Сила Слова в Древней Ирландии. Магия друидов — страница 10 из 53

brixtu– могла получить уже на ОК уровне [Matasović 2009: 79], опираясь при этом на галльские лексико-семантические данные, действительно, поразительным образом близкие к древнеирландским.

Так, галльская лексема brixt- встречается несколько раз, причем действительно в магическом контексте, а точнее – на свинцовых табличках, которые в начале н. э. были заимствованы порабощенными галлами у их завоевателей римлян и использовались довольно широко. Языком табличек в Галлии, как и в Британии, была в основном крайне испорченная разговорная латынь, и лишь по субъектным именам собственным мы можем сделать вывод, что данный вид магии практиковался и среди местного населения. На территории центральной Галлии, где латинское письмо начало распространяться раньше, т. е. примерно уже в середине I в. до н. э., оно начало использоваться и для фиксации оригинальных текстов. В частности – тех же defixio, адресованных подземным богам. Как полагает П. И. Ламбер, в данных контекстах местное население отчасти добровольно, отчасти под давлением римлян отказывалось от культа локальных божеств и предпочитало адресовать свои просьбы и пожелания богам имперским (см. [Lambert 1994: 149]). Но в то же время, как он пишет, поскольку местом действия оставалась Галлия и проклинаемые лица также в основном были галлами, данные тексты были адресованы также одновременно и локальным божествам, и именно поэтому писались по-галльски (там же). Остается добавить к этому парадоксальное наблюдение над осмыслением квалификации божества в примитивной картине мира: локальные боги мыслились грамотными, но скорее владеющими галльским языком, а не латинским. Вопрос о том, как местные божества могли получить базовые знания о фонетическом наполнении символов латинского алфавита, видимо, как-то и не ставился. Это казалось самоочевидным.

Интересующая нас лексема встречается один раз в так называемой «табличке из Шамальера», найденной во время раскопок в небольшом городке Шамальер в центральной Франции 15 января 1971 г. Табличка имеет следующие размеры: примерно 6 на 4 см, толщина – 1 мм. Несмотря на небольшие размеры, на ней умещается текст из 12 строк, написанный только на одной стороне латинским курсивом (см. публикацию, фотографии и прориси в издании – RIG II, 2: 269–280). Общее содержание, во многом предположительно сводится к воззванию к местным божествам и также богу по имени Мапонос причинить некий вред перечисленным в табличке лицам, которые могут (или – уже смогли) свидетельствовать против заказчика текста в ходе судебного разбирательства. Для римской традиции ситуация достаточно банальная.

Третья строка, вновь предположительно, читается как:

lopiter sníeddic sos brixtia anderon

что переводится обычно как – «преследуй этих вот тех магией подземных (богов)». То есть, подобно анонимному автору знаменитой таблички «против Плотия», обращающемуся к Прозерпине, галльский «мастер» также взывает к божествам подземного мира, которые должны исполнить его просьбу при помощи некой силы, называемой им brixt.

Так называемая «табличка из Ларзака» была найдена в августе 1983 г. в ходе раскопок на галло-римском кладбище, которое, по всей видимости, принадлежало небольшой деревушке, располагавшейся в 700 м к северо-востоку от нынешней деревни Оспитале-де-Ларзак. Могила, в которой была обнаружена табличка, была обозначена номером 71. К сожалению, более подробной публикации этого погребения, как кажется, нет, и сделать подробные выводы о погребенном не представляется возможным. Табличка лежала на сосуде с остатками костей умершего (или умершей) в погребении, которое археологи датируют 90–110 гг. Помимо собственно погребального сосуда и таблички, в погребении был обнаружен довольно богатый инвентарь – около сорока сосудов; на основании одного из них было нацарапано латинским курсивом слово gemma. Возможно – имя покойной. В могиле также найдены кольца небольшого размера, вероятно, молодого человека или даже ребенка. Так что с большой долей вероятности можно считать, что погребенный в этой могиле, будь то мужчина или женщина, скорее всего, был очень молод, что делало место его последнего упокоения идеальным для захоронения таблички[31].

Собственно говоря, «табличка из Ларзака» – это не одна табличка, а две. Очевидно, эти фрагменты составляли когда-то часть одной таблички, которая была намеренно сломана. Каждый фрагмент исписан с обеих сторон. Фрагменты были обозначены исследователями как 1 и 2 (и надписи на обеих их сторонах соответственно как 1а–1b и 2а–2b). Порядок чтения фрагментов является спорным. В последующих публикациях местоположение слова в табличке обозначалось номером фрагмента, буквенным обозначением стороны и номером строки (например, 2b3).

Надписи на табличке были сделаны двумя разными почерками. Второй составитель таблички написал всего шесть строк на стороне 2b. Условно эти два человека были обозначены как M (первый) и N (второй), в основу чего было взято существенное орфографическое различие, а именно: один из них обозначал носовой звук в конце слова как m, другой – как n. Почерк у N был гораздо менее уверенным, чем у M; буквы более квадратной формы, без наклона. Запись N была сделана после М и уже после того, как табличка была разделена на фрагменты.

