— Спи, молодой Хайверг. Мы подежурим.
Я кивнул и закрыл глаза.
Артур
Утром я проснулся раньше всех. Ромка сопел, прислонившись спиной к стене, пика лежит на коленях, но держит крепко. На столе хозяйничают мыши, пищат и дерутся за темную корку. Яким в своем углу только начал ворочаться и потягиваться, а я уже пил воду из ковша, потом зачерпнул горстями, плеснул в лицо, умываясь. Занавеска отодвинулась в сторону, вышел зевающий Яким: хоть за окном еще лишь чуть посветлело, но в деревнях рано встают. А что не сорвался в ночь, погибших осмотреть, так оно и понятно: выплывет его тайна — не жить тогда Нане с ребеночком. Так что либо попытается нас прирезать, по-тихому, либо… Староста вернулся за занавеску, повозился там, чем-то громыхнув и наконец появился, вынеся наши вещи. Я принял Гелисворт, обнажил до половины лезвие, полюбовался радужными отсветами, заигравшими на стене.
— А я так и не смог его вытянуть, — признался Яким, — хоть и пробовал вчерась…
— И не получится, — пояснил я, пристраивая клинок на место, — этот меч лишь хозяина признает.
— Уразумел. Готовы? Пошли к порубу, хочу на дочь поглядеть…
Мертвый страж лежал там же, у подернувшихся серым пеплом углей костра, ноги второго торчали из кустов. Староста нахмурился, но, не прикоснувшись к трупам, быстро шагнул к двери погреба.
— Доча, ты тама? — спросил он, благоразумно не открывая вход.
— Тут, батюшка! — раздался чистый девичий голос, так не похожий на ночное воркование.
— Ты это… кусаться не будешь? — на всякий случай уточнил Яким. Понимает, к кому пришел, значит, глупостей не наделает.
Я пинком вышиб из-под двери приставленное вчера сынулей бревно, снял засов.
— Ну, отец-героин, заходи! И да хранит тебя Мастер…
Яким молча шагнул в темень погреба, я тут же закрыл за ним дверь. Какое-то время все было тихо, а потом староста позвал:
— Все добре, спущщайтеся.
Нана сидела в углу, обрывки веревок валялись повсюду, а девушка в изодранном сарафане тихонько баюкала на руках младенца. Длинная ссадина на виске за ночь опухла, на лбу красовалась огромная шишка, но глаза ее светились тихой радостью.
— Он жив, он жив, он жив… — приговаривала она, качая малыша. Розовый комочек, завернутый в обрывки подола, деловито сосал грудь. — Лукас жив…
— Жив он, — поспешил уверить девушку Ромка, — жив. Все у вас будет хорошо.
Яким угрюмо зыркнул на Рому, но смолчал. Как день ясно, не одобряет такого зятя, но тут уж пусть сам выкручивается.
— Вот что, доча. Неча тута сидеть, дитя студить. Домой пошли. И вы, Хайверги, тоже идемте. За мной должок, отдать надоть поскорее, пока остальные не мешают…
Дома староста поставил на печь здоровенный котел с водой, усадил Нану на лавку и повел нас в сарай, предварительно вручив две объемистые переметные сумы. Я тут же перекинул свою ношу через плечо — тяжелая, зараза! Ромка последовал моему примеру.
Из-за закрытых дверей строения доносилось слабое блеяние.
— У меня лучшие гаджи в деревне, — с мрачной гордостью произнес Яким, входя в помещение.
Звери радостно заскакали, приветствуя хозяина. Н-да… Я-то думал, что гаджи — это вроде лошадей или на крайний случай — лам. Ага, держи карман шире! Оказалось, больше всего гаджи оказались похожи на немецких догов, только ростом с тех же коней и с короткими щетками грив. Один черный, второй — тигрового окраса.
Один из этих зверей запрокинул голову и издал уже знакомое нам блеяние. Я выпал в осадок. Но тут гадж зевнул, широко раскрыв пасть и продемонстрировав набор внушительных клыков. Смеяться расхотелось. И на этом нам предстоит ехать верхом?! Сохрани нас, Дрон Пыльник…
— Ну вот, — сказал Яким. — Черный — это Игги, полосатый — Сарни.
Я подошел знакомиться к черному Игги. Похлопал по шее, погладил морду. Чудище заурчало, как сытый кот.
— Надо же, ты ему понравился, бать.
— Вот и отлично. Тем более что с такими скакунами нам даже эррхарги не страшны!
— Это вряд ли, — усмехнулся староста, — трусливые дюже.
— Хищники, и вдруг трусливые? — не поверил Ромка.
— Так это домашние гаджи. С дикими лучше не встречаться. Там в сумках для них еда, — махнул рукой Яким на объемистые мешки, укрепленные позади седел, — кормите утром и вечером. Дня на три хватит. Они, конечно, могут и сами поохотиться, но поначалу лучше не отпускать, пока к вам не привыкнут.
Я заверил, что мы в точности выполним его инструкции, а староста вдруг отвел глаза в сторону.
— Теперь уходите, Хайверги, и быстро! За убитых кто-то должон нести ответ, так что сами понимаете…
По деревне без названия мы промчались ураганом и, выскочив за ворота, понеслись прочь, оставив ее за спиной.
