самбар, мой дядя сказал, чтобы мне его не давали, поскольку я на строгой диете. Разносчик пропустил это мимо ушей и налил на мой рис две полные ложки самбара. Аппачи Айер не смог удержаться и громко запротестовал.
Шри Бхагаван, должно быть, следил за происходящим — в ту самую секунду, когда мой дядя стал протестовать, Шри Бхагаван громко сказал: «Ты пришел сюда, чтобы освободиться от всех своих болезней, — так ешь!»
Смысл сказанного заключался в том, что это и есть мое лекарство. Я склонил голову, чувствуя себя немного униженным. Однако в то же самое время меня очень обрадовало обещание, что я избавлюсь от всех болезней. Я съел все подчистую. Полный эффект от его приказа-благословения я осознал в конце года, когда был в Мадурае.
После обеда Чиннасвами подарил мне фотографию Бхагавана в возрасте двадцати одного года и две маленькие книжки. Первая называлась «Аруначала Стути Панчакам» — пять тамильских песен, восхваляющих Шри Раману. Ее автором был Сатьямангалам Венкатарамана Айер, о котором практически ничего не известно. Близкие преданные Бхагавана считают, что Венкатарамана Айер был не кем иным, как самим Аруначала Шивой, явившимся, чтобы воспеть славу своего сына Раманы[132].
Когда я подошел к Шри Бхагавану с этими подарками, он спросил, что это. Я вложил их в его руки и простерся перед ним. Шри Бхагаван исправил своей авторучкой опечатки в книгах, провел правой рукой над фотографией и вручил их мне своими собственными благословенными руками. Этот дар был благословением божественной жизни мне, недостойному!
Чиннасвами настаивал на том, чтобы я поужинал в ашраме, и, кроме как согласиться, выбора у меня не было. После ужина Бхагаван отправился на короткую прогулку. Я последовал за ним.
Я простерся перед ним и сказал: «Бхагаван, я совершаю Рама-мантра-джопу. Не лучше ли будет совершать Аруначала-мантра-джатгу?»
«Нет, нет! — воскликнул Бхагаван. — Они одинаковы. „Ра“ означает „то есть“, а „ма“ означает „ты“.
В слове „Аруначала“ „а“ означает „то“, „ру“ означает „ты“, а „на“ — „есть“».
Затем он добавил: «Используй свой ум как язык — пусть имя Рамы непрерывно вращается в твоем уме, как чакра (оружие в виде диска) Вишну. И пусть никто не знает, что ты делаешь джапу».
Я заметил: «Но если я так буду делать всегда, как я буду преподавать? Не поставит ли это под угрозу мой заработок?»
Шри Бхагаван ответил: «Тот, чье имя ты повторяешь, позаботится об этом. Пусть тебя это не волнует».
В благоговении простершись перед Бхагаваном, я попрощался с ним и вернулся в Мадурай.
Перед моим уходом из ашрама Чиннасвами попросил меня сделать в Мадурае одно срочное дело для ашрама. К тому моменту Кави Йоги Шуддхананда Бхарати завершал биографию «Шри Рамана Виджаям» на тамильском языке. Меня попросили сфотографировать Велли Амбала Натараджу — величественную статую недалеко от святая святых Сундарешвара Лингама в храме Шри Минакши, перед которой Рамана стоял подолгу еще ребенком, проливая слезы экстаза. Это было незадолго до того, как он навсегда покинул Мадурай. Еще одно дело, которое мне поручили, — поехать с хорошим фотографом в Тиручули — место, где родился Шри Рамана, — и сфотографировать башню храма, резервуар для воды, внутренний коридор храма и дом, где родился Махарши, недалеко от храма Шивы. Мне сказали, чтобы я немедленно отправил негативы в ашрам заказным письмом. Я пообещал сделать это и вернулся в Мадурай.
После возвращения в Мадурай я вернулся к работе в колледже. Я работал до самых рождественских каникул, не беря отгулов, несмотря на то что мое состояние ухудшалось. В течение этого времени я получил два письма из ашрама, в которых меня просили выслать фотографии. Скорее всего, они требовались срочно в связи с тем, что книга уже была в печати. Стоял сезон дождей; небо было затянуто тучами и непрерывно шел дождь. От лекарств сиддха-медицины у меня воспалился кишечник. Вдобавок ко всему меня по-прежнему мучила астма, а также геморрой и сильный приступ амебной дизентерии. И все же, думал я, я должен сдержать обещание, данное Чиннасвами. С одним своим студентом, П. Р. С. Мани, профессиональным фотографом, я поехал в Тиручули. П. Р. С. Мани не был уверен в том, что у него получатся хорошие снимки, поскольку от дождевых туч было темно, но когда мы вернулись в Мадурай и проявили фотографии, они были не только четкими, но и идеальными во всех отношениях. Поскольку администрация храма Минакши не разрешила фотографировать внутренние залы, вместо этого мы добыли чернильный рисунок мурти Натараджа, сделанный профессиональным художником. Я отправил фотографии и рисунок в ашрам заказным письмом. К снимкам я приложил письмо, которое написал в спешке и потому совершенно забыл упомянуть о своих болезнях. Вскоре после этого Чиннасвами прислал мне заказной почтой напечатанную книгу «Шри Рамана Виджаям». Эта книга стала для меня священным писанием и до сих пор вдохновляет меня.
