ются и даже противоречат доктринам, обычаям, традициям и этике, принятым в том обществе, в котором они родились. Но как бы ни отклонялся Гуру от общепринятой ортодоксии, преданным следует безоговорочно верить ему и беспрекословно подчиняться его указаниям. Многие покидают своих Гуру, потому что не могут принять учение или образ поведения, противоречащий вековым традициям. Другие, наоборот, так привязываются к Гуру, что не могут ни уйти от него, ни принять и практиковать его учение. Такие люди, страдая от внутреннего конфликта, остаются в ашраме Гуру, но часто избегают прямого контакта с ним. Были такие и в Шри Раманашраме.
Бхагаван разрушал традиционные верования многих своих преданных и сам редко соблюдал ортодоксальные обычаи. Он пытался убедить своих последователей отказаться от традиционных практик, но ему не всегда это удавалось. Многие гордились тем, что его последователи, считая, что нашли великого Гуру, они почитали его как проявление Бога на земле. Однако когда вопрос касался отказа от традиционных религиозных практик, они не могли принять это. Они продолжали выполнять свои привычные ежедневные ритуалы, по особым случаям проводили пуджи, делали подношения богам в ожидании, что их желания исполнятся, и совершали паломничества, чтобы обрести духовную заслугу или смыть грехи.
Бхагаван говорил таким людям: «Во всем этом нет нужды. Просто будьте. Просто быть — это лучшее паломничество, которое только может совершить человек. Вы хотите посетить Бенарес? Есть ли место паломничества более великое, чем Аруначала? Это (Аруначала) и есть Гималаи. Это сам Кайлас (дом Шивы)!»
Несмотря на подобные уверения Бхагавана, его преданные продолжали совершать паломничества.
Хотя Бхагаван иногда делал пренебрежительные замечания о традиционных практиках, таких как почитание мурти, он не одобрял, когда его преданные критиковали за это других. Например, однажды кто-то спросил Бхагавана: «Разве это не глупо — сооружать идолов и почитать их, в то время как мы знаем, что Бог не имеет формы?»
Бхагаван ответил в своем духе: «Разве есть такие, кто не занимается почитанием идолов? Проснувшись утром, каждый начинает заниматься почитанием идолов, полагая, что тело, которое есть лишь воображаемая картина, — реально и обращаясь с ним, как со статуей в храме. Вы купаете его, причесываете ему волосы, предлагаете три раза в день пищу. Кому удалось избежать почитания идолов?»
Эчаммал, которая была одной из самых близких преданных Бхагавана, однажды совершила пуджу с сотней тысяч листьев и с большой гордостью рассказала Бхагавану об этом. Бхагаван ответил: «Вместо того чтобы щипать столько раз растение, могла бы ты столько же раз ущипнуть себя и тем самым совершить пуджу?» Бхагаван считал, что такая пуджа — акт жестокости, потому что она причиняет деревьям боль и наносит ущерб, которого можно было бы избежать.
Иногда Бхагаван не проявлял никакого интереса к происходящему вокруг, но бывали моменты, когда он проявлял крайнюю заинтересованность даже к мелочам повседневной жизни. Он очень заботился об одном бурундучке, потерявшем мать. А однажды, когда воробьиное яйцо выпало из гнезда, Бхагаван поднял его и берег, пока из него не вылупился птенец. После этого он радостно показывал всем маленького воробышка.
Однако после столь живого проявления интереса к мелочам он мог вдруг безразлично ответить: «А, ушел?», когда ему сообщали о том, что некто, считавшийся близким преданным, покинул ашрам.
Когда переплетали книги или собирали стенной шкаф, Бхагаван очень внимательно следил за работой. Он часто донимал людей, выполнявших работу, настаивая, чтобы все измерения были тщательными до сотой доли дюйма. Точно так же он относился к приготовлению еды в ашраме. Он давал подробные инструкции поварам и просил их в точности следовать им. Чтобы удостовериться, что его требования выполняются, он время от времени их проверял. И наоборот, когда пропадали или были испорчены какие-либо ценные вещи и ему докладывали подробности, он не проявлял ни малейшего интереса.
Например, однажды один преданный принес дорогие часы в качестве подношения и поставил их на стол перед Шри Бхагаваном, сказав: «Я хочу, чтобы Бхагаван пользовался этими часами, чтобы узнавать время».
Через четыре дня часы необъяснимым образом исчезли. Даритель был так расстроен пропажей, что пришел и расплакался перед Бхагаваном. Бхагаван не стал с ним разговаривать, но попросил находившихся рядом людей разведать, что случилось с часами. Вскоре выяснилось, что близкий родственник Бхагавана унес их, чтобы оставить себе.
«О, — сказал Бхагаван, закрывая эту тему, — мы должны быть рады хотя бы тому, что он дал нам подержать эти часы у себя четыре дня».