Текст (напомним, что выделение порядка следования исписанных пластин проведено условно), как принято считать, начинается словами:

insinde. se. bnanom bricto[m

что предположительно переводится как: «этих вот женщин заклинаний» (либо «прочь этих женщин заклинаний», см. [Lambert 1994: 163]). Другим вариантом трактовки формы является не gen. pl., но acc. sg., в таком случае строка может быть переведена как «этих вот женщин заклинание».

В целом, как принято считать, табличка направлена против конкретных лиц, которые подозреваются в магии (видимо, не только изготовлении свинцовых табличек, но магии иного типа, которая, как можно предположить, представала как более «серьезная» и действенная, подробнее – анализ текста и историко-социального фона появления таблички – см. [Lejeune 1985]).

Лексема briht– (brict-) встречается в тексте таблички четыре раза. Трижды – в приведенной выше форме и один раз – в форме brictas (1b7), предположительно со значением acc. pl. в сочетании mnas brictas, условно – «женщин заклинающих», либо, напротив – «женщин, которые (будут) заговорены» (см. подробнее в [Lambert 1994: 163]).

Сочетание bnanom brixtom (gen. pl.) ‘(имена этих) женщин заклинаний’ приближает нас к употребленному в «Лорике Патрика» сочетанию: brichtu ban ‘заклинаний[32] женщин’. Данное схождение, естественно, было отмечено исследователями много раз, однако, как мне кажется, знак тождества здесь ставить нельзя. Если в «Лорике Патрика» (как и в саге «Приключение Коннлы», см. ниже) буквально стоит сочетание «заклинание женщин» (brichtu ban, brichtaib ban), то в табличке из Ларзака – именная группа той же структуры (определяющее имя стоит в постпозиции), представлена с другим порядком лексем: bnanom brixtom – букв. «женщин заклинаний». Иными словами, если в древнеирландских примерах мы встречаем «женские заклинания», то в галльском – «женщин заклинаний» или – «заклинательниц».

Но является ли галльское brixt– собственно заклинанием, иными словами – описывает ли оно речевое действие? Анализ конкретных примеров женской активности, которые упоминаются в табличке из Ларзака как порицаемые и связанные с магией, показывает, что далеко не всегда речь может идти непосредственно о словесной магии. Упоминая женщину по имени Севера Тертоникна, автор текста на табличке называет ее lidssatim liciatim (acc., 1a 3). Согласно трактовке П.И. Ламбера, речь в данном случае может идти о спецификации колдовства – при помощи завязывания узлов из нитей (или обматывания чем-то вроде лыка, ср. лат. licium ‘нить, повязка’) и при помощи начертания знаков (ср. лат. littera). Цитируя описание колдовства над свинцовой табличкой у Овидия (cantata ligat cum fusco licia plombo – «распевая (заклинания), она обвязывает нитями темный свинец»), он приходит к выводу, что аналогичная практика была знакома и галлам [Lambert 1994: 166].

В табличке из Шамальера также действия подземных богов, строго говоря, не специфицированы, и мы не можем с уверенностью говорить о том, что они относятся именно к речевым актам. Более того, взывая к «магии подземных богов», автор таблички, как мне кажется, предполагал вовсе не какое-то конкретное действие, вербальное или невербальное, но скорее некую абстрактную силу, которая может помочь ему достичь желаемого эффекта. И в данном случае заклинание или заговор – это как раз то, что делает он сам, тогда как «магия подземных» не подвластна его детализированному анализу, она скорее предстает как загадочная субстанция, которая необходима для того, чтобы его акт получил силу. В табличке же из Ларзака та же лексема имеет несколько иное значение: сумма действий, как вербальных, так и невербальных, которые вызывают некий эффект, который можно счесть магическим.

Таким образом, как полагают исследователи, имеющие дело в первую очередь с галльскими данными, лексема скорее имеет значение «магия, колдовство», причем в достаточно широком смысле слова [Delamarre 2003: 90], и колдовство – в плане выражения (вспомним: определенный текст, определенный деятель, определенные действия, определенные обстоятельства), и магия в плане содержания (по нашему определению – загадочный «пятый элемент»).


Что же в древнеирландском?

Зафиксированные в монастырской среде тексты, как можно уже заранее предположить, выявляли отрицательное отношение к колдовству их компилятора, поэтому, как правило, лексема bricht имеет в них отрицательные коннотации (что видно уже в процитированном фрагменте из «Лорики Патрика»). Отсутствие доступного корпуса древнеирландского языка, как я понимаю, делает мое исследование отчасти фрагментарным и не полностью доказательным, однако набор примеров все же кажется достаточно репрезентативным.