— Я попытаюсь.
— Утром, — сказала Луиза, отодвигаясь. — Не хочу давать тебе времени на размышление, а то у тебя появятся сто отговорок. Убегать — значит убегать. Если решил, бежим. И не надо готовиться. Если затянешь — они учуют неладное, а ты не выдержишь и признаешься доктору. У тебя же на лице все написано. Они поймут, что ты виноват.
— У нас не будет еды. — Эммет похлопал по пустым карманам джинсов.
— Я уже сумку упаковала. Несколько долларов у меня есть. Я знаю короткую дорогу к автобусной остановке. Что нам еще нужно?
Вернувшись в палату, Эммет тщательно перебрал свое имущество. Он не спал всю ночь. Как только стало светать, он надел на себя все, что мог. Трое трусов, три пары носков. Под свитер натянул три рубашки. Он был так худ, что теперь, в таком количестве тряпок, казался человеком с нормальным весом. Никто не обратит на него внимания. Он вытащил из мусорной корзины полиэтиленовый пакет и обвязал им талию. Как только они выберутся из больницы, он сложит туда лишнюю одежду.
Эммет зашел в чулан и открепил от джинсов пришпиленные булавками доллары. Он аккуратно расправил их на листке бумаги и разложил, как пасьянс. Еле вышло семь ровных рядов.
— Двадцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят, — посчитал он, бегая глазами по купюрам. Эммет отвернулся не досчитав: он знал, что денег все равно не хватит, чтобы начать новую жизнь. «Это ошибка». — В голове включился сигнал тревоги. Эммету хотелось попросить Луизу отложить побег, но он знал, что с ней уже не справиться. Она твердо решила убежать.
Тяжелая одежда тянула вниз. Эммет сунул кусок мыла в карман брюк, словно кошелек, набитый деньгами. А настоящие деньги спрятал между носком и ботинком, и они слегка давили ногу, как мозоль. Ему было страшно идти налегке. С каждым переездом вещей все меньше. Уже почти ничего не осталось. Фотографию собаки, подаренную Джонатаном, Эммет спрятал под рубашкой. Снимок был скользкий и прохладный. Хорошо бы залезть в квартиру к Джонатану и украсть собаку, но с ней его не пустят в автобус, с собаками пускают только слепых. Пусть немного потерпит, скоро он украдет ее, как невесту.
Эммет дождался утренней пересменки врачей. Разбросал на столе бумаги, небрежно швырнул любимые джинсы на кровать. На стул у двери положил зубную щетку с размазанной по щетине голубой зубной пастой. Рядом небольшое полотенце. Рецепты на лекарства запихал к носкам в верхний ящик комода. Свет не выключил.
Подойдя к медпосту, Эммет увидел Луизу — она читала журнал в мягком кресле у двери. На ней было красное полупальто, такое жесткое, что эполеты на плечах торчали, как пластмассовые. Луиза пышно начесала волосы. Лицо ее превратилось в палитру художника: ядовито-желтые тени на веках, ярко-розовые щеки и оранжевые губы. Эммету бросились в глаза блестящие носки черных лакированных туфель-лодочек и колготки с блестками под шерстяными брюками. У ее ног громоздилась сумочка.
Чтобы успокоиться, Эммет сосредоточился на бледной коже дежурной медсестры и накрахмаленных складках ее халата.
— Я собираюсь в кафетерий, хочу кофе выпить, — объявил он.
— Ладно, — сказала она.
Эммет снял с крючка планшет с бумагой, записал свою фамилию и точное время: 7.03.
— Я ненадолго.
Она кивнула, проверяя списки пациентов.
— Я быстренько.
— Приятного отдыха.
— Может, я вам что-нибудь принесу оттуда? Чашку горячего чая?
— Нет, не надо.
Эммет похлопал себя по груди.
— Холодновато сегодня с утра. Пришлось надеть вторую рубашку.
— Одевайтесь потеплей, — сказала она, все еще глядя на стол.
Эммет увидел санитара с большой металлической повозкой, забитой пакетами молока и термосами с кофе. Медсестра опустилась на колени перед пожилой пациенткой и попыталась втолкнуть ей в рот красную пилюлю. В свободной руке она держала картонную кружку с кофе, точно взятку.
— Как вкусно кофе пахнет, — сказал Эммет санитару.
— Какое хорошее утро, — обратился он к медсестре.
— Симпатичный халатик, — сказал он пациентке. Таблетка красным язычком торчала у нее между губ.
Направляясь к двери, он прошел мимо Луизы и услышал, как она пробурчала: «Боже мой». Эммет на нее не посмотрел. Осторожно положил палец на круглую кнопку и нажал. Он был уверен, что сейчас кто-то подойдет к нему сзади и положит тяжелую руку на плечо. Но дверь в коридор зазвенела и открылась. В лицо Эммету ударили теплый воздух и слепящий свет. Он услышал, как Луиза вскочила с кресла и уронила журнал на пол.
— Вперед, — прошипела она, шагнув за дверь отделения. В коридоре было пусто, лишь уборщица мыла полы. Луиза зубами разорвала пластиковый именной браслет, швырнула его уборщице в ведро и крикнула: — Бежим, Эммет, бежим!
Эммет задержался, будто птица, расправляющая крылья перед полетом. Он завязал шнурки на несколько узлов, так, что кеды врезались в кожу. Потом сосчитал до трех. Он посмотрел в глубину зеленого коридора, на блестящие кафельные стены, на ступени, а над ними — горящие красные буквы: «Выход». Эммет заметил, что уборщица наблюдает за ним со шваброй в руке.
