Bragi, предстает очень привлекательной. Изначальной семантикой лексемы в таком случае можно предположить – «поэзия, песнь», но «песнь» языческая. Однако в таком случае остается не до конца проясненным соотношение древнеирландского bricht и галльского brixta‘заклинания’. И, что самое главное, продемонстрированный контекстуально-семантический разброс не дает оснований для более точной дефиниции лексемы уже на древнеирландском текстовом уровне. Остается лишь повторить слова Жаклин Борч, предположившей, что истинного значения многочисленных древнеирландских слов, связанных с магией, мы никогда не узнаем, а тем более не сможем реконструировать стоящих за ними магических практик. И в общем, ничего уникального здесь нет. Примерно о том же, но с гораздо бóльшим оптимизмом писала много лет назад Н. А. Ганина, пытаясь реконструировать готскую языческую лексику по данным переводов Писания: «Коренным образом меняются семантика и сфера употребления слов, приобретших в новой обстановке негативную окраску. Тем не менее многое из старого сакрального и мировоззренческого словника входит в корпус новой терминологии, подвергаясь переосмыслению, приобретая новые коннотации, но не теряя своей исконной концептуальной нагруженности» [Ганина 2001: 5].
И все-таки нельзя не поразиться тому, что, несмотря на огромную дистанцию, которая отделяет галльский язык от древнеирландского языка в том, что может быть названо «культурно-языковым пространством», оба сохранили одну и ту же лексему – bricht, причем именно в указанном выше обобщенном значении: магия как процесс, как результат, как умение, как субстанция.
Глава 3О появлении «магии» в Ирландии и о первых ее носителях
Задаваться вопросом, как и когда могла появиться на территории Ирландии магия, наверное, не имеет смысла, если понимать в данном случае ее генетический анализ буквально. Как можем мы предположить, опираясь на многочисленные и разнообразные этнологические параллели, магия как представление о неких иррациональных возможностях воздействия на природу и человека, а также на судьбу и будущее в целом, наверное, была в Ирландии всегда, точнее – появилась вместе с первыми переселенцами, то есть датируется еще палеолитом, примерно 8000 г. до н. э. (см. о волнах заселения острова с археологической точки зрения [Mallory 2013]). Подтверждают эту идею, впрочем, – довольно банальную, и более поздние неолитические захоронения, и постройки храмового типа вроде знаменитого Нью-Грейндж. Но о духовной жизни людей того давнего времени мы не знаем почти ничего, точнее – знаем достаточно много, чтобы реконструировать некие представления о существовавших ритуалах, безусловно, тесно связанных с астрономическими знаниями, то есть, возможно, с поклонением солнцу. Но был ли архаический солярный культ докельтского населения острова собственно магией? Скорее – это была одна из форм примитивных, но уже религиозных представлений. И все же, как ни странно, мысль о том, что субстратные духовные комплексы мышления и представлений о закономерностях движения времени и человека в нем могли позднее как-то проявиться уже в кельтском обществе, существует. Так, как пишет Г. В. Бондаренко, «не исключено, что ирландский институт друидов действительно серьезно отличался от своих британских или галльских собратьев прежде всего за счет влияния местного некельтского субстрата» [Бондаренко 2015: 270]. Мы невольно забегаем вперед, уже называя открыто основных носителей магического искусства ирландцев, но, наверное, это и логично.
Действительно, представления о магии, судя по ирландским памятникам разной жанровой отнесенности, в первую очередь связывались с друидами. Но на самом деле – это лишь реконструкция. В то же время слишком углубляться в вычитывание чего-то, что стоит за текстами, мы не можем, так как эти построения стоят на очень шатком фундаменте. Другая крайность – понимать дошедшие до нас нарративы буквально. Постараемся избежать и ее, однако без собственно средневековых свидетельств мы обойтись здесь не сможем.
Как известно из среднеирландского памятника «Книга захватов Ирландии» (Lebor Gabála Érenn, букв. «Книга взятия Ирландии»), датирующегося XII в[40]. и повествующего о последовательном заселении острова различными племенами, магию и искусство заклинаний привезли в Ирландию Племена Богини Дану. Племена Богини представлены в тексте как потомки Бетаха, сына Иарбонеля Фада сына Немеда, о которых в конце пятого раздела «Книги захватов» было сказано, что они отправились на северные острова учиться друидизму и магии[41]. Тайное знание они получили в городах Фалиас, Гориас, Финдиас и Муриас. Кроме тайного знания они получили там магические объекты, которые привезли в Ирландию: камень Лиа Фал, который кричал всякий раз, когда на него наступал ногой будущий король; копье Луга, которое приносило победу в битве; меч Нуаду, который поражал каждого, против кого был направлен; котел Дагды, от которого никто не отходил голодным. Прибыли они в Ирландию по воздуху на темных облаках, однако остров уже был занят племенами Фир Болг:
Cath no rīge conatchetar for Feraib Bolg. Fechta cath eturru,i. cēt chath Maige Tuired [Macalister 1941: 108] – Битву или королевство (уступить) предложили они племенам Фир Болг. Была битва между ними, т. е. первая битва при Маг Туиред.
