Продолжая тему внедрения силы слова в практики, распространившиеся на острове в связи с появлением там Племен Богини, я хотела бы остановиться еще на одном эпизоде, также из саги «Вторая битва при Маг Туиред», хотя собственно к битве он не относится. Я имею в виду описание того, как впервые в Ирландии была сложена и исполнена песнь-поношение.
Здесь также речь идет о межэтническом конфликте, поскольку противниками выступают филид Племен Богини по имени Корпре и король острова Брес, который происходил из фоморов. Однако этот момент здесь, конечно, гораздо менее важен, чем конфликт социальный: речь идет о незаслуженно обиженном поэте, который в отместку сложил свою песнь-насмешку[70]. В данном эпизоде мы еще не видим сложной системы обмена дарами между правителем и поэтом, системы, которая допускает исполнение антихвалы в случае, если король был недостаточно щедр. И вновь создается удивительное впечатление стройности и строгости воссоздаваемой истории распространения в Ирландии словесной магии. Мы узнаем лишь то, что, пользуясь юридической традицией, был создан прецедент: поэта плохо приняли, и «недоволен он был» – в оригинале: nir bo pudech – «он не был благодарен», затем он сложил некий текст, в котором предрек королю всевозможные несчастья (в основном – материальные лишения), и его проклятие, которое на уровне вербальном было оформлено как предречение, вскоре сбылось.
Приведем фрагмент в переводе С. Шкунаева:
Как-то раз пришел ко двору Бреса филид Племен Богини по имени Корпре, сын Этайн. Затворился он в сумрачной, тесной и темной каморке, где не было ни огня, ни сидений, ни ложа. Три маленькие черствые лепешки подали ему. Поднявшись наутро, недоволен он был. И, проходя по двору, молвил Корпре:
Без пищи, что явится быстро на блюде,
Без молока коровы, в утробе которой теленок,
Без жилья человечьего в темени ночи,
Баз платы за песни поэтов пребудет пусть Брес.
– Нет отныне силы у Бреса.
И было это правдой, ибо ничего, кроме пагубы, не знал он с того часа. Вот первая песнь поношения, которую сложили в Ирландии [Предания и мифы 1991: 37].
Запись анализируемой саги относится уже к среднеирландскому периоду, однако текст этого поношения-хулы был известен в ирландской монастырской среде и раньше. Он приводится в рукописи «Книга бурой коровы» (ок. 1100 г.) возле текста поэмы «Чудо Колума Килле» в качестве глоссы к слову riss, которое кажется глоссаторам редким, поэтому они дают отсылку к саге «Разговоры мудрецов», где сказано: ail ríg rissi redi «приятность королю повести искусные» (в пер. Шкунаева – «услада королей, искусные сказания»). Далее в глоссах упоминаются строки законов, где также говорится о плате сказителю, но потом приводится хула против Бресса, которая известна и по другим источникам, в частности саге «Вторая битва при Маг Туиред»:
Cen cholt for crib cernini,
cen gert ferbba for a n-asa aithrinni,
cen adba fir fo durba discoirchi,
cen díl daimi resi rob sain Brisse. [Best & Bergin 1992: 20].
В обоих источниках текст практически идентичен, и эпизод из «Книги захватов» в глоссах к «Чуду Колума Килле» пересказан верно. Но этот текст, говоря строго, и должен был быть известен в Ирландии раньше, чем сложилась сага о битве при Маг Туиред. И пример этот именно интересен как прецедентный: он изначально, как бы продиктован обстоятельствами – поэт был обижен и предрек королю пагубу. Затем, опираясь на этот прецедент, как бы начинают складываться особые отношения между королем и поэтом. Повторяю, конечно, это не было так буквально и так быть не могло, однако, как видно из анализа текста саги, компилятор постоянно помнит о том, что воссоздает историческую последовательность событий.
Почему я так уверенно говорю: так быть не могло? Потому что сложный мифо-социальный комплекс, включающий в себя идею вечной славы, которую создает королю поэт, сложился еще предположительно на уровне индоевропейской общности. Однако тут можно отметить два момента. Во-первых, некое абстрактное индоевропейское общество могло развить в себе эти социальные институты и параллельно, хотя неожиданные дальние параллели обычно оцениваются именно как консервация архаических черт в маргинальных зонах. Во-вторых, в указанном примере речь идет все-таки не собственно о создании комплекса вечной славы, но как бы уже о следующем шаге: о наказании короля, который не проявил к поэту достаточного почтения. Это тоже особая тема, имеющая, кстати, интересные исландские параллели. Но ведь, как мы понимаем, некий шаблон когда-то должен был сложиться, а до этого – зародиться. И когда и как это произошло на самом деле (и было ли это на самом деле?!) – этого мы не узнаем, но мы видим, как анонимные компиляторы создают систему прецедентных эпизодов, постоянно как бы держа в голове их последовательность.
