Сила Слова в Древней Ирландии. Магия друидов — страница 17 из 53

Таким образом, напрашивается неожиданный вывод: слово druí в древнеирландском могло быть латинским заимствованием, естественно, через Британию. Но в каком значении? Иными словами: обозначало ли оно вначале местных жрецов и лишь позднее получило значением «маг, волшебник, заклинатель», или оно обладало таким расплывчатым значением уже изначально и наши традиционные переводы следует исправить? И были ли в Ирландии друиды как социальная функция или точнее – социальная группа, каким бы словом ранее они ни назывались? Скорее всего – были.

Интересно, что по свидетельству того же Цезаря друидическое искусство было открыто в Британии (in Britannia reperta), и из Британии же, например, прибывает пророчица Федельм в первой, более ранней редакции саги-эпопеи «Похищение быка из Куальнге»[51]. Причем, по ее собственным словам, она обучалась там искусству поэзии, видимо, понимая при этом «поэзию» (filidecht) скорее в значении «словесное искусство в целом, включающее в себя также искусство магии и прорицания»:

Cia do chomainm-siu? – ol Medb frisin n-ingin.

Fedelm banfhili do Chonnachtaib mo ainm-sea – or ind ingen.

Can dothéig? – or Medb.

A hAlbain iar foglaim filidechta – or in ingen [O’Rahilly 1976: 2].

Как твое имя? – сказала Медб.

Федельм, поэтесса коннахтов – вот мое имя, – сказала девушка.

Откуда ты пришла? – сказала Медб.

Из Британии, после обучения поэтическому искусству.

О наличии именно в Британии неких жреческих школ и институтов пишет также Тацит. Так, например, описывая остров Мона (совр. Англси, Западный Уэльс), он рисует яркую картину жриц и жрецов, называемых им тем же словом – друидами:

На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины; похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов, и они, словно окаменев, подставляли неподвижные тела под сыплющиеся удары. <…> После этого у побежденных размещают гарнизон и вырубают их священные рощи, предназначенные для отправления свирепых суеверных обрядов: ведь у них считалось благочестивым орошать кровью пленных жертвенники богов и испрашивать их указаний, обращаясь к человеческим внутренностям. (пер. А. С. Бобовича, книга XIV.30 [Тацит 2001: 343]).

В первые века до н. э. и позднее контакты между Ирландией и Британией были постоянными, не всегда мирными, но достаточно регулярными. Поэтому теоретически можно предположить, что друидическое искусство, пусть в несколько измененном виде, действительно могло быть привнесено из Британии. Так оно уже в метафорической форме и описывается в «Книге захватов» – как магия, появившаяся на острове извне. Сказанное не означает, естественно, что до этого в Ирландии не было жреческих институтов, созданных как самими ирландцами, так и их загадочными докельтскими предшественниками, от которых они могли унаследовать какие-то особенности культовых практик. Но культ – не всегда магия. Не знаем мы и того, откуда магия или друидизм проникли в саму Британию. Рассуждать об этом – пустые домыслы. В нарративной традиции самой Ирландии друиды появляются постоянно, уже как некий реальный фон. Более того, известны они и в юридической традиции (которую также, может быть, не стоит понимать слишком уж буквально).

Ссылаясь в основном на источники латинские, употребляющие слово druides, Ф. Келли в своем «Путеводителе по древнеирландскому праву» делает вывод, что в дохристианской Ирландии друиды были не менее почитаемым сословием, чем в Галлии и Британии. Так, в латинском тексте, датируемом VI в. и посвященном пенитенциальным практикам, упоминается, что присутствие друида было необходимо для принесения клятвы [Kelly 1995: 60]; в трактате «Суждения о почитаемых (сословиях)» (Bretha Nemed toísech) говорится, что помощь друида помогает слабейшей стороне выиграть в тяжбе [ibid: 61]. Но каким способом? При помощи авторитета жреца или при помощи магии?

Магия друидов в христианской традиции представала как враждебная, но при этом еще как реальная; не случайно анонимный автор VIII в. в знаменитой лорике «Крик оленя», приписываемой самому святому Патрику, просит, чтобы Бог оградил его «от колдовства женщин, кузнецов и друидов»[52]. Однако со временем, как пишет Келли, статус друида в обществе неуклонно понижался и, например, в древнеирландском трактате «О кровавом лежании» (описание системы возмещения за нанесенный физический ущерб, согласно статусу потерпевшего) говорится, что друиду, как и насмешникам и разбойникам (druidibergadcainte)[53], возмещение полагается, но оно не должно превышать платы, полагающейся простому свободному крестьянину (bó aire). Интересно при этом, что среднеирландский глоссатор к слову друид добавляет: doni in fe fia – «тот, кто делает магический туман». То есть, как мы видим, причем видим вновь и вновь, для периода среднеирландского «друидизм» как реалия, пусть даже псевдореалия, уже уходит в прошлое, и друид предстает уже не как языческий жрец, а как некий маг, наводящий порчу на погоду (с этим мы, кстати, тоже встретимся еще не раз).

