.
Бхагаван обычно игнорировал чрезмерные проявления, которые имели место в холле. Иногда, если посетители впадали в сильное возбуждение, он смотрел на них какое-то время, и они успокаивались. Я видел, как он успокоил таким образом женщину из Андхра Прадеш, которую очень волновало социальное положение женщин. Она встала и начала говорить, обращаясь к Бхагавану, так, словно произносила речь на собрании. «Во всем мире с женщинами обращаются очень плохо, — начала она. — Вы обращаетесь с ними так же?» Бхагаван даже не взглянул на нее. Она продолжала: «Разве женщина должна проводить всю свою жизнь на кухне? Разве она должна только рожать и воспитывать детей? Неужели женщинам ничего больше не остается?»
Бхагаван игнорировал ее выступление и продолжал смотреть в сторону. Тогда женщина начала критиковать Бхагавана более прицельно: «Разве освобождение только для мужчин? Даже такие люди, как вы, демонстрируют, что у мужчин есть привилегии. Неужели йога и медитация — только для вас?»
Ее эмоциональный накал и очевидное безразличие Бхагавана довели ее до слез.
В конце концов Бхагаван повернулся к ней, в его взгляде читалось недоумение, почему она так взволнована и расстроена. Женщина, привыкшая произносить напыщенные речи с трибуны, начала таять под пристальным и безмолвным взглядом Бхагавана. Через некоторое время она спросила, уже далеко не столь решительным и бесцеремонным тоном: «Бхагаван, может, вы покажете путь к освобождению, подходящий для женщин?»
Бхагаван, не отводя пристального взгляда, спросил: «Что такое освобождение?»
Этот ответ заставил женщину окончательно смолкнуть. Она тут же села, даже не ответив на простой вопрос Бхагавана. Вскоре она ушла из ашрама и никогда больше не возвращалась.
Посетители, которым отказывала администрация ашрама, иногда шли прямо к Бхагавану и жаловались. Такие жалобы он часто игнорировал. Иногда он говорил: «Какая у меня здесь власть? В том, что касается еды, я сам в их власти. Если они не пустят меня в столовую, мне тоже придется уйти».
Но в другие моменты, когда посетители просили у него поесть, он звал кого-нибудь, кто находился поблизости, и распоряжался, чтобы этого человека хорошо накормили. Некоторым посетителям даже не нужно было его просить — он спрашивал, поели ли они, и если оказывалось, что нет, направлял их в столовую.
Когда ашрам начал процветать, Бхагаван настаивал на том, чтобы не ходить есть в столовую, пока все бедняки у ворот, коровы и другие животные, ждавшие у ворот, не будут накормлены. Если в ашраме готовили специально разбавленный самбар для бедняков, Бхагаван сердился и требовал, чтобы этот же жидкий самбар подали и ему. Таким образом он обеспечивал для местных бедняков еду хорошего качества. Он даже настаивал на том, чтобы руководство ашрама кормило коров таким же иддли, который давали ему. Руководство ашрама не одобряло этого. За его спиной они делали по-своему, а затем пытались скрыть это от Бхагавана. Ему в конечном итоге так надоели эти проблемы, что он перестал вмешиваться во все это.
Тем не менее всегда можно было быть уверенным, что он выразит недовольство, если ему давали большую порцию еды, чем остальным. Даже будучи больным, он требовал, чтобы фрукты и молоко, которые давали ему из медицинских соображений, делили на всех, кто был в холле. Он также делился всеми своими лекарствами. Он руководствовался правилом «если это полезно для меня, это должно быть так же полезно и для всех». Я слышал одну удивительную историю о том, как Бхагаван пытался вылечить всех в ашраме. Кажется, однажды он попросил, чтобы все преданные приняли по дозе касторового масла в качестве слабительного. Муруганар, один из ближайших учеников Бхагавана, отказался пить касторку. Когда Бхагаван узнал об этом, он сказал: «Если он не хочет пить касторку, что поделать? Отдайте мне его дозу». И Бхагаван выпил его порцию вместе со своей. Лишняя доза никак не повлияла на Бхагавана, однако у Муруганара случилась диарея и за следующие несколько часов он раз десять сходил в туалет.
Бхагаван не терпел, когда посетители демонстрировали особое к нему отношение. Иногда он говорил, что с преданными нужно обращаться лучше, чем с ним. Если Бхагаван замечал, что в столовой с преданными обращаются хуже, он иногда выказывал свое недовольство, отказываясь от некоторых блюд.
Однажды за обедом разносчики еды заметили, что Бхагаван отказывается от пахты. Девараджа Мудальяр, часто сидевший в столовой рядом с Бхагаваном, тоже это заметил и посетовал: «Бхагаван, мы все роскошно питаемся, но вы каждый раз отказываетесь от части своей порции. Как мы можем продолжать хорошо есть, когда видим, что вы намеренно едите меньше нас?»
Бхагаван ответил: «Чего не хватает Бхагавану? Разносчики не думают о том, нужно ли Бхагавану столько еды. Они всегда кладут на его тарелку целую гору. Но его преданным они кладут совсем другие порции».