Следует отметить, однако, что данный эпизод в тексте саги в целом предстает как скорее изолированный, как отступление, отчасти, возможно, призванное мотивировать поражение фоморов, во главе которых оказался проклятый поэтом король. Поэтом, а не друидом! Друидическая же «магия битвы» оказывается скорее направленной на природные объекты (холмы, реки, ветер и проч.), а если ее объектом становится человек, то как правило, это не отдельная личность, а обобщенные «враги». Конфликт между королем и поэтом лежит в совершенно иной плоскости и базируется на сугубо личных проблемах. Поэт Племен Богини пришел ко двору короля фоморов и был им плохо принят. Но зачем вообще он туда пришел, вспомним – в ходе затянувшихся боевых действий?
Глава 5Магия битвы-2. Сыновья Миля Испанского: осмысление Острова
Итак – Племена Богини Дану привезли в Ирландию искусство Слова, причем среди других искусств, которыми они владели. Поэтому тут я рискнула бы продолжать настаивать на том, что, несмотря на их умение влиять на погоду, а также на физическое состояние других людей (если можно говорить здесь о людях), магией их искусство назвать мы не можем. И не только потому, что все это происходит еще до принятия христианства, и не только потому, что описано это просто как некие особые технологии. В изображении разного рода словесных магических практик еще отсутствует необходимая каузативная синкопа (о которой мы уже говорили ранее). Между действием и объектом, на который оно направлено, еще нет дистанцирования. Их умение, их искусство еще не креативно, с одной стороны, и как бы еще бездуховно, с другой. Это не искусство, а скорее ремесло, знание, которым можно было просто овладеть и затем передать его другому.
Иной тип словесного искусства описан далее: это магия чуда, которой владели предки гойделов – так называемые Сыновья Миля Испанского.
Их прибытие в Ирландию – это последняя, дефинитивная волна этнических вторжений, как принято считать – это и есть предки современных ирландцев. Конечно, говорить об этом так кратко и так однозначно – это отчасти профанация анализа очень сложного материала. Однако, как я понимаю свою задачу именно сейчас: для нас важно выстроить тщательное и уравновешенное, систематизированное описание внедрения на остров неких навыков и умений и затем предложить своего рода квалификативный анализ этих навыков, во многом, конечно, воплощающийся на лингвистическом уровне в создание терминологии, описывающей данные магические практики. В своем анализе я стараюсь двигаться как бы хронологически: от племени Фир Болг – к Племенам Богини Дану, а затем – к переселению из Испании «сыновей Миля» (а потом – о последовавших за этим событиях). Но, конечно, я понимаю, что данный подход совершенно не научен и, может быть, даже порочен, поскольку открывает дверь для дилетантских реконструкций любителей «кельтских мифов». Наверное, было бы эффективнее и честнее построить анализ деривации в последовательности относительно хронологии самой традиции. И тогда, возможно, появились бы основания для более четких дефиниций и собственно терминологической составляющей. Так, например, можно было бы сказать, что для VIII в. понятия bricht и sén имеют один смысл, а для XI в. – уже какой-то другой (собственно говоря, так и развивается любой язык). Но при этом следует учитывать и социальный, и жанровый контекст употреблений. И не забывать о том, что многие рукописи, относящиеся даже к ранне-новоирландскому периоду, содержат архаические тексты. И пытаться представить себе круг чтения компилятора, создающего новые свидетельства на базе уже имеющихся[71]. И помнить об устном предании, которое менялось с течением веков и часто выступало в роли источника для письменных фиксаций. Ну и конечно – об античных и библейских текстах… Так что все же метод искусственной реконструкции «истории словесной магии» в Ирландии неожиданным образом оказывается оправданным: так, по разным, часто противоречивым источникам можно воссоздать биографию некой малоизвестной исторической личности.
Как можно было ожидать заранее, прибытие сыновей Миля было принято Племенами Богини враждебно, и это, казалось бы, дало им возможность проявить свои умения, в частности – задерживать мочу в телах воинов, насылать на них жажду, вызывать потоки огня, ветер со снегом и все прочее. Но ничего такого в «Книге захватов» почти не происходит, как почти не происходит и собственно битв и сражений. Воцарение на острове сыновей Миля оказывается успешным в основном как раз благодаря словесному искусству истинного лидера племени – поэта Аморгена. Но понять это можно далеко не сразу, поскольку компиляторы добавили в свой рассказ так много имен героев и вождей, слуг, их жен и братьев, а также деталей передвижения кораблей и военных отрядов, что практическое отсутствие сражений как таковых предстает как бы и незаметным. Но, вспомним из «Опьянения уладов»:
Когда пришли в Ирландию сыновья Миля, то оказалось, что мудрость их выше мудрости Племен Богини Дану [Саги об уладах 2004: 79].