[153]. Достигнув юго-запада острова, по совету одного из вождей, Корка Дуибне, они решают остаться в этом месте:
Пусть останемся мы здесь, о благородный Энгус,
Уйдя из Тары, славной строем мужей,
Помнится мне, предсказание было
Давным уж давно, что придем мы сюда[154].
В оригинале данный фрагмент выглядит следующим образом:
Suigem sunn, a Aengus feil.
Tenumgr trein srethaib sluaig
Do-bi a tairrngire, dar lim,
Ar tiachtain sunn, as cian uad. [Hull 1959: 31]
То есть, как мы видим, третья строка, буквально означающая «было его предречение, по-моему», содержит анализируемый нами глагол (глагольное имя). При этом, как и в других случаях, агенс речевого акта не указан, и мы не можем сказать, были ли это друиды или пророки, или, напротив, речь идет не столько о прорицании, сколько о намеченном и запрограммированном будущем, в данном случае локусе новой родины, который следовало достичь и распознать.
Аналогичный пример употребления данного глагола можно найти в саге «Похищение стад Фроеха». В самом конце саги, когда герои отправляются на поиски похищенных стад и попадают в странную и «ужасную» страну, встреченная ими женщина убеждает их не отступать и без страха напасть на крепость, где живут похитители:
– На этот раз не избежать разрушения, – сказала она, – ибо пришел его час. Предсказано, что тебе суждено разрушить крепость [Михайлова, Шкунаев 1985: 100].
В оригинале – …doraingered orgain in dúini sea [Meid 1967: 15] – «предсказано разрушение этой крепости».
И вновь ни адресат предсказания, ни некие подробности его, ни способы его верификации в тексте не указываются, и можно только лишь предполагать, что в данном и многих других подобных случаях имел в виду компилятор и стояло ли за этим вообще какое-то более подробное указание на характер и источник предсказания (обещания).
Ср. аналогичное употребление глагола в саге «Видение призрака», в которой уже не друид (или – еще не друид?), но сам бог Луг устами странной девушки-призрака про-вещает имена будущих верховных королей, наделяя их символическим питьем-властью:
Dáil de for Díarmait.i. mac Fergusa Cerrbeόil, dúbartach Tailten, tairngertaig Temra. [Murray 2004: 40] – Подношу питье Диармайду сыну Фергуса Кьярвала победителя Тайльтиу, о чем предречено было в Таре.
Интересен и другой пример употребления данного глагола из саги «Разрушение дома Да Дерга», в котором в качестве лица, речь которого кодируется этим глаголом, выступает не пророк, не друид, а шут. Так, перед началом нападения на дом, в котором проводит ночь король Конайре, его враг разбойник Ингкел проводит как бы совещание, основываясь на доставленных ему «наблюдателем» сведениях. Присутствующей здесь же шут по имени Ломна Друт, как кажется, уже знает не только о том, что нападение на короля неизбежно, но и видит внутренним зрением отдельные детали штурма. Так, в частности, он говорит:
Горе мне прежде всех, горе мне после всех! Первой отлетит моя голова нынче ночью меж оглобель колесниц, где сойдутся бешеные враги. Трижды швырнут ее в Дом и трижды выбросят наружу (пер. С. Шкунаева).
В конце саги при описании схватки компилятор напоминает о словах шута:
Впереди войска разбойников шел Ломна Друт, и отрубили ему голову привратники. И тогда трижды швырнули ее внутрь, и трижды выбросили из Дома, как он и сам предсказал.
В оригинале – feb co ndrarngertsom feissin – «согласно тому, как предсказал же сам».
Можно ли в таком контексте говорить о синонимичности понятий «предсказание» и «обещание»? Для русского языка, конечно, нет, поскольку понятие «обещание» имплицитно предполагает соответствующую просьбу, желание или пользу для адресата обещания. То же можно сказать и о латинском promissum ‘обещанное’. Видимо, в древнеирландском глубинная семантика глагола и образованного от него имени была несколько иной, и в ядре семантемы лежала именно вербализация будущего (не случайно лежащий в основе корень обозначает звук, речь), совершенная неким облеченным такой властью лицом. Но, как правило, не друидом!
Аналогичный семантический переход «озвучивание – предвещание» содержится в другом глаголе, менее распространенном, но также образованном от основы (именной), обозначающей «крик, вопль, плач». Я имею в виду глагол, зафиксированный только в виде псевдоглагольного имени faíd, faídem ‘крик, плач’. Так, в «Книге захватов Ирландии» в разделе, посвященном сыновьям Миля, в эпизоде их встречи с богиней Эриу та говорит:
A ócu, – or sí, – is mochen dúib; cian ótá oc fáidib far tuidecht. – О воины, – сказала она, – мой привет вам. Давно был предсказан ваш приход.
