Ментальная и духовная независимость малозначительны, если вещи, которыми мы владеем в своем физическом мире, овладевают нами.
Киники довели эту идею до крайности. Считается, что Диоген жил в огромном глиняном сосуде — пифосе (бочек в нашем понимании у древних греков не было) и бродил по городу почти голым. Когда философ увидел, что мальчик пьет воду из горсти, он разбил единственную чашку, осознав, что носит с собой лишнее.
Сегодня мы можем обозвать Диогена нищебродом, неудачником или сумасшедшим, и в каком-то смысле это будет верно. Но свидетели нескольких встреч философа с Александром Македонским, самым могущественным человеком того времени, считали, что Диоген выигрывает. Александр, как ни пытался, не мог ни соблазнить философа милостями, ни лишить его того, от чего Диоген уже добровольно отказался.
Согласно шутке поэта Ювенала, разница между стоиками и киниками — наличие одежды[115]. Подразумевалось, что стоики, в отличие от киников, достаточно благоразумны, чтобы одеваться и воздерживаться от публичного отправления телесных надобностей. Это довольно разумная уступка. Нам незачем избавляться от всего имущества, но нужно постоянно задаваться вопросом, чем мы владеем, зачем мы этим владеем и можем ли мы обойтись без этого.
Видели вы когда-нибудь, как сносят дом? Целая жизнь зарабатывания средств и экономии, бесчисленные часы накопления и украшения, пока все не станет идеально, место, в котором так много жизни, — и все сводится к паре мусорных контейнеров. Даже невероятно богатые люди, даже главы государств, засыпаемые всю жизнь подарками, заполнили бы всего лишь на несколько контейнеров больше.
Многие из нас приобретают и копят вещи, как будто масса имущества — это критерий их ценности как личностей. Любой скопидом оказывается в ловушке собственного барахла. Но и мы привязаны к вещам. К каждому дорогому ювелирному изделию прилагается страховка, к особняку — штат прислуги, к инвестиции — обязательства и ежемесячные отчеты, а к каждому экзотическому домашнему животному и растению — необходимость ухаживать за ними. Скотт Фицджеральд сказал, что богатые отличаются от нас с вами, и его романы рисуют таких людей свободными и беззаботными. Это не совсем верно.
Больше денег, больше проблем, больше ненужного — меньше свободы. Джон Бойд, консультант Пентагона, был своего рода воинствующим монахом, революционизировавшим военную стратегию Запада во второй половине XX века. Бойд отказывался брать чеки от оборонных подрядчиков и намеренно жил в скромной квартире, хотя давал советы президентам и генералам. «Если человек может сократить свои потребности до нуля, — говорил он, — то он поистине свободен: нет ничего, что у него можно отнять, и нет ничего, что могло бы нанести ему вред». К этому мы могли бы добавить: «И он может также обрести спокойствие».
Несвободен тот, кого преследуют кредиторы. В жизни не по средствам — мог бы засвидетельствовать Черчилль — нет очарования. За внешним видом стоит опустошение. Это опасно. Человек, который боится потерять имущество, который завернул в вещи свою личность, открывается своим врагам. Он делает себя уязвимым для судьбы.
Драматург Теннесси Уильямс говорил о роскоши как о «волке перед дверью». По его словам, проблема не в имуществе, а в зависимости. Он называл это катастрофой успеха: мы всё сильнее теряем способность делать что-то сами и всё чаще не можем обходиться без определенного уровня обслуживания. Вещи создают беспорядок, а вы еще и должны платить кому-то, чтобы за ними ухаживали.
Есть то, что мы можем называть ползучестью комфорта. Мы так привыкли к определенному уровню удобств, что почти не можем представить, как когда-то без них обходились. По мере роста благосостояния растет и наше ощущение «нормального». Но ведь несколько лет назад мы хорошо чувствовали себя без этого бонуса! Мы без проблем ели лапшу быстрого приготовления и ютились в небольшой квартирке. Сейчас у нас есть больше, и разум начинает нам лгать. Вам это необходимо. Берегитесь, вы можете это потерять. Защищайте это. Не делитесь.
Это ядовито и страшно.
Вот почему философы всегда выступали за уменьшение потребностей и ограничение количества вещей. Монахи и священники дают обеды бедности, понимая, что у них будет меньше отвлекающих факторов и больше пространства для духовных исканий, которым они себя посвятили. Никто не говорит, что нам нужно заходить так далеко, но чем больше мы имеем, чем больше мы контролируем, тем меньше у нас места для движения и, как ни странно, тем меньше спокойствия.
Обойдите дом и заполните мешки и корзины для мусора всем, чем вы не пользуетесь. Думайте об этом как о расчистке места для своего разума и тела. Создайте себе пространство. Дайте разуму отдохнуть. Хотите, чтобы у вас было меньше того, о чем надо беспокоиться? Хотите меньше жаждать? Отдайте больше.