«Неужели я это сделаю?» — удивился Эммет, глядя, как Луиза поворачивает за угол. Он подумал, не вернуться ли обратно, но удаляющаяся Луиза тянула его за собой, как магнит.
«Крылья. Крылья», — подумал Эммет и ринулся вслед за ней. Он не поднимал головы. В кедах он бежал бесшумно, а Луизины каблуки так стучали, что Эммету не требовалось смотреть, он бежал на звук, на плывущий голос: «Бежим, Эммет, бежим!» — словно ей хотелось, чтобы за ними по пятам гнались врачи.
4
Они сбежали вниз, перепрыгивая через две ступеньки. У аварийного выхода Эммет замер, глядя на табличку: «Только в случае аварии». Эммет представил себе, как завоют сирены, едва он коснется двери.
— Плевать, — сказала Луиза и толкнула дверь.
Сирены не завыли. Эммет с Луизой проскользнули в суматоху главного корпуса больницы и затерялись среди врачей и медсестер, пациентов на каталках и курьеров с букетами цветов и воздушными шарами. Луиза взяла Эммета за руку, беззаботно качая их сцепленными руками, точно влюбленные на прогулке. Весело болтая, она остановилась у сувенирного магазинчика и восхищенно посмотрела на игральные карты, оловянных солдатиков и мягкие игрушки, свисающие с веток пластмассового дерева у кассы. Возле вращающейся двери Луиза улыбнулась охраннику за стойкой. У порога сильно сжала руку Эммета, почти поволокла его за собой.
— Совсем чуть-чуть осталось, — шепотом успокаивала она. — Совсем чуть-чуть.
Она потянула его в первый отсек двери — он показался Эммету стеклянным гробом. Луиза толкнула его вперед. Эммет провернулся вместе с дверью и оказался снаружи, на мощеном тротуаре.
Луиза семенила позади Эммета, стуча каблуками, весело смеялась и полной грудью вдыхала воздух.
— Мы на свободе, на свободе, на свободе, — пела она. Потом обернулась к солнцу и заморгала, как ящерица, вылезшая из тени. — О! — Она оглянулась вокруг, глубоко дыша. — О, аж голова закружилась, а у тебя?
Эммет еще ни разу в жизни не оказывался в ситуации, когда ему некуда возвращаться. У него всегда был дом. Даже за границей и в незнакомых городах он первым делом снимал номер в отеле. Всякий раз, приезжая туда, он складывал одежду в тумбочку, как дома, и расставлял фотографии на подоконнике. Чемоданы Эммет убирал с глаз подальше. Гуляя по улицам, он время от времени мысленно воссоздавал очертания своих вещей, и они охраняли его и сдерживали, как поводок. А теперь, с Луизой, он мог идти куда угодно, неприкаянный: оба свободны, как парашютисты, выпрыгнувшие с самолета.
«У нас должен быть пункт назначения», — подумал Эммет, глядя на уличные кварталы, что тянулись к автотрассе и реке. Он спиной чувствовал тень больницы, осязаемую, как шепот, зовущий обратно. Эммет представил себе одежду в чулане, открытку, пришпиленную к стене, обувь, аккуратно расставленную на полу. Их никто не искал, поблизости — ни медсестры, ни охранника. Кроме уборщицы, никто не видел, как они выходили. Побег был настолько легким, что, казалось, произошел помимо их воли. Эммет ожидал, что будет прорываться сквозь закрытые двери и решетки, часами прятаться под лестницами и столами в пустых кабинетах. Но они исчезли из отделения, как сказочные джинны в клубах цветного дыма.
Ветер гонял по улицам клубы пыли, точно шрапнель. Всюду сновали люди, то тут, то там тормозили фургончики с газетами и продуктами в картонных коробках. На тротуаре напротив больницы из машины выгружали запакованные медикаменты. Мимо проносились мальчишки на велосипедах. Мужчины, реже дети выпрашивали у прохожих мелочь. Шум города усиливался, но он был ничто в сравнении с голосом Луизы. На улице ее голос казался стократ мощнее, чем в отделении, будто его глушил больничный потолок. Сейчас же голос разносился под открытым небом свободно, точно крик в горах.
— Куда мы идем? — визжала Луиза. — А теперь куда? — Она не отпускала его руку.
«Направо или налево?» — подумал Эммет, заново ловя забытый ритм улицы под ногами. Он невольно повел ее на запад, к своей бывшей квартире, но на углу замер. Там ведь им ничего не светит.
— Нужно уйти отсюда подальше, — почти прошептал Эммет, надеясь, что и Луиза понизит голос по его примеру.
— Что? — закричала она. — Куда?
Эммет чувствовал себя проводником. Луиза топала за ним на высоченных каблуках, сумочка позвякивала драгоценными мелочами. Луиза остановилась на тротуаре и купила сосиску с горчицей, запачкав пальцы и нарумяненное лицо.
Эммет отошел, увидев газетные заголовки на стенде. Ему так хотелось кинуть монетку в автомат, снова прикоснуться к хрустящим уголкам секции городских новостей. Измазать пальцы типографской краской. Но Эммет побоялся тратить деньги. Новости подождут, пока они с Луизой где-нибудь обоснуются.
Проходя мимо обшарпанных и подозрительных зданий, мимо переполненных мусорных контейнеров и пожарного гидранта, из которого в водосточный желоб капала вода, он успокаивал себя, повторяя заветные цифры: «702-А… 357-С… 509-4». Вспоминались они легко, будто речь, и Эммет радовался. Он не забыл.