Однако, как можно предположить (и как можно судить по данным Словаря ирландского языка – DIL), в ряде случаев употребления происходит паронимическая контаминация, и faid оказывается синонимичным faith (отчасти в силу того, что в архаическом древнеирландском глухой и звонкий дентальные спиранты в слабой позиции могли выступать как аллофоны). Поэтому, строго говоря, в приведенном контексте употребленная лексема может свидетельствовать как о семантическом переходе (скорее – окказиональном), так и о фонетической контаминации.
Так мы выходим к другому важному для нашей темы понятию, уже связанному именно с деятельностью друидов, как описываются они в древнеирландских нарративах. А именно – fait(h)sine ‘предречение’.
Но все же, вслед за разобранным материалом хотелось бы привести еще один пример. Так, в лейнстерской версии «Похищения быка из Куальнге» (при отсутствии в Первой редакции) после интродуктивного эпизода встречи Медб с Кормаком, а затем предречения ее друида о том, что многие погибнут, но сама она вернется живой, и после описания пророчества Федельм (кстати – лексически не оформленного и лишь введенного вопросом «Каким видишь ты наше войско?») следует фраза:
Tairngire ┐ remfhástini ┐ cendphairt in sceóil [O’Rahilly 1970: 8] – Предсказания и предречения и первая часть повести.
Можно ли говорить, что первый термин употреблен нарратором (компилятором) по отношению к предречению Федельм, а второй – к предсказанию друида? Видимо, нет. К тому же и Федельм в саге называется banfaith ‘пророчица’. Скорее всего, речь тут может идти о синомизации понятий, произошедшей уже в среднеирландский период. Но сказанное автоматически означает, что идея вербализации будущего как его программирования, кодируемая понятием «обещание», уже уходит в прошлое? Отчасти это так, но не совсем, поскольку в народных верованиях, в современных суевериях вербализация будущего (особенно – несчастья) стойко оказывается связанной с соответствующим иррациональным влиянием («накликать беду»).
Итак, faistine, faith. Лексема относится к древнему индоевропейскому словарю социальных и жреческих терминов и имеет параллели в других языках. IEW 1013:
* ṷăt- ‘пророк, поэт, заклинатель’.
К этой основе восходит имя германского бога Одина (Вотана), а также латинское vates ‘пророк’. То есть, как мы видим, лексема была унаследована в древнеирландском из архаического сакрального индоевропейского словаря-инструментария, относящегося к основным социальным функциям и культурным концептам. В данном случае, как пишут Иванов и Гамкрелидзе [Гамкрелидзе, Иванов 1984: 835], речь может идти о некоем ритуале, связанном с экстатическим вдохновением, измененным состоянием сознания и в итоге – про-видением будущего и его про-рицанием (то есть – вербализацией).
Если мы все-таки обратимся к описаниям античными авторами континентальных кельтов, мы найдем свидетельства о прорицателях как своего рода особой почитаемой касте, как бы примыкающей к друидам, но выделяемой и как изолированная группа. Как пишет Страбон:
У всех галльских племен, вообще говоря, существует 3 группы людей, которых особенно почитают: барды, предсказатели и друиды. Барды – певцы и поэты; предсказатели ведают священными обрядами и изучают природу, друиды же вдобавок к изучению природы занимаются также и этикой. Друидов считают справедливейшими из людей, и вследствие этого им вверяют рассмотрение как частных, так и общественных споров. Поэтому в прежние времена они улаживали военные столкновения и заставляли противников останавливаться, когда те уже собирались сразиться друг с другом; дела об убийствах преимущественно отдавались на их решение. Большое количество этих дел сопровождается, как они считают, и обилием благ в стране [Страбон 1964: 188].
Приведенное свидетельство, как мне кажется, уже само по себе показывает, что жреческие институты галлов были античным авторам в полной мере непонятны и, что для нас сейчас особенно важно, отличались функциональной проницаемостью. Так, изучали природу и прорицатели, и друиды, а ведали будущим, как можно предположить, все три названные группы. Барды, как опять-таки можно лишь предположить, заботились о бессмертии имени и славы, друиды как бы устанавливали «маршрут бытия», распознавая приметы времени, а что же делали ваты, прорицатели? Видимо, как-то озвучивали будущее, превращая этот акт в сакральный ритуал.
Да, мы должны с осторожностью относиться к античным свидетельствам, но все же, поскольку у нас нет континентального аналога древнеирландским поэтам филидам (ср., однако, германскую Веледу), мы можем предположить, что в Ирландии была немного иная система стратификации жреческой касты, чем у галлов. Но все же при этом интересно сохранение и.е. термина, который на раннем этапе употреблялся и по отношению к библейским пророкам и пророчествам, хотя в латинских соответствующих текстах употреблялось совсем другое слово – профет.