Наилучшая машина — не та, на которую оборачивается больше всего людей, а та, о которой вам нужно меньше всего заботиться. Лучшая одежда — та, что удобнее всего, на покупку которой уходит меньше всего времени в магазинах, — вне зависимости от того, что пишут журналы. Лучший дом — тот, который больше всего ощущается домом. Не тратьте деньги на покупку одиночества, головной боли и беспокойства о статусе.
Бабушка подарила вам брошку не для того, чтобы вы постоянно боялись ее потерять. Художник, написавший картину, не хотел, чтобы вы однажды забеспокоились о ее сохранности. Равным образом память о чудесном лете на Ангилье не заключена в резной статуэтке, а любовь супругов не ограничивается свадебными снимками. Память — вот что важно. Опыт — вот что имеет значение. Вы в любое время можете получить желаемое, и ни один вор не сумеет у вас это украсть.
Вы слышите, как люди говорят, что в их жизни нет места для отношений. И они правы. Имущество занимает слишком много места. Люди любят вещи, а не других людей.
Семья, в которой супруги не видятся, так как оба работают допоздна, чтобы платить за лишнюю спальню, которой они никогда не пользуются? Слава, которая вынуждает ездить столько, что отец становится незнакомцем для своих детей? Техника, которая оказывается генератором проблем, поскольку всегда ломается? Хрупкие вычурные статуэтки, которые мы постоянно чистим, полируем, защищаем и пытаемся ловко упомянуть в разговоре?
Это не богатая жизнь. В этом нет умиротворения.
Действуйте. Освободитесь от хлама. Избавьтесь от него.
Отдайте то, что не нужно.
Вы родились свободными от вещей и от бремени. Но с тех пор, как ваше крохотное тельце измерили в первый раз, чтобы купить одежду, люди навязывали вам вещи. И вы сами с тех пор только добавляете звенья в эту длинную цепь.
Ищите уединения
Переполненный мир думает, что уединение — это всегда одиночество и что стремиться к нему — извращение.
У Леонардо да Винчи была привычка записывать для себя истории. Одна из них рассказывает о большом камне, который лежал в милой рощице в окружении цветов, высоко над оживленной дорогой. Несмотря на идиллию, камень потерял покой. «Что я делаю среди этой травы? — спрашивал он себя. — Я хочу лежать рядом с другими камнями».
Одинокий и несчастный, камень сумел скатиться на дорогу и оказался среди бесчисленных собратьев-камней. Однако перемены оказались вовсе не такими чудесными, как ожидалось. Теперь камень лежал в грязи, на него ступали лошади, его переезжали повозки, по нему шагали люди. Он оказывался то в мутной жиже, то в навозе; его пихали, двигали, от него откалывали куски. Но гораздо неприятнее было то, что однажды, случайно глянув вверх, камень увидел свой старый дом, покинутое им тихое местечко.
Леонардо счел необходимым еще и прокомментировать эту притчу. «Вот что случается, — написал он себе и каждому из нас, — с теми, кто оставляет уединенную и созерцательную жизнь, предпочитая жить в городах среди людей, наполненных бесконечным злом».
Биографы Леонардо, конечно, указали, что автор не всегда следовал урокам этой поучительной истории. Бо́льшую часть жизни он провел во Флоренции, Милане и Риме. Он работал в шумных мастерских и бывал на спектаклях и пирушках. Даже последние годы он провел не в уединении, а при дворе французского короля Франциска I.
Этого требовала его профессия. Как и профессии многих из нас.
И это делает организацию одиночества еще более важным занятием. Ойген Херригель говорил, что буддист ищет уединение не «в отдаленных тихих местах; он создает его из себя, распространяет вокруг себя, где бы он ни был. Потому что ему это нравится».
Работая над «Тайной вечерей», Леонардо вставал рано и приходил в монастырь до помощников или зрителей. Это позволяло ему остаться одному, побыть в тишине наедине со своими мыслями и колоссальной творческой задачей. Известно, что он уходил из мастерской на долгие прогулки. С собой он брал записные книжки — смотрел, наблюдал, видел, что происходит вокруг. За уединением и вдохновением он ездил на ферму своего дяди.
Трудно мыслить четко, если в помещении много народу. Трудно понять себя, если вы никогда не были сами по себе. Трудно продвинуться на пути ясности и прозрения, если ваша жизнь — постоянная вечеринка, а дом — стройплощадка.
Иногда вам нужно отключиться, чтобы установить более тесную связь с собой и людьми, ради которых вы работаете и которых любите. «Если бы мне было нужно сформулировать самую большую проблему высшего руководства в информационную эпоху, — сказал четырехзвездный генерал[116] морской пехоты и бывший министр обороны Джеймс Мэттис, — то это недостаток размышлений. Уединение позволяет вам думать, когда другие реагируют. Одиночество нам нужно, чтобы сосредоточиться на перспективном принятии решений, а не для мгновенной реакции на возникающие проблемы».
Людям не хватает в жизни спокойствия, потому что им недостаточно уединения. А поэтому они не ищут и не взращивают спокойствие. Это порочный круг, который мешает спокойствию и размышлению, препятствует хорошим идеям: они почти всегда вызревают в уединении.