радости. И тогда я поняла, что освобождение означает полное исчезновение представления о «я», и то, что остается после — один лишь Бхагаван.
Я вернулась домой и больше в тот год не видела Бхагавана. Однако отец и Шри Дикшитулу снова поехали к Аруначале в декабре. Отец написал мне оттуда, что Бхагаван прочитал мое письмо, опубликованное в журнале «Бхарати», и распорядился, чтобы его перевели на английский и тамильский языки. Всем ашрамитам оно явно понравилось. Я была очень рада. Когда я писала это письмо, я даже не мечтала о том, что когда-нибудь его прочтет Бхагаван.
Примерно в то же время одна моя подруга, оплакивавшая умершего сына, поехала к Бхагавану. Судя по всему, Бхагаван дал ей мое письмо и попросил ее прочитать его.
Он сказал ей: «Я плохо понимаю телугу. Прочитай мне его, пожалуйста», что было не совсем правдой. Когда она дошла до слов «бесконечное сострадание», Бхагаван перебил ее, сказав: «Мое сострадание. Видимо, я проявил такое сострадание к ней. Похоже, это дитя очень меня любит». Эта маленькая уловка удалась Бхагавану. После прочтения письма моя подруга перестала так сильно горевать.
Позже мне рассказали, что когда Бхагаван читал это письмо в первый раз, он прокомментировал последнюю строчку, воскликнув: «Она назвала меня похитителем! Что я похитил?»
В мае следующего года я снова поехала к Аруначале с отцом. Когда мы поприветствовали его и уселись, Бхагаван начал говорить про нас с Муни Свами, но когда мы подошли поближе, чтобы послушать их разговор, он замолчал. Все это время, пока мы были в ашраме, Бхагаван играл со мной таким вот образом. Когда я приходила, чтобы поприветствовать его, он делал вид, что не видит меня, но когда я поворачивалась, чтобы уйти, он говорил, обращаясь ко всем: «Знаете, кто это? Сури. Это она написала то письмо».
Однажды вечером я сидела на краю колодца. Диван Бхагавана поставили недалеко от меня. Когда Бхагаван вышел, чтобы сесть там, его помощник попросил меня встать, потому что я сидела выше, чем Бхагаван. Когда я начала подниматься, Бхагаван сделал знак рукой, улыбнулся и сказал: «Сиди, сиди». Я снова села и стала смотреть на него. Когда я смотрела на него, он смотрел в другую сторону, но люди сказали мне, что когда я не смотрела на него, он смотрел на меня. Он играл со мной в прятки, как шаловливый мальчишка! Я не могла поверить, что Бхагаван, царственный, как лев, недвижимый, как Аруначала, вечно пребывающий в сахаджа-самадхи, играл со мной, как шаловливый мальчишка.
Когда мы в следующий раз поехали к Бхагавану в декабре того же года, мама вышила на сатиновой наволочке павлина и через меня передала подарочек Бхагавану. Когда я принесла его Бхагавану, он взглянул на меня с улыбкой и сказал: «Что это?» Я отдала ему подарок и ушла, не сказав ни слова.
После той поездки я не видела Бхагавана десять лет. Когда я вернулась из ашрама в 1939 г.? Дом показался мне тюрьмой. Но когда я всерьез думала о том, чтобы вернуться к Аруначале, Бхагаван являлся мне во сне и говорил: «Зачем волноваться? Я всегда с тобой».
Я продолжала выполнять садхану дома. Если бы Бхагаван не наставлял меня во сне в этот долгий период, я много раз сбилась бы с пути, много раз впала бы в заблуждение.
В одном из моих снов Бхагаван появился и спросил меня: «Что ты выберешь, карьеру писателя или осознание Я?» Во сне я ответила, что выберу осознание Я. До того момента я лелеяла планы поселиться у Аруначалы и жить на деньги, которые зарабатывала бы писательством. На том этапе моей жизни писательство было для меня чем-то большим, нежели потенциальный источник дохода. Оно было для меня способом выплеснуть эмоции. Я записывала свои идеи, которые мне самой были не совсем ясны и которые я не знала как толком выразить. Эта практика часто приносила мне состояние душевного покоя.
После этого сна некоторые люди, читавшие мои опубликованные рассказы, спрашивали меня: «Что ты сейчас пишешь?» Когда я отвечала: «Бхагаван сказал мне не писать больше», они смотрели на меня, не веря своим ушам.
Каждый раз, когда у нас был отпуск, мы с отцом пытались поехать к Бхагавану, но все время возникали какие-то препятствия. Похоже, что Бхагаван не хотел, чтобы я приезжала. Я утешала себя мыслью: «Когда он захочет, чтобы я приехала, он сам все организует». И так и эдак я пыталась отдать себя в его руки, передавая ему мысленно все свои несчастья и тяготы. Я предоставила решать ему, оставить меня дома или забрать в Раманашрам.
В конце этого десятилетнего периода старшая сестра матери, опекавшая нас все это время, умерла. После ее смерти Бхагаван сделался мне еще ближе. Нам пришлось столкнуться со многими трудностями и проблемами, но эта смерть разорвала последнюю нить, связывавшую нас с этим миром. «Куда нам теперь идти, если не к Бхагавану?» — думали мы.