Однако, как ни упал статус друида (как языческого жреца) с принятием христианства, полностью отказаться от его магических способностей общество еще не было готово, а точнее – не хотело, поскольку вера в иррациональное была, есть и будет всегда. Друиды в нарративах превратились в колдунов, но не исчезли. Так, например в «Ульстерских анналах» на год 561 упоминается известная битва при Кул Древне:

Bellum Cuile Dreimne for Diarmait mc. Cerbaill uibi.iii. milia ceciderunt. Forggus & Domnall, da mc. Mc Ercae,i. da mc. Muirchertaigh mc. Muireadaigh mc. Eoghain mc. Neill, & Ainmire mc. Setni & Nainnid m. Duach uictores erant, & Aedh m. Echach Tirmcharna ri Conacht. Per orationes Coluim Cille uicerunt. [AU: 80] – Битва при Кул Древне против Диармайда мак Кервалла, где три тысячи погибло. Фергус и Домнал, два сына Мак Эрк и два сына Муйрхертаха сына Муридеха сына Эогана сына Ниалла и Айнмире сын Сетны и Найннид сын Дуаха были победителями и Аэд сын Эохайда Тирмхарта, король Коннахта. Благодаря молитве Колума Килле победили[54].

Поздняя глосса к этой записи добавляет к этому, что Диармайд призвал на помощь своих друидов, которые создали особую «друидическую изгородь» (erbe ndruad), и всякий, кто переступал через нее, неизменно погибал. Г. В. Бондаренко отмечает этот эпизод как «исторически достоверные данные анналов» [Бондаренко 2015: 289], однако это, безусловно, не так. Для нас в данном случае важно, что это поздняя глосса, демонстрирующая характерный для среднеирландского периода «откат» к языческим верованиям и ритуалам, о чем, например, пишет К. Симмс: «королевская власть обрела сакральный характер благодаря языческому наследию» [Simms 2000: 11]. Я не уверена, что наступившее после нашествия викингов ослабление христианских институтов в Ирландии, а с ними и ослабление самой веры привело именно к возврату к собственно гойдельскому языческому прошлому. И вряд ли в данном случае можно говорить о возврате к ранним языческим культам, а тем более к реконструкции призрачной друидической доктрины (какой бы она ни была и как бы ни именовалась) или развернутой жреческой системы. Скорее другое: это был всплеск народных суеверий, выброс магии, портуберанец обрядов, которые, подобно лаве, зрели и шевелились всегда где-то в глубинах сознания. Прорыв корки христианского благочестия, действительно – отчасти вызванный набегами викингов, позволил этому гниющему сплаву не только выплеснуться на поверхность, но и обрести основы в текстах уже письменных, в исторической традиции, населившей собственное прошлое магами и прорицателями, насылающими туманы. Так, из «малого народца», фейри или сидов фольклорных преданий как бы ретроспективно возродились маги и колдуны, некогда якобы всемогущие и некогда якобы владеющие всем островом.

В данном случае необычайный интерес как раз представляют среднеирландские глоссы к более ранним текстам, ярко демонстрирующие культурный «интервал» между временем и системой ценностей и ориентиров составителя текста и его более позднего переписчика. Уже упомянутый выше трактат «О кровавом лежании» представляет в данном случае поразительно интересный пример (см. подробнее [Михайлова 2004: 149–165]). Группа женщин, которым вместо «выхаживания» полагается лишь выкуп, оказывается в трактате очень пестрой и необычной для современного сознания. Так, в & 32 трактата говорится, что существует двенадцать типов женщин, на которых не распространяется «закон выхаживания» (cain otrusa):

ben sues sruta cocta for cula, rechtaid geill, maineach ferta, be rinnuis, bansaer, airmitnech tuaite, banliaig tuaite, birach briatar, be foimrimme, confael conrecta, mer, dasachtag (см. [Binchy 1938: 64].

Перевод терминов достаточно сложен и не всегда однозначен, но что для нас интересно – не всегда понятными были они и для среднеирландского переписчика, о чем и свидетельствуют оставленные им обильные глоссы.

Расположенные в конце списка mer и dasachtag относительно понятны: это «идиотка» и «сумасшедшая», и присутствие их в доме не сможет не вызвать проблем. Достаточно прозрачными представляются и термины banliaig tuaite и bansaer. Первое означает «местная женщина-врач», второе, видимо, имеет в основе достаточно широкое семантически понятие saer с общим значением ‘свободный ремесленник, мастер’, в более узком смысле, как правило, по отношению к мужчине – ‘плотник’. Общий смысл, как представляется, «мастерица, женщина, владеющая некоей специфической профессией», и в данном случае речь уже идет не о проблемности присутствия, но скорее – о проблемности отсутствия данной женщины там, где ей полагается быть (как физически, так сказать, так и социально).