ГЛАВА 12
Верховая езда на гаджах имеет ряд особенностей: например, они высоко подкидывают зад, из-за чего седока постоянно трясет. То еще родео! Я попробовал сесть ближе к холке и тут же пожалел об этом — когда под тобой активно работают лопатки скачущего гаджа, о комфорте можно забыть. Правда, стоило этих гадов пришпорить, как они переходили на длинные плавные скачки, и тут уж — держись покрепче и молись. А учитывая, что уздечка гаджам не полагается, держаться приходилось за короткую гриву.
После бегства из деревни я сверил направление, определил время по солнцу, выставил часы на десять утра, и мы двинулись к плато Кутний Кряж, маячившему далеко впереди на границе видимости. Впрочем, иллюзий насчет поспеть на плато к вечеру я не строил. Какими бы скоростными ни были гаджи, но до автомобиля им далеко…
Первым погоню услышал Ромка. Похоже, чувствовать опасность у парня выходит лучше, чем у меня; старею, что ли? Одно радовало — ровная степь давно сменилась пологими холмами, заросшими высокой густой травой и кустарником.
— Что делать будем? — обратился ко мне Ромка. — Драться с селянами не хочется.
— Мне тоже. Это не наши враги, но им этого не докажешь.
Из-за оставшегося позади холма донеслись удалое гиканье, шум и яростный многоголосый ор. Вот и охотнички пожаловали, здрасьте вам!
— Ну-ка, сынок, давай чуть в сторону отъедем.
Перехватив удивленный взгляд сына, подтвердил коротким кивком. Мы пришпорили и без того несущихся галопом скакунов, круто уходя влево, а метров через двадцать я с силой потянул на себя гриву Игги, останавливая.
— Приехали. Сейчас прятаться будем.
Я спешился, передал Игги сыну и потянул из ножен засветившееся радужным светом Лезвие Чести.
Рома
Все-таки папаша у меня — большой оригинал! За спиной толпа разъяренных местных, жаждущих натянуть наши шкуры на барабаны войны, а он, лишь чуть съехав в сторону, меч достал. Джедай, блин.
— Гаджей стреножь, быстро! — не оборачиваясь ко мне, приказал отец. — И морды им завяжи!
— Чем завязать?
— Чем хочешь!
Я бросился выполнять команду. Пока старательно увязывал лапы зверям, Арчи с помощью Гелисворта очертил нас кругом шагов шесть-семь в диаметре. Потом вытащил из-за пояса наваху и принялся что-то чертить в траве, внутри круга. Тут гаджи показали характер, и мне стало не до отца. Сарни умудрился перегрызть стреноживающую веревку и теперь радостно скакал вокруг меня, точь-в-точь огромный расшалившийся щенок. Глядя на него, Игги тоже потянулся к путам. Я легонько хлопнул его по носу, зверь пристыженно фыркнул и лег на брюхо, а я принялся ловить нарезающего круги второго скакуна.
— Что ты там возишься? — рыкнул отец. — Хватай эту скотину, и в круг!
— Сейчас… — пропыхтел я, обхватывая гаджа за полосатую шею. — Уже поймал!
— Тогда в круг и чтоб ни звука!
Отец сел в центре, до половины скрывшись в высокой траве, воткнул перед собой меч. Я подтащил Сарни к лежащему собрату и тоже плюхнулся на землю, укладывая зверюгу рядом. По лезвию Гелисворта пробежали синие искорки. Сначала мелкие, едва заметные, они струились от гарды вниз, к острию, то скользя по поверхности, то погружаясь внутрь, и становились крупнее, ярче. Затем в траве тут и там заполыхало — активировались начертанные знаки, очерченный круг мягко засветился фиолетовым и… Там, где только что сидел отец, лежал бурый валун, покрытый мхом, а на месте его меча торчало молоденькое деревце.
Я моргнул, и увиденное подернулось полупрозрачной дымкой: камень шевельнулся, сквозь его черты проступил силуэт Арчи. Отец повернулся ко мне, пригрозив кулаком. Я кивнул и поглядел на себя. Как ни странно, но сам я не изменился, а вот вместо гаджей образовались два симпатичных земляных бугра, оба поросшие чахлым колючим кустарником. Я ощупью нашел обе морды и притянув к себе, сжал их под мышками. Вскоре к ору преследователей добавился гулкий топот лап, в поле зрения появились и сами всадники. Десятка два раскрасневшихся вооруженных мужиков неслись на гаджах, удерживаясь в седлах так легко, что я испытал укол зависти: не знаю как Арчи, а у меня весь зад отбит от скачки… Кстати, интересный эффект: пространство за чертой круга искажалось, я видел все как сквозь стенку мыльного пузыря, по ней то и дело проскакивали радужные пятна и разводы. К тому же стенка эта постоянно колыхалась, что внешнему миру четкости не добавляло.
Хорошо еще под лапами гаджей не дорога, а травянистая степь, пыли бы подняли…
Преследователи уже почти проехали, когда гадж предпоследнего замедлил шаг, потом и вовсе остановился, вертя головой по сторонам и шумно принюхиваясь. Твою ж мать, унюхал, зверюга непарнокопытная!
Гадж загарцевал на месте, а потом с противным блеянием порысил в нашу сторону.
— Сейчас будет жарко… — сквозь зубы прошипел я.
— Молчи, — ответил валун, — что бы ни случилось — ни звука…
Остальные всадники как по команде остановились, внимательно поглядывая, как пепельно-серый гадж целеустремленно прет в нашу сторону. Всадник, молодой парняга в чуть не лопающейся на могучей груди серой рубахе, настороженно смотрел вперед, держа наготове короткую пику.