великих людей, я, должно быть, ненароком задела сари матери Бхагавана. Его вывесили сушиться там, где я в тот момент работала. Бхагаван, с целью помочь матери сделать ее ум более зрелым, повернулся к ней и шутливо заметил: «Смотрите, смотрите! Ваше сари, вывешенное сушиться, соприкоснулось с телом Десураммы! Правоверность улетучилась! Идите постирайте его и совершите омовение»[78]. Мать Бхагавана, явно смущенная, пробормотала: «Нет, нет», и замолчала.
Есть еще одна история, свидетелем которой я была и которая показывает, насколько строг был Бхагаван к матери. Однажды я пошла в Скандашрам на даршан.
После того как я поклонилась Бхагавану, его мать спросила меня: «Что ты принесла?» Я ответила, что принесла приготовленные зеленые листья.
«Что за листья?» — спросила она. Я ответила: «Листья, которые растут на горе».
Мать Бхагавана сказала с некоторой досадой: «Только вы знаете, где можно найти такие листья. Они очень вкусны, если их приготовить».
Я сделала вывод, что ей нравится этот сорт растений. В тот же день я пошла на гору, собрала еще этих листьев, принесла в Скандашрам и спрятала под кустами, которые росли рядом с ашрамом. Затем подошла к матери Бхагавана и тихо сообщила ей, что я собрала листья и спрятала их рядом с воротами ашрама. Она же не стала делать из этого секрет. Громким голосом она сказала Раманатхе Брахмачари: «Раманатха, Десурамма принесла листья. Возьми их».
Бхагаван, услышав распоряжение матери, взглянул на нее и сказал сурово: «Похоже, что вы опять по привычке просите тех, кто приходит сюда, о разных вещах»[79].
Видя, что создала проблему для матери Бхагавана, я вмешалась прежде, чем она успела ответить: «Нет, Бхагаван, мать ничего не просила. Я сама их принесла». На это Бхагаван ответил со смехом: «Мать все так же по привычке просит».
Из этого на первый взгляд незначительного эпизода можно сделать глубокие выводы. Тот, кто пытается скрыть что-либо от Бхагавана, обманывает только себя. Это глупо — скрывать что-либо от Бхагавана. Он вскрывал такие замыслы просто для того, чтобы очистить наш ум. В этой истории, несмотря на то что я говорила очень тихо, милость и сила Бхагавана заставили его мать ответить достаточно громко, чтобы выдать мой тайный замысел. Думаю, в тот раз Бхагаван упрекнул свою мать, чтобы усилить в ней чувство отречения. Он хотел, чтобы она осознала, что не должна зависеть ни от чего в этом мире. Даже если Бхагаван не вмешивался, когда происходило что-то подобное, он все равно знал об этом. Если он молчал, то только ради своих учеников.
Однажды, когда Бхагаван был в Скандашраме, я поднялась на гору со всем необходимым, чтобы раздать бхикшу. Бхагавана нигде не было, и я спросила Акханданандара, которого также называли Аппадурай Свами, где Бхагаван. Он ответил: «Сегодня как раз тот день, когда Бхагаван обривает голову, так что нужно подождать». Он также сказал мне, что, поскольку сегодня полнолуние, это очень благоприятное время для получения упадеши [устного наставления] от великих душ, и добавил: «Когда Бхагаван придет, попроси его передать тебе упадешу посредством слов и милости».
Я по природе такой человек, что у меня нет ни желания, ни возможности просить о таком. Видеть Бхагавана, думать о нем и служить ему — этого достаточно, чтобы я была счастлива. Более того, как человек необразованный, я чувствовала, что не имею достаточных знаний для того, чтобы спрашивать его о чем бы то ни было. И даже если бы и спросила, у меня были сомнения относительно того, способна ли я понять его ответ. Тем не менее именно в этот день мне почему-то захотелось сделать так, как посоветовал Акханданандар.
Когда процедура обривания была закончена, Бхагаван пришел и сел рядом с нами. Он пока еще не совершил омовения. Я подошла к нему, поклонилась, встала и сказала: «Бхагаван, скажите мне, пожалуйста, что-нибудь».
Бхагаван пристально посмотрел на меня и спросил: «Что тебе сказать?» Я была одновременно озадачена и сконфужена. Мной овладела смесь страха, благоговения и сильного желания услышать дарующие милость слова Бхагавана, и я потеряла дар речи. Оторопевшая, я просто стояла перед ним. Бхагаван понял мое затруднение. Никто ничего скрыть от него не может. Ему достаточно одного взгляда, чтобы понять состояние души любого. Он благосклонно посмотрел на меня и сказал: «Будь, не оставляя себя»[80].
Я не могла понять смысл этой высокой упадеши и не представляла себе, как ее практиковать, но как только эти слова слетели с уст Бхагавана, я почувствовала огромное удовлетворение и мой ум озарило потрясающее сияние! Эти слова, данные мне милостью Бхагавана, возникали в моем уме снова и снова, подобно накатывающим волнам. Они приносили мне неописуемое счастье. Я стояла, наслаждаясь чувством, вызванным одной этой фразой. Даже сейчас эта упадеша звучит у меня в ушах, и от этого у меня внутри разливается безграничный покой. Возможно ли описать милость Бхагавана?
Что было сказано мне? Как это — быть, не оставляя себя? Что значит быть оставленным? Что значит — «себя»? Пусть духовные учителя, ведантисты объясняют все эти вещи. Для меня они непостижимы. Более того, у меня нет стремления понять их. Счастье, обретаемое не только пониманием этой фразы, но также и практикованием, — то самое счастье даровал мне Бхагаван в тот момент, когда эти слова слетели с его уст. Мне не нужно понимать их умом, потому что я сразу же пережила то состояние, на которое указывали слова, даже не понимая на самом деле их значения. Я приняла этот непосредственный опыт, это абсолютное удовлетворение, как плод этой упадеши. Через этот опыт я пришла к пониманию того, что в благом присутствии Бхагавана простое высказывание, данное его милостью, может принести плоды и реализацию всех духовных практик, таких как шравана [слушание], макака [размышление] икидидхья-сана [созерцание или пребывание].
Передав мне этот наказ, Бхагаван остался сидеть и сидел очень долго. Я тоже продолжала стоять перед ним. Похоже, это имело огромное значение. Смысл состоял в том, что, передав упадешу посредством слов «будь, не оставляя себя», Бхагаван показал на примере, как это можно выполнить — пребывая в этом состоянии.
* * *
Я выражала свое почтение Бхагавану, разбивая перед ним кокос, возжигая камфору и совершая арати. Раньше, когда Бхагаван жил на горе, он милостиво разрешал мне совершать этот обряд.
Однажды Бхагаван со своими преданными пошли на гирипрадакшику. Я была в толпе, шедшей за ним. Я и еще две женщины — Эчаммал и Камакши Аммал — задумали совершить обряд почитания Бхагавана прямо в пути. Чиннасвами не любил, когда разбивали кокосы и возжигали камфору внутри ашрама. Он предпочитал, чтобы такие церемонии проводились перед усыпальницей матери (Раманы). Поэтому мы трое, никого не предупредив, принесли все необходимое для того, чтобы провести