Когда ашрам наводняли толпы людей, помощники применяли силу, сдерживая толпу, в которой было много женщин, большими деревянными шестами. В присутствии Бхагавана важные люди дрались за право сидеть рядом с ним. Новых посетителей иногда не пускали в столовую, оставляя без еды. Бхагаван знал обо всем этом, но равнодушно наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Когда происходило нечто подобное, он мог с огромной любовью заботиться о каком-нибудь растении или раненой птице, и если впоследствии этому существу причиняли вред, он очень сердился.
Бхагаван производил такое впечатление, словно был выше всех мирских дел, совершающихся вокруг. Мы ощущали, что большую часть времени он был равнодушен ко всему происходящему в ашраме. Но иногда он вдруг обращал наше внимание на какую-нибудь мелочь и произносил по этому поводу длинную речь.
Бхагавана никогда не впечатляли достижения, репутация или генеалогия посетителей. Люди могли обладать богатством, красотой или властью; они могли быть знаменитыми или иметь репутацию филантропов или альтруистов; они могли выполнять множество садхан или тапасов, но это не имело никакого значения, когда они представали перед Бхагаваном. Когда приходило много таких людей, он даже не поднимал глаз, чтобы взглянуть на них. Вообще, когда ему представляли вновь прибывших, он часто не обращал на них внимания. Вместо этого он мог улыбнуться кому-то другому и спросить, как у него дела. Иногда он улыбался и выказывал огромную любовь кому-то из преданных, но в другой момент мог быть абсолютно безразличным к тому же человеку. Для некоторых посетителей он опускался на их уровень и отвечал на каждый их глупый вопрос с огромным терпением, но мог даже не открыть рта, если тот же вопрос задавал кто-то другой.
Например, кто-нибудь спрашивал: «Бхагаван, есть ли другие миры?»
Бхагаван отвечал ему: «Кто задает этот вопрос?» Но когда кто-то другой задавал этот же вопрос в тот же день, он мог произнести речь о значении смерти и дать подробное описание других миров.
Обычно Бхагаван игнорировал вопросы, на которые не хотел отвечать, но в нескольких случаях он отреагировал, продемонстрировав сильный гнев.
Один раз какой-то приезжий из Гунтура спросил его: «Когда закончится эта юга[143], что вы будете делать? Войдете ли вы в джива-самадхи [состояние приостановленной жизнедеятельности, которое может продолжаться огромные промежутки времени], или сохраните тело в обычном самадхи?»
Бхагаван ответил очень сердито: «Кто ты такой? Ты приехал, чтобы проверить меня? Какое ты имеешь право проверять мои способности? Уходи отсюда!» С этими словами он встал и выгнал его из холла.
Люди, приходившие к Бхагавану, реагировали на его присутствие по-разному. Некоторые сразу же впадали в глубокую медитацию, в то время как другие уходили, ничего не получив. Некоторые начинали смеяться, плакать или громко рыдать от осознания собственной греховности. Некоторые кричали, другие впадали в истерику. Некоторые падали без сознания.
Иногда новички начинали превозносить Бхагавана, распевать религиозные гимны или сочинять импровизированные стихи, восхваляющие его. Некоторые подбегали к нему и пытались обнять, а другие довольствовались тем, что совершали простирания бессчетное количество раз. Многие пытались коснуться его ступней или прижаться к ним глазами. Не все подобные попытки приветствовались.
Иногда посетители бранили его или насмехались над ним. Они ставили под сомнение его величие и намеренно глумились над его предписаниями или советами. Кто-то распевал перед ним песни, а кто-то просил его сойти с пьедестала и пойти поработать. Я даже видел, как люди били себя и дергались в конвульсиях в его присутствии.
Одна женщина по имени Маракадамма неосознанно реагировала на милость Бхагавана очень необычным образом. Она часто приезжала к Бхагавану, но становилась очень беспокойной в его присутствии. Приехав в ашрам, она приветствовала Бхагавана один раз, затем выходила из зала и какое-то время топталась за дверями. Через некоторое время она возвращалась, снова падала перед ним ниц и опять уходила слоняться снаружи.
Со временем ее любовь к Бхагавану нарастала, и она порой ощущала непреодолимый позыв подойти к нему и обнять его. Ее беспокойство проистекало из ее попыток контролировать эти порывы. Иногда она все же поддавалась им, подбегала к Бхагавану и обнимала его.
Вначале помощники просто оттаскивали ее и усаживали на приличном расстоянии от дивана Бхагавана. Но поскольку она продолжала свои попытки, ее стали просто выгонять из холла, а в конечном итоге дошло до того, что ее начали бить, чтобы отбить у нее эту охоту. Но никакие наказания не могли «излечить» ее от этой страсти — ее непреодолимо тянуло к Бхагавану.
Однажды она сказала мне: «Бхагаван вызывал у меня какие-то неконтролируемые реакции. Мне кажется, что он постоянно зовет меня подойти и прижаться к нему. И в то же самое время он, похоже, вызывает у своих помощников сильный гнев, когда я приближаюсь к нему. Мне кажется, он безмолвно говорил своим помощникам: „Смотрите! Маракадамма приближается! Бейте ее!“»[144]