Так, Юлий Цезарь в «Записках о галльской войне» (VI, 13) пишет:
Во всей Галлии существует вообще только два класса людей, которые пользуются известным уважением и почетом /…/ – это друиды и всадники. Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступают много молодежи для обучения наукам, и вообще они пользуются у галлов большим почетом. А именно: они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах – решают те же друиды; они же назначают награды и наказания; и если кто – будет ли это частный человек или же целый народ – не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Это у них самое тяжелое наказание. Кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды, точно от заразного; как бы он того ни домогался, для него не производится суд; нет у него права и на какую бы то ни было должность (пер. с лат. М. М. Покровского).
Однако мнение Цезаря не согласуется с данными Диодора Сицилийского, Аммиана Марцеллина и Страбона, которые упоминают и других служителей культа в Галлии. Так, Страбон, например, пишет:
У всех галльских племен вообще говоря, существует 3 группы людей, которых особенно почитают: барды, предсказатели (vates) и друиды. Барды – певцы и поэты; предсказатели ведают священными обрядами и изучают природу; друиды же вдобавок к изучению природы занимаются также и этикой. Друидов считают справедливейшими из людей и вследствие этого им вверяют рассмотрение как частных, так и общественных споров. Поэтому в прежние времена они улаживали военные столкновения и заставляли противников останавливаться, когда те уже собирались сразиться друг с другом; дела об убийствах преимущественно отдавались на их решение. Большое количество этих дел сопровождается, как они считают, и обилием благ в стране. Не только друиды, но и другие, утверждают, что души и вселенная неразрушимы; но все же в конечном итоге огонь и вода одерживают верх над ними (Страбон География. Книга IV, Гл. 4, пер. с греч. Г. А. Стратановского).
Само слово «друид» в галльских текстах не встречается и известно только по античным источникам, а также по данным островных кельтских языков (др. ирл. druí, pl. druid, ср. валл. derwydd). Предположительная этимология связывает лексему с и.е. основой *u̯eid– ‘знать’ (ведать), в качестве первого элемента традиционно принято называть и.е. основу, обозначающую дерево: *doru-/*deru̯o-, имевшую в кельтском специфизирующее значение – «дуб» (ср. др. ирл. dair, daur, валл. dar, derw, галльск. Dervos – название леса). Святилище галатов, носившее название drunemeton, возможно, также связано с культом дуба. Связь слова друид с греческим названием дуба drys была предложена еще Старшим Плинием в его «Естественной истории» (XVI): «Они выбирают дубовые леса и во всех своих обрядах обязательно используют ветвь дуба; так что вполне возможно, что сами друиды взяли свое имя от греческого названия этого дерева».
Такая интерпретация и сейчас поддерживается многими современными кельтологами и индоевропеистами (см., например [Bader 1989: 68–82; Delamarre 2017: 58–60]). Однако валлийская лексема derwydd ‘друид’ никак не соотносится с обозначением дуба и предположительно может иметь другое происхождение: из *to-are-wid– ‘вперед знающий’ и ее связь с ирландской является проблематичной (см. [LEIA-D: 203]), как и более точная этимология самого галльского слова друид, которое может восходить и к и.е. *dru– (усилительная частица). Друиды в таком случае это те, кто «много знает» или те, кто «знает вперед» (священная роща галатов, в таком случае – «великое святилище»). Ж. Вандриес в своем «Этимологическом словаре древнеирландского языка» даже высказывает предположение, что валлийская и бретонская (dorguid) лексемы, обозначающие друида как бы ретроспективно – позднего происхождения, и возникли как реинтерпретация галло-римского druid’a.
А что же в Ирландии? Сама лексема впервые фиксируется в письменной традиции в странной билингве, найденной в графстве Килдар: на характерном огамическом камне[46]. Огамический текст, что встречается в билингвах довольно часто, не соответствует латинскому. Так, огамом написано имя умершего: OVANOS AVI IVACATTOS[47], тогда как латинский текст выглядит следующим образом: IVVER(?)E DRVVIDES. Надпись датируется V в.н. э., т. е. относится к наиболее архаичным. В свое время К. Марстрандер [Marstrander 1945] предположил, что первое слово латинской надписи представляет собой глагол и является искаженным латинским juvere ‘помогали, содействовали’[48]. Как пишет об этой надписи в довольно популярной (и не лишенной фактических ошибок) книге «Друиды» Т. Д. Кендрик, «более нигде в Ирландии не было найдено ни одного камня, в надписи на котором различалось бы слово “друид”, а его появление в единственной латинской надписи говорит о том, что ее создал образованный человек, выразивший свое уважение к почившему с помощью ученого слова[49]. /…/ В сущности, на основании этого факта мы вправе сделать вывод, что ко времени создания этого памятника, во второй половине I тыс. н. э., представления о друидах черпались образованными людьми из книг и никак не соотносились с реальной фигурой кельтского друида, которого они именовали просто волшебником, magos. Таким образом, вполне может быть, что это слово на камне из Киллин Кормак представляет собой неудачный латинский комплимент человеку, который определенно не имел никакого отношения к тем людям, которых называли друидами сами кельты» [Кендрик 2007: 141]. Но – какие кельты: галлы, бритты или ирландцы? Трактовка К. Марстрандера («помогали установить друиды») кажется несколько более логичной, однако у А. А. Королева она вызывает следующие сомнения: «остается неясным, с какой целью друиды, всегда крайне враждебно относившиеся ко всему римскому, решили высечь на камне надпись латинскими буквами и на латинском языке» [Королев 1984: 61]. Латинский характер надписи (а не запись ирландских слов латинским алфавитом) предполагает и Д. МакМанус [McManus 1997: 61].