Но если магия была завезена Племенами Богини, которые первыми и начали применять ее, в частности – в сражениях, то, как следует из логики наррации среднеирландского компилятора, до их «появления на сцене» магии на острове… просто еще не было? И, как ни странно, это действительно так. Современный психолог или антрополог видит веру в магию как часть человеческого сознания, принимающего разные формы, но неизменно склоняющегося к убеждению в существовании чего-то иррационального и сверхъестественного. Это темная, сумеречная зона сознания, а точнее – коллективного бессознательного, не прекращающего свою работу ни в условиях языческих культов, ни в жестких рамках христианской или мусульманской морали. Однако составитель ирландской псевдоистории рассматривал магию скорее как некое изобретение, а точнее – приобретение, которое было добавлено к уже известным живущим на острове людям, подобно огню, умению ткать и прясть, гончарному делу, но в первую очередь – боевым искусствам. Эта идея на первый взгляд кажется странной. Но чтение соответствующих среднеирландских свидетельств показывает, что компилятор действительно прилежно описывал историю страны, и подобно тому, как современный писатель, который пишет повесть, действие которой происходит в XIX в., не станет писать ни об автомобилях, ни о телефонах, ни о компьютерах, не упоминал фактов применения магии до того времени, как на острове не воцарились Племена Богини Дану.
Более того, сага, повествующая о сражении Племен Богини и племен Фир Болг, которую ее издатель Дж. Фрэзер датирует началом среднеирландского периода, т. е. примерно концом IX в. (см. [Fraser 1916:3]), и представляющая собой более раннее и гораздо более пространное, чем «Книга Захватов», описание битвы Племен Богини Дану за господство на острове, о применении магии почти не упоминает! При этом, однако, в начале повести сообщается, что Племена Богини знали:
diamra draideachta, fis ┐ foglam ┐ faisdine, erridecht ar armaib ┐ imluad ar airdclesaib [Fraser 1916:8] – тайную мудрость, знание и учение и прорицание и владение оружием и искусство высших хитростей (перевод, естественно, условен).
Дж. Фрэзер в своем английском параллельном переводе саги сочетанию diamra draideachta дает эквивалент – the mysteries of wizardry [Fraser 1916: 9], остерегаясь употреблять термин «друидизм». И, скорее всего, он, как и многие другие переводчики среднеирландских текстов, прав. Латинский текст Лукана (см. ниже), упоминающий друидов, среднеирландским компилятором понят не был и галльские друиды с аналогичными и носящими то же имя дохристианскими жрецами Ирландии отождествлены не были. Действительно, епископ Кормак мак Кулленан (ум. ок. 908 г.) и составивший свой знаменитый «Глоссарий» слово «друид» в форме drái вставляет в список темных слов, требующих разъяснения и толкования, причем толкование им дается следующее:
Drái.i. dorua ái.i. airchetal, ar is tria dán dogní sium a brechta [Meyer 1913: 40] – Друид (маг?), то есть достиг бы поэзии, то есть распевания, ибо через стихи (искусство) осуществляет он свои заклинания.
Свидетельство очень важное. Оно уже было приведено мною выше в связи с уточнением семантики слова bricht/brecht, которое решено было переводить просто как «магия» в самом широком смысле слова. Но эту краткую фразу можно прочесть еще раз и увидеть, что, по мнению Кормака, магия является прерогативой друидов, с одной стороны, а также что ее эффективность зависит во многом от характера исполнения: распева.
Искусством магического заклинания как «распева» обладали, естественно, представители Племен Богини Дану. Так, например, в саге «Битва при Маг Туиред» (вторая), в которой рассказывается о сражениях Племен Богини с фоморами, населявшими остров еще до «начала времен», описывается как один из вождей Племен Богини, Луг перед началом битвы обошел войско и исполнил заклинание, буквально:
Conid and rocan Lug an cétal-so síos, for lethcois & letsúil timchell fer n-Erenn [Gray 1982: 58] – Так что пропел Луг это заклинание на одной ноге и одним глазом (обходя) вокруг мужей Ирландии.
Однако Кормак отсылает своего читателя в данном случае не к языческим богам, а к их предположительным жрецам – друидам, что показывает, видимо, что для поздних периодов друидизм и магическое искусство, которым обладали мифические Племена Богини Дану, отчасти сливались.