Распорядок, если ему следовать долго и достаточно честно, становится чем-то бо́льшим, чем просто ежедневный перечень событий. Он становится ритуалом, освященным и сакральным действом.
Возможно, мистер Роджерс — это не ваше. Тогда, вероятно, вам следует посмотреть на звездного разыгрывающего Рассела Уэстбрука, который включает определенный режим ровно за три часа до игры. Сначала он разминается. За час до матча посещает капеллу спортивной арены. Затем съедает сандвич — всегда пшеничный тост, всегда клубничное желе, всегда арахисовая паста Skippy; все разрезано по диагонали.
Ровно за шесть минут и семнадцать секунд до стартового свистка Уэстбрук начинает командную разминку. У него есть особая обувь для игр, для тренировок, для выездных игр. При штрафных бросках он еще со школы делает одно и то же: после первого отходит назад за линию трехочкового броска, а затем возвращается для второго штрафного. Рядом с тренировочным залом у него есть постоянное парковочное место. Он звонит своим родителям каждый день в одно и то же время. И так далее, и тому подобное.
В спорте полно аналогичных случаев. В них часто фигурируют хоккейные вратари, питчеры в бейсболе, квотербеки и кикеры[113] в американском футболе — самые интеллектуальные амплуа в соответствующих играх. Людей с таким поведением именуют чудаковатыми, а их привычки объявляют суеверием. Нам кажется странным, что успешные люди, которые являются более или менее себе хозяевами и явно талантливы, выглядят пленниками собственных ритуалов. Разве смысл величия не в свободе от пустяшных правил? Не в том, что ты можешь делать то, что хочешь?
Великие знают: полная свобода — это кошмар. Порядок — предпосылка успеха, хорошие привычки в непредсказуемом мире — островок уверенности.
Эйзенхауэр определил свободу как возможность для самодисциплины. На самом деле свобода, власть и успех требуют самодисциплины. Без этого воцаряются хаос и самонадеянность. А дисциплина способствует свободе.
Подобным образом мы приходим к правильному сознанию для выполнения работы. Писатель и бегун Харуки Мураками говорит о том, почему он ежедневно следует одному распорядку: «Повторение само по себе становится важной вещью — это форма гипноза. Я гипнотизирую себя, чтобы достичь более глубокого состояния разума».
Когда наши мысли свободны, а тело в форме, мы и действуем лучше.
Соблюдаемый порядок можно привязывать ко времени. Джек Дорси, основатель и СЕО Twitter, встает строго в пять утра. У Джоко Виллинка, бывшего «морского котика» и соавтора нескольких книг о лидерстве и дисциплине, ежедневная побудка в 4:30, в доказательство чего он выкладывает в интернет фотографию своих часов. Королева Виктория вставала в 8:00, завтракала в 10:00, встречалась со своими министрами с 11:00 до 11:30. Поэт Джон Мильтон поднимался в четыре, чтобы почитать и поразмышлять, и к семи уже был готов писать.
Порядок может опираться на схему. Конфуций не садился на циновку, если считал, что она постелена с какими-то нарушениями ритуала. Джим Шлосснагл, бейсбольный тренер, принявший весьма посредственную команду Техасского христианского университета, приучал игроков все время держать в чистом и опрятном виде шкафчики для одежды и скамейку запасных. И команда каждый сезон стала выигрывать больше матчей, чем проигрывать, причем четыре раза подряд попадала в престижный турнир College World Series. Порядок также имеет большое значение для теннисиста Рафаэля Надаля. Вторая ракетка мира аккуратно выстраивает бутылочки с водой и восстановительными напитками, разворачивая их этикетками к корту.
Порядок можно построить вокруг какого-нибудь инструмента, звука или запаха. У поэта-модерниста Райнера Рильке на столе всегда было два пера и два вида бумаги. Одни — для сочинений, другие — для счетов, писем и неважных документов. Одних монахов созывают на медитацию звоном монастырского колокола; другие перед церемониями и медитациями натирают ладони порошком зуко[114].
Порядок может основываться на религии. Конфуций перед едой всегда совершал жертвоприношение, каким бы незначительным ни был прием пищи. Греки консультировались с Дельфийским оракулом, прежде чем принять любое серьезное решение, и приносили жертвы перед сражениями. Еврейский писатель Ахад ха-Ам заметил: «Больше, чем еврейский народ хранил субботу, суббота хранила еврейский народ».
Если соблюдать распорядок долго, искренне и с чувством, он становится ритуалом. Регулярность, ежедневность создают глубину и содержательный опыт. Для кого-то уход за лошадью — тяжкая повинность. Для Симона Боливара это было священной, существенной частью дня. Когда тело занято чем-то знакомым, разум может расслабиться. Монотонность превращается в мышечную память. Отклонение кажется опасным, неправильным — как будто приглашение к неудаче.