Латинский поэт Лукан (I в.н. э.) в своем труде «Фарсалия, или Поэма о гражданской войне», пишет, что если обязанностью поэтов-бардов было создание особых хвалебных гимнов, то друиды совершали мрачные жертвоприношения, а также предрекали будущее, а еще – верили в переселение душ (см. строки 447–462):
Также, барды, и вы, векам сохранившие в гимнах
Сильные души мужей, загубленных жадной войною,
Распространили теперь, беспечные, множество песен.
Вы же, друиды, опять с окончаньем войны возвратились
К богослужениям злым и к варварским вашим обрядам.
Вам лишь дано познавать богов небесную волю
Или не ведать ее; вы живете в дремучих дубравах,
Где не сияют лучи: по учению вашему тени
Не улетают от нас в приют молчаливый Эреба,
К Диту в подземный чертог: но тот же дух управляет
Телом и в мире ином; и если гласите вы правду,
Смерть посредине лежит продолжительной жизни. Народы
Северных стран, в ошибке такой, должно быть, блаженны,
Ибо несноснейший страх – страх смерти их не тревожит.
Вот и стремится солдат навстречу мечу и охотно
Гибель приемлет в бою, не щадя возвращаемой жизни.
В среднеирландский период поэма Лукана, как и ряд других античных сюжетов, была переложена на ирландский язык. Но своих бардов и своих друидов новые компиляторы саги «Гражданская война» явно не признали:
Tancadar ann popul dianadh ainm Bardi, popul íat sén lángnáthaighitis filidhecht & duana molta do dénam. Is assin iderar baird& bairdne isin Scotic, & a m-bi do míledaib Césair ic forbhais docum in catha. Tancadar ann popul na druidecda, popal iat sén da fognaitis fesa & faistine & no gnáthaigtis taiscélad for réthaibh rend & rétlann, & is ed atbertis trena fesaibh demhnacdaibh anmanna in lochta ba marbh isin mesraighthisea do breith tresin tendtigi fodes & a tabairt i corpaibh ele isin mesraighthi descertach. Druide anmanna na popul sin, &Druis ainm a cathrach. Is assén atberar druí&dráidhecht isin Scotic. [Stokes 1909: 58] – Пришли туда народы Бардов, народ который обычно стихи и хвалебные поэмы слагает. И потому говорят «барды» и «бардическое искусство» у Скоттов, все воины Цезаря были восхвалены ими. Пришли туда народы друидов, народ, который обычно владеет тайным знанием и предрекает будущее и узнает грядущее по бегу звезд и светил и это говорится, что по их дьявольскому учению, что души тех, кто умер в тех районах (на севере), уходят в районы на юг и помещаются в другие тела, в тепле. Друидами называются эти народы, Друид – имя их города. Отсюда слова друид и друидизм у Скоттов[50].
В общем – от своего исторического и конфессионального прошлого среднеирландский компилятор отказывается полностью и пересказанную Луканом кельтскую доктрину переселения душ понимает как-то странно, а принимать явно не хочет. И это скорее можно понять, учитывая и время, и клерикальную среду, в которой складывалась эта компиляция и другие, подобные ей. Для меня тут интереснее другое: поздний компилятор невольно (а может быть, и сознательно) выпускает из латинского текста идею, что сложенные бардами «хвалебные гимны», равно как и друидическая доктрина о переселении душ, оказываются особым механизмом защиты от «страха смерти». Но зато, что также следует отметить, пишет о том, что друиды (пусть даже как этнос) узнают грядущее «по бегу светил», иллюстрации чему можно найти и в ирландских нарративах. Кроме того, нарратор, который, конечно, ошибочно называет друидов народом, на самом деле оказывается близким к традиции составителей «Книги захватов Ирландии», которые владение друидической мудростью и магией также приписывали не особым, прошедшим обучение личностям (как у Цезаря), а народу в целом, а именно – Племенам Богини Дану, которые, повторяем, это искусство в Ирландию принесли извне.