К началу рождественских каникул я уже не мог вставать“. Я откашливал мокроту с кровью; кроме того у меня были страшные боли в кишечнике и я испражнялся кровавой слизью. Моя жена, нянчившаяся с нашими детьми — четырехлетним сыном и шестимесячной дочкой, — начала беспокоиться. Она позвонила своим родителям и сообщила, что моя жизнь в опасности. На следующий день я сказал жене, что, возможно, проживу всего несколько дней. Несчастная Суббхалакшми разрыдалась[133].
Едва я произнес эти слова, в комнате появилась высокая, худая фигура. Она подошла и склонилась надо мной. Это оказался Вилачери Мани Айер, друг детства Шри Раманы. Он только что вернулся из Тируваннамалая, где присутствовал на праздновании джаянти Шри Раманы. Оценив ситуацию, он достал вибхути Бхагавана и кумкум-прасад. Он своей рукой поставил кумкумом точку на моем лбу и втер мне в лоб вибхути.
В тот же миг мое тело охватил радостный трепет, вливая в меня ощущение силы и здоровья. Я сел на кровати и сказал жене: «Мне уже хорошо, дорогая. Я не умру не бойся!» Мани Свами попрощался и ушел.
В тот же вечер приехали родители жены с моим двоюродным братом, д-ром Н. С. Раджагопалом, и он сделал мне укол. Я крепко уснул — впервые за столько бессонных месяцев. От последующих доз лекарства уменьшились боль и выделения, и в течение двух дней я выздоровел.
Осталась только астма. После рождественских каникул я взял месячный отпуск. Врач отвез меня и мою семью к себе домой, в Карур, и лечил меня целый месяц — после чего я полностью поправился и от астмы не осталось ни малейшего следа. Бхагаван Махарши, Аруначала-Шива-Рамана, вырвал меня из когтей смерти.
Тогда я вспомнил песню, которую слышал в Тричи в исполнении Парамашивана Пиллая, когда мне было три года: «Джай [победа] Шри Рамане! Победа моему Господу, Рамане-Шиве!» Моя душа пела ту же самую песню. Я вернулся в Мадурай со своей семьей и возобновил работу в колледже — даже до того, как истек мой больничный.
С 1931 г. я искал друзей детства Шри Раманы в Мадурае, а также других преданных, которые жили в тех местах. Преданные, которых я нашел в Мадурае, объединились в довольно большую группу, ежегодно праздновавшую джаянти Шри Раманы с большим размахом. В это сообщество преданных Раманы входили Вилачери Мани Свами и его брат Ранга Айер[134], который учился вместе с Бхагаваном в школе. Были и другие знакомые Раманы — Венкатарамана Айер, Суппья Тхевар и Нараянасвами, а также преданные, которые присоединились позже, — Вишванатха Свами, его брат Сундареша Айер и молодой юрист С. Р. Субраманья Айер. Не проходило ни дня, чтобы я не встретил кого-либо из них. Каждый вечер мы гуляли вместе до поздней ночи.
На момент нашего знакомства Нараянасвами, который также был в этой группе, работал в Мадурае библиотекарем. Он рассказал мне две интересные истории из детства Бхагавана. Первый эпизод описывает довольно жестокую игру, в которую играли Бхагаван и его друзья. Они собирались в доме Бхагавана, в той самой комнате, в которой он позже пережил опыт умирания. Эту комнату выбрали потому, что ее редко использовали и посещали другие члены семьи. Маленький Рамана закутывался так плотно, как только мог, и предлагал себя другим детям в качестве «мяча» — его кидали друг другу, а иногда и роняли на пол, когда игрок не мог поймать его. Самое удивительное заключалось в том, что, несмотря на множество падений на твердый пол, Рамана ни разу не получил ни одного синяка, ни одного ушиба — не говоря уже о более серьезных травмах.
Вторая история произошла с Бхагаваном в шестинедельный период между случившейся Я-реализацией и его уходом к Ару начале. Нараянасвами видел, что его друг подолгу сидит в маленькой комнате на втором этаже. Нараянасвами, думая, что это какой-то вид медитации, спросил Бхагавана, может ли он научить его так же сидеть. Бхагаван сказал, чтобы он сел на пол, скрестив ноги. Нараянасвами сел, и Бхагаван нажал кончиком карандаша между его бровей. После этого Нараянасвами полностью перестал осознавать свое тело и окружающий мир и впал в транс, который длился примерно полчаса. Вернувшись в свое нормальное состояние, он увидел, что Бхагаван широко улыбается. Нараянасвами несколько раз пытался вызвать это переживание самостоятельно, но ему это так и не удалось[135].
Нараянасвами приехал в Тируваннамалай вместе с дядей Бхагавана в конце 1890-х гг., когда семья Шри Раманы впервые попыталась вернуть его в Мадурай. Они нашли его в манговой роще Венкатарамы Найкера. Нараянасвами был потрясен, увидев своего школьного друга — такого жизнерадостного и полного кипучей энергии — сидящим неподвижно, как истукан. Бхагаван не подал ни малейшего знака, что узнал своего друга, и не обратил никакого внимания на его мольбу вернуться в Мадурай, где о нем будут заботиться родные. По словам Нараянасвами, он понял, что с Шри Раманой произошло нечто необратимое и он уже никогда не вернется к прежней жизни.