В оригинале в данном случае употреблено не слово fess, fiuss ‘знание, узнавание’, которое применялось по отношению к Племенам Богини Дану. В начале саги о «сыновьях Миля» сказано:
tánic a ngáes timchell Táathi Dé Danann [Watson 1967: 1, 2] – букв.: пришла их мудрость вокруг Племен Богини Дану.
То есть, во‑первых, здесь обозначен основной вид «оружия», при помощи которого сыновья Миля смогли одержать верх: это не колдовство, не дьявольские хитрости и умения, которые как бы дополняют собственно оружие, а именно некая врожденная (или приобретенная!) мудрость и рассудительность. Во-вторых – лексема имеет однозначно положительные коннотации, соответствующее прилагательное gaeth ‘мудрый, умный; образованный’ в текстах законов противопоставляется понятию – baeth ‘безумный, одержимый; дикий (о животных)’. В-третьих, что интересно, во фразе употреблено глагольное сочетание do-icc timchell, букв.: ‘идет вокруг, окружает’, которое, в частности, используется как охотничий термин[72]. То есть все вместе воссоздает картину не столько битвы и сражения равных, сколько своего рода королевской охоты или скорее жестокой, но при этом обоснованно неизбежной политики колонизаторов по отношению к местным аборигенам (вспомним Австралию, Тасманию, Аляску, несчастных айнов, индейцев чероки и многих других).
Умение Племен Богини особым образом пользоваться силой слова и применять «магию» в данном случае оказывается превзойденным. Но, как показывает компилятор, мудростью, которая сыграла решающую роль, оказалась не столько мудрость сыновей Миля в их, так сказать, усредненном варианте (как у Племен Богини), сколько мудрость поэта сыновей Миля – Аморгена Белоколенного (варианты имени также – Amorgen, Amargen, Amairgen [Koch 2006: 47]).
Первый магический текст-гимн Аморген исполняет, приближаясь к берегу острова и ступив на него одной правой ногой (как бы тем самым пребывая в лиминальной зоне: не на земле и не на суше). Его песнь – серия мистических отождествлений, в чем-то сходная, по мнению авторов энциклопедических статей о нем, с песнью валлийского барда и мудреца Талиесина (см. [Koch 2006: 46] или, например, [Mackillop 1998: 15]). Но так называемая «Песнь Талиесина» (мифического поэта-прорицателя) строится на перечислении неких якобы имевших место воплощений и перевоплощений (см. пересказ повести о Талиесине в [Ford 1999: 14–36]), и она строится на повторах в прошедшем времени:
Bvm yn lliaws rith kyn bum disgyfrith:
bum cledyf culuruth, or edaf oan writh.
Bum deigyr yn anwyr, bum serwawl syr,
Bum geir yn llythyr, bum llyfyr ym prifder… [Haycock 2007: 174].
Я был во многих формах, пока не был освобожден:
Я был тонким острым мечом, сделанным руками.
Я был каплей в воздухе, я был сиянием звезд,
Я был словом в письме, я был книгой в моем учении…
И так далее…
Талиесин, как мы видим, говорит о своих временных перевоплощениях, тогда как Аморген последовательно употребляет форму am – cop. 1 sg. pres., т. е. он отождествляет себя со всем окружающим, точнее – теми его элементами, которые им называются.
Посмотрим внимательнее на текст гимна[73]:
Am gáeth i mmuir,
Am tond trethan,
Am dam secht ndírend,
Am séig i n-aill,
Am dér gréne,
Am cain lubai,
Am torc ar gail…
Я ветер в море,
Я волна бурного моря,
Я бык семи сражений,
Я сокол на скале,
Я слеза солнца (роса),
Я закон (?) растений (?),
Я вепрь в ярости…1
Далее он называет себя: «прекрасный цветок, свирепый вепрь, лосось в потоке, озеро в равнине, искусное слово, разящее в битве, божество, сотворившее жар головы».
Для понятия искусного слова (которое, кстати, в русском языке имеет два значения – ‘относящийся к искусству’ и – ‘мастерский, сделанный высоко профессионально’) в оригинале употреблено сочетание – Am brí dánae ‘я слово искусства’, понять которое не так просто. В предыдущей строке употреблено сочетание brí a ndai, которое Р. Макалистер переводит как Mountain in a Man ‘гора в человеке’, видимо, в значении «нечто наиболее важное, что есть в человеке» либо «вершина человека». То есть либо лучший из людей, либо – лучшее в человеке (наверное – разум). В следующей строке употреблено то же слово – brí, которое, согласно интерпретации издателя, имеет уже другое значение: «слово» (по предположению Ж. Вандриеса, это поэтическое сокращение от briathar ‘слово’ [LEIA-B: 87]. Но твердой уверенности в этом у нас нет, и мы данные две строки темного гимна вполне можем перевести и как «Я вершина в человеке / Я слово искусства», и как «Я слово в человеке / Я вершина искусства», либо выбрать для перевода какой-то один вариант, например: «Я вершина в человеке / я вершина искусства». Мне кажется, что никакого единого мнения здесь и не может быть, поскольку текст сам по себе оказывается семантически поливалентным и полифункциональным, и понимать отдельные лексемы буквально просто не имеет смысла.