Поскольку Бхагаван отказывался только от определенных продуктов, когда замечал, что преданные не получают то же количество, что и он, или их плохо обслуживают, разносчики приходили к выводу, что в очередной раз на его глазах кого-то обделили. Однажды путем расспросов выяснили, что произошло в одном из таких случаев. Незадолго до того из Бангалора приехала молодая женщина. Во время обеда она попросила больше расама, но разносчики невнимательно отнеслись к ее просьбе и вместо расама залили ее тарелку пахтой.
Это был не первый раз, когда разносчики совершали ошибку. Они часто не особо церемонились с посетителями, которые ели в ашраме. Иногда они даже смотрели на них свысока. Богатых людей и тех, кто сидел рядом с Бхагаваном, обслуживали очень тщательно, однако незнакомых и тех, кто сидел в отдалении, часто обслуживали невнимательно.
Хотя Бхагаван часто повторял работникам ашрама, чтобы они обращались с его преданными так же, как с ним, и чтобы обслуживали их так же, как и его, они редко обращали внимание на его слова. Поэтому, чтобы научить их равному отношению ко всем, Бхагаван время от времени отказывался от некоторых блюд, чтобы привлечь их внимание к этому аспекту его учения.
Когда Бхагаван заболевал, что случалось довольно часто, преданные советовали ему различные лекарства. Вначале он отказывался от всего, но если преданные настаивали, он обычно соглашался, принимал любые лекарства и продолжал принимать, пока их давали. Даже когда незадолго до смерти на его руке появилась саркома, он часто говорил, что ему не нужны лекарства и операции и что саркома исчезнет сама, так же, как появилась. Однако, заявив свой протест, он пошел навстречу настояниям преданных и стал принимать все, что ему давали. Он также позволил врачам провести четыре операции.
Бхагаван часто пытался избежать лечения, но ему редко это удавалось, так как преданным казалось, что они плохо выполняют свою работу, если позволяют ему болеть. Однажды в 1940-гг. Бхагаван упал и получил небольшой ушиб. Многие хотели вызвать доктора, но Бхагаван сначала не позволял делать это. И тут одна женщина в холле заплакала.
«Почему ты плачешь?» — спросил он.
«Потому что вы не разрешаете нам позвать врача», — ответила она. Бхагаван вздохнул и сдался. «Хорошо, — сказал он, — зовите врача, если хотите. У меня нет свободы».
Поскольку Бхагаван много лет страдал от ревматических болей в коленях, его помощники натирали их маслом, которое приносили различные преданные. Прежде чем встать, Бхагаван сам массировал колени. Если кто-то возражал против того, чтобы он делал сам эту маленькую работу, он отвечал: «Дайте мне тоже помассировать эти колени и тем самыми приобрести пунью [духовную заслугу]. Почему вся пунья должна доставаться вам?»
Потом он вставал и, опираясь на тросточку, медленно шел к двери. Каждый шаг причинял ему боль. Присутствовавшие внутренне содрогались, видя, как ему больно, но Бхагаван отказывался принимать помощь даже от своих помощников, предлагавших ему опираться на них. Даже после того как он упал, он по-прежнему отказывался от помощи.
В последние дни жизни он страдал от саркомы и перенес несколько операций. Его тело стало таким слабым, что ему стоило огромных усилий даже приподняться на диване. Люди, сидевшие вокруг и видевшие, насколько ему больно, ощущали эту боль в своем теле.
Возможно, была причина, по которой Бхагаван не хотел своего излечения. Невыразимое блаженство реализованного существа, которое переживал Бхагаван в своем высоком состоянии, несомненно, было благотворным для мира. Но, возможно, и мучительную боль тела он терпел на благо этого мира. Если это правда, то это может служить объяснением для нежелания Бхагавана излечиться.
Если принять точку зрения, что все, совершаемое Бхагаваном, было на благо его преданных, эта интерпретация может оказаться не такой уж надуманной, как может показаться на первый взгляд. Бхагаван постоянно излучал любовь во всей ее полноте. Все его действия и утверждения, даже вспышки гнева, были проявлениями любви, которую он к нам питал. Все его действия направлялись Я. Это означает, что они проистекали из какого-то глубинного центра, к которому никто из нас не имеет доступа. Зная это, мы не должны поддаваться искушению судить его или интерпретировать его действия.
Чалам и Сури часто посещали Шри Раманашрам во второй половине 1930-х гг. Сури описывает один из самых значимых своих визитов.
Я снова приехала к Бхагавану с отцом и Шри Дикшитулу. Я входила в глубокий транс все четыре дня, что была в ашраме. Однажды днем я вошла в самадхи, но в тот момент я не знала, что это за состояние. Я узнала об этом позже, когда снова переживала нечто подобное.
Хотя я часто впадала в экстаз в присутствии Бхагавана, я все же не могла избежать трудностей, которые создавали люди в ашраме. Их традиции, способы почитания и сентиментальность постоянно раздражали меня. Кажется, я обижала их, так как мои привычки были для них необычными. Поскольку я была очень застенчивой, в новом месте я всегда ходила с отцом. Я даже сидела с ним с