Кто-то может насмехаться над «суеверным» поведением, но это неразумно. Как объяснял Рафаэль Надаль, «если бы это было суеверием, зачем бы я делал одно и то же хоть при победах, хоть при поражениях? Это способ подготовиться, привести среду в соответствие с тем порядком, что у меня в голове». В самом ли деле греки верили, что оракул может сказать им, что делать? Или смысл был в само́м процессе консультации, в путешествии к Парнасу?
Социологи обнаружили, что живущие на островах племена более склонны создавать ритуалы для тех видов деятельности, где определенную роль играет удача, а не там, где этот фактор практически отсутствует — например, рыбная ловля в открытом море по сравнению с рыбалкой в лагуне. Истина в том, что удача всегда нужна. Она всегда играет какую-то роль. Цель ритуала не привлечь богов на свою сторону (хотя это и не повредит!). Цель — успокоить наше тело и разум, когда фортуна притаилась по ту сторону сетки.
Большинство людей дни напролет вынуждены делать трудный выбор. Что надеть? Что съесть? Что сделать сначала? Что делать потом? Какую работу мне следует выбрать? Должен ли я браться за решение этой проблемы или нет?
Излишне говорить, насколько это утомительно. Это водоворот противоречивых импульсов, побуждений, наклонностей и внешних перебоев. Это не путь к спокойствию, и тут едва ли можно извлечь для себя максимум пользы.
Психолог Уильям Джеймс говорил о том, что привычки надо держать в союзниках, а не во врагах. Так мы сможем построить вокруг себя день и жизнь, которые моральны, упорядоченны и спокойны. Сделав это, можно создать бастион, защищающий от мирового хаоса, и высвободить лучшее в себе для работы, которую делаем.
Мы должны автоматически и привычно совершить как можно больше полезных действий и не допустить их превращения во что-то невыгодное для нас — словно бы мы защищаемся от чумы. Чем больше вещей в повседневной жизни мы можем передать под удобную опеку автоматизма, тем больше сил разума высвободится для нашей работы. Нет более жалкого человека, нежели тот, которому привычна только нерешительность и которому приходится осознанно рассматривать вопросы зажигания каждой сигары, выпивания каждой чашки, времени вставания и укладывания спать и начала любой работы.
Когда мы не только автоматизируем и упорядочиваем мелкие детали жизни, но и автоматически принимаем хорошие и правильные решения, мы высвобождаем ресурсы для важных и значимых трудов. Мы покупаем место для мира и спокойствия и тем самым приходим к доступности и неизбежности хороших мыслей и хорошей работы.
Для этого вам нужно прямо сейчас пойти и привести в порядок дом. Запланировать свой день. Ограничить помехи. Уменьшить количество ситуаций, в которых необходимо выбирать. Если вы сумеете это сделать, страсть и беспокойство причинят вам меньше неприятностей. Потому что сами окажутся в ограждении.
Для примера возьмите японских флористов. Действуют аккуратно. Спокойно. Сосредоточенно. Опрятно. Свежо. Продуманно. Вы никогда не застанете их за работой в шумной кофейне или с сонными глазами в три часа ночи, потому что они плохо спланировали день. Вы не увидите, что они хватаются за инструменты импульсивно, не застанете их за работой в нижнем белье с телефонной трубкой, зажатой плечом, — им не позвонит неожиданно старый друг. Это слишком случайно, слишком хаотично для настоящего мастера. Мастер контролирует. У мастера система. Мастер превращает обычное в сакральное.
Так должны делать и мы.
Избавьтесь от вещей
Обладание — это убожество и страх; беззаботно лишь избавление от обладания.
Эпиктет родился рабом, но получил свободу. Со временем у него появилась возможность наслаждаться атрибутами хорошей жизни — по крайней мере, в стоической ее версии. Знатные римляне и даже император приходили его слушать, у него было много учеников, ему хватало на жизнь. На свои трудом заработанные деньги он купил хороший железный светильник, который постоянно горел в домашнем святилище.
Однажды Эпиктет услышал шум у дверей. Он поспешил вниз и увидел, что светильник украден. Как и любой человек, привязанный к своему имуществу, философ был разочарован, удивлен и оскорблен.
Но затем Эпиктет вспомнил свои поучения. «Завтра, мой друг, — сказал он себе, — ты найдешь глиняную лампу; ибо человек может потерять только то, что имеет». Остаток жизни он пользовался дешевым глиняным светильником. После смерти философа ее приобрел себе один богач. Он заплатил гигантскую сумму в три тысячи драхм, проигнорировав презрение Эпиктета к материальным благам.
Одна из самых сильных метафор Сенеки — рабовладелец, принадлежащий своим рабам, есть богатый человек, имущество которого управляет хозяином. Проницательный Монтень как-то задался вопросом, не является ли он сам домашним питомцем своего кота? Местную версию этой проблемы мы найдем и на Востоке. Сюнь-цзы объяснял:
Благородный муж делает вещи своими слугами. Ничтожный человек становится слугой вещей.