Как пишет П. Форд, в значительной степени намеренно упрощая анализ «Гимна Аморгена», «он может быть назван архетипическим образом архаического ирландского Поэта» [Ford 1999: 35], что, в частности, выражается в его умении и праве давать вещам имена (ср. Библейская традиция), но вначале – именовать самого себя. Иными словами, ступив на землю Ирландии, он (как понимаю это уже я сама) как бы представляется ей в своих многочисленных сущностях. И действительно, не так уж важно, что точно он называет, главное – он открывает свои имена Земле, покровительства которой просит[74], и рассказывает о своих умениях. Отчасти, конечно, здесь действительно можно увидеть сходство с «Песнью Талиесина», который рассказывает королю о своих перерождениях. Но, как мне кажется, гораздо большее сходство в том, что касается как функционального исполнения «гимна», так и его синтаксического оформления, у «Гимна Аморгена» можно найти с фрагментом из той же саги «Вторая битва при Маг Туиред». Так, появляясь перед домом короля Нуаду, воин Самильданах (букв. «многоискусный») перечисляет привратнику свои умения, причем также при помощи копулятивных презентных конструкций:
Am saer /…/ am gobhae /…/ am trénfer /…/ am crutiri… [Stokes 1891: 76] – Я плотник /…/ я кузнец /…/ я герой /…/ я арфист…
Конечно, сами воплощения или отождествления в данном случае далеки друг от друга. Но, что обращает на себя внимание, и Аморген, и Луг (да и Талиесин) – все они называют себя, рассказывают о себе, представляются и тем самым заручаются покровительством. И именно поэтому их миссия оказывается успешной[75].
Вторая половина гимна строится в виде архаической системы риторических вопросов, ответом на которые также (предположительно?) является – Аморген:
Кто ровняет склон горы?
Кто возвещает движенье луны?
Кто объявляет место захода солнца?
Кто созывает стада из жилища Темры?
Кому улыбаются стада Темры?
Кто воин, кто божество, сотворившее крепкие клинки?
Песнь о копье – песнь ветра!
Аморген, таким образом, одновременно взывает в гимне и к самому себе, подобно Одину, который сам себе себя же принес в жертву:
Знаю, висел я в ветвях на ветру
девять долгих ночей, пронзенный копьем,
посвященный Одину, в жертву себе же («Речи Высокого», 138).
Но в серии длинных перечислений умений Аморгена управлять миром, ветром, судьбой и прочим ничего не сказано о людях: Аморген не называет себя творцом ни мира, ни человека, он лишь знает этот мир, но не управляет им, а управляет он стадами и битвой, видимо, при помощи Слова. Но он не имеет власти над людьми, он их не создал, не выделил в них сословия, поэтому назвать его божеством мы все-таки в полной мере не имеем права. Да, он сам называет себя «божеством, сотворившим жар головы», – и эта строка несколько загадочна. Am dé delbas do chind codnu – буквально: «я бог, творящий головы…» В строке употреблено слово conn<kondno– значение которого не ясно. Оно имеет значение и ‘глава, лидер’, и ‘пламя, огонь’, и ‘разум, мысль’. И, видимо, во всех этих значениях одновременно он его и употребляет. То есть он творит «голов мысли», руководит сознанием людей, опять же при помощи своего словесного искусства. Таким образом, как я понимаю, «жар головы» это своего рода кенинг со значением «мысль»[76].
Обращает на себя внимание также предлог do, употребленный при этом сочетании. Его основное значение – дативное, однако при условии раннего слияния в протоирландском форм датива, аблатива, локатива и инструменталя, он же может вводить логический субъект. Например: ro delb dό – «он создал» (букв. «создал ему»). На данный предлог обращал в свое время внимание и издатель текста Р. Маклистер, давший строке английский перевод – I am God who fashioned Fire for a Head [Macalister 1956: 113]. Но понять данную конструкцию, как мне кажется, можно и так: «Я бог, созданный жаром головы», то есть мыслью (или – Словом[77]).
После знаменитого Гимна Аморген исполняет еще одну песнь, обращенную к Ирландии, а точнее – к окружающим ее водам: «Многорыбное море…», вновь как бы совершая креативный акт – население вод рыбой как будущей пищей для своих соплеменников.
Имя Аморгена также достаточно семантически нагружено, хотя на самом деле – не все так просто и однозначно решается и здесь. Как пишет О’Рахилли, «двое из сыновей Миля, Донн и Аморген, были заимствованы из ирландской мифологии» [O’Rahilly 1946: 199]. Далее он обращается к брату Аморгена по имени Донн, что означает «темный», и анализирует описанную в «Книге захватов» гибель и погребение на островке, получившем название «Дом Донна». К Аморгену он не возвращается, но мы можем предположить, как бы развивая его недосказанную мысл