Мы собрали все свои вещи и поехали к Аруначале. Был январь 1950 г., к тому времени Бхагаван перенес три операции по удалению раковой опухоли. Он доживал свои последние дни. Когда мы выгрузились с тремя возами вещей, все жители Рамананагара (поселения, выросшего вокруг Шри Раманашрама) начали смеяться над нами. По их мнению, мы выбрали странный момент для того, чтобы поселиться там. Но для нас, независимо от того, был Бхагаван в теле или нет, Аруначала была единственным прибежищем.
Чалам описывает обстоятельства, подтолкнувшие семью к переезду, и последующие события
В конце 1949 г. моя свояченица, смотревшая за нами с самого нашего детства, умерла. Мы поняли, что она была последней нитью, связывавшей нас с миром, и решили оставить дом и переехать к Аруначале. В то время у нас не было друзей, не было денег, не было источника дохода. На самом деле у нас не было никого, кроме Бхагавана. Я думал о том, как мы будем жить у Аруначалы без денег, без дохода. В то время мне еще недоставало веры в то, что Бхагаван позаботится обо всех наших нуждах. Мы решили ехать, несмотря на все наши опасения, потому что выбора у нас не осталось.
Мы уехали в начале 1950 г. Когда мы увидели Бхагавана, он был очень болен, но все же смотрел на нас с такой любовью, словно ждал нашего приезда. Мы сняли две хижины неподалеку от ашрама, но через несколько недель после нашего приезда Бхагаван оставил тело. Мы приехали, чтобы умереть в его присутствии, но случилось наоборот — он умер у нас на глазах.
После его смерти практически все преданные разъехались, и Рамананагар опустел. Воры грабили брошенные дома среди белого дня. Только наш дом и ашрам остались нетронутыми. Нас не беспокоило то, что творилось в поселении, — мы оба чувствовали себя в безопасности, под надежной защитой. И в момент маханирваны (физической смерти Бхагавана), и в минуты ужасающего одиночества, которое последовало за этим, Бхагаван давал нам силу и защищал нас. Прежде чем оставить тело, Бхагаван уверил нас, что он не уйдет. Мы поверили его словам и остались рядом с его самадхи. Идти нам было больше некуда.
Год спустя мое здоровье ухудшилось еще больше и у нас совсем кончились деньги. Наши духовные и материальные ресурсы подходили к концу. Даже после того как я провел столько времени с Бхагаваном, я все еще не верил в Бога, в карму, в жизнь после смерти, но я верил, что Бхагаван — единственное существо, которое может как-то облегчить нашу нелегкую участь. Я верил, что он способен на это, но в то же самое время у меня не было ожиданий, что он будет это делать.
В первые месяцы после переезда к Аруначале Сури пребывала на высших планах — большую часть времени она сидела одна в самадхи. 15 августа 1951 г. ей явился Ишвара и сказал, что если мы будем следовать его указаниям, он будет заботиться о нас и защищать нас в будущем. Он также сказал, что его послал Бхагаван и что он и Бхагаван суть одно. Это был важный поворотный момент в нашей жизни. Мы последовали слову Ишвары, поверили, что он есть Бхагаван, явившийся в этой форме, чтобы вести нас, и доверили ему свою жизнь. И с тех пор он с большим успехом ведет нас.
Теперь Сури описывает эти важные события
Когда мы поселились там (у подножия Аруначалы в 1950 г.), моя медитация стала видоизменяться. Раньше, когда я видела физическую форму Бхагавана, в моем сердце начинала сиять любовь. Однажды это прекратилось, но моя преданность и любовь к нему не уменьшились. Вместо этого в моем сердце появилось непрерывное осознавание его истинного Я, а не его физического тела. Позже я поняла, почему так произошло. Бхагаван намеренно разрывал узы моей любви к нему чтобы я осознала его истинное Я.
В начале 1950 г. я часто думала, выдержу ли я шок от смерти Бхагавана, но когда это произошло, меня не было вблизи Аруначалы. Я была в Мадрасе. Известие о его смерти совершенно не взволновало меня, и я была удивлена своему безразличию. Позже я узнала, что моя спокойная реакция была проявлением его сострадания ко мне.
Будучи в Мадрасе, я получила от отца письмо, в котором говорилось, что сила самадхи Бхагавана больше, чем сила, которая раньше исходила от его физического тела. Когда я вернулась к Аруначале, ашрам был заброшен, но даже при этом я сразу же ощутила присутствие Бхагавана. Меня удивляло, что все преданные покинули ашрам лишь потому, что Бхагавана больше не было в его физическом теле. Когда я сидела возле самадхи Бхагавана с закрытыми глазами, перед моими глазами появлялось его улыбающееся лицо.
Но независимо от того, насколько я четко ощущала его присутствие, мои глаза всегда искали его физическую форму. Вскоре я обнаружила, что получаю огромную помощь в своей садхане, когда сижу возле самадхи Бхагавана. В последующие недели какая-то мощная сила начала управлять моей садхаыой, вести и направлять меня. Эта сила решала, где мне садиться для выполнения садханы, сколько времени сидеть и когда вставать. Моя медитация стала очень интенсивной, но в то же самое время мое тело становилось все слабее. Когда я медитировала, мое сердце билось необычайно сильно, но я была слишком поглощена медитацией, чтобы придавать этому значение.