Как сказал один злоязычный звукооператор, его голос напоминал вопли гуся, которого режут.
Жестокое разочарование в детской мечте сделало Хардинга тем, кем он был в настоящее время. Холодным и бессердечным газетным репортером.
Он прислушивался к эху отпираемых замков и скрипу тяжелых дверей. Нужно будет использовать это, когда он станет описывать свой визит: зловещий скрежет металла о металл, бесстрастные лица охранников и санитаров, неожиданно приятный запах безумия.
У одной двери пришлось подождать. Его ждала последняя проверка. Тут дежурил служащий, на столе которого стояло несколько мониторов.
Хардингу сказали, что обитатели этого отсека находятся под круглосуточным наблюдением. Когда он окажется наедине с Ремингтоном, то и сам попадет под наблюдение. Мысль была успокаивающая.
Последняя дверь открылась. Хардингу напомнили, что в его распоряжении тридцать минут.
Он собирался использовать их с наибольшей пользой.
Ивен Ремингтон не был похож на человека, которого Хардинг привык видеть на страницах глянцевых журналов или на сверкающем экране цветного телевизора. Он сидел в кресле, облаченный в ярко-оранжевый комбинезон. Спина его была идеально прямой, запястья сковывали наручники.
Его волосы, прежде длинные и золотые, теперь были короткими и тускло-желтыми. Когда-то красивое лицо казалось одутловатым. Сказывались назначенная диета, лекарства и отсутствие визажиста. Рот был вялым, глаза — мертвыми, как у куклы.
«Его накачивают успокоительными», — подумал Хардинг. Возьмите человека с диагнозом «опасен для общества», добавьте к этому несколько психозов, склонность к Насилию, и каждый скажет, что для такого типа лекарства — настоящее благо.
Похоже, добраться до сознания Ремингтона через химический лабиринт и мечтать не приходилось.
У дверей за спиной Ремингтона стоял зевающий охранник. Хардинг сел по другую сторону стойки и посмотрел сквозь прутья.
— Мистер Ремингтон, меня зовут Хардинг. Джонатан К. Хардинг. Вы ждали меня?
Ответа не последовало. Хардинг мысленно чертыхнулся. Неужели они не могли дать ему эти зомбирующие таблетки после интервью?
— Мистер Ремингтон, вчера я говорил с вашей сестрой. — Молчание. — С вашей сестрой Барбарой.
Из уголка рта Ремингтона потекла слюна. Брезгливый Хардинг тут же отвел глаза.
— Я надеялся поговорить с вами о вашей бывшей жене и о том, что произошло на Трех Сестрах в ночь вашего ареста. Я работаю в «Ферст мэгэзин».
Во всяком случае, так было в данный момент. На взгляд Хардинга, издатели этого журнала становились все более скупыми и привередливыми.
— Я хочу написать о вас статью, мистер Ремингтон. Изложить вашу точку зрения на случившееся. Ваша сестра очень хотела, чтобы вы поговорили со мной.
Это было не совсем так, но он убедил Барбару, что интервью может вызвать сочувствие к Ивену и помочь ее адвокатам, хлопотавшим о переводе брата в частную клинику.
— Я мог бы помочь вам, мистер Ремингтон… Ивен, — поправился он. — Я хочу помочь вам.
Ответом ему был все тот же пустой и мертвый взгляд. От этого взгляда по спине бежали мурашки.
— Я собираюсь поговорить со всеми участниками и получить полную картину случившегося. Собираюсь поговорить с вашей бывшей женой. Собираюсь получить интервью у Элен.
При звуке этого имени что-то зажглось в глубине бесцветных глаз.
«Все-таки он не совсем спятил», — подумал Хардинг и слегка подался вперед.
— Вы ничего не хотите передать Элен? Какую-нибудь весточку?
— Элен.
Голос был хриплым и напоминал шепот. Хардингу показалось, что по его спине провели ледяным пальцем.
— Да, да, Элен. Я собираюсь вскоре увидеться с Элен.
— Я убил ее. — Слюнявые губы сложились в ослепительную улыбку. — В лесу, в темноте. Я убиваю ее каждую ночь, потому что она все время возвращается. Смеется надо мной, и я убиваю ее.
— Что случилось той ночью в лесу? Что случилось с Элен?
— Она убежала от меня. Сами понимаете, она сумасшедшая. Иначе, с какой стати ей было убегать. Совершенно ясно, что она не может от меня убежать! Мне пришлось убить ее. Ее глаза обжигали.
— Синим пламенем? Они жгли, как синее пламя?
— Это была не Элен. — Глаза Ремингтона стали острыми; казалось, из них вылетели черные птицы. — Элен была тихой и послушной. Она знала, кто из нас главный. Она знала. — Пальцы Ремингтона стали царапать ручки кресла.
— А кто же это был?
— Ведьма. Все они вышли из ада. И принесли с собой свет, много света. Они ослепляли и проклинали меня. Змеи под моей кожей. Змеи. Круг света. Круг крови. Вы видите, видите?
Какое-то мгновение Хардинг действительно видел. Картина была ясной, как на ладони, и очень страшной… Он с трудом поборол дрожь.
— Кто это «все они»?
— Все они были Элен. — Ивен засмеялся. От этого визгливого смеха по спине Хардинга побежали мурашки, а волосы встали дыбом. — Все Элен. Сожгите ведьму. Я убиваю ее каждую ночь. Каждую ночь, но она возвращается!
Он начал кричать так, что испуганный Хардинг вскочил с места. К Ремингтону быстро шагнул охранник.
«Сумасшедший, — твердил себе Хардинг, когда служители вывели его из комнаты. — Безумный, как Оболваненный Шляпник из „Алисы в стране чудес“.
И все же… все же…
Запах сенсации был слишком силен. Сопротивляться ему было невозможно.
При мысли провести вечер в доме ведьмы кое-кто стал бы нервничать. А занервничав, запасся бы веточкой аконита, который в Новой Англии называют «проклятием волков», или насыпал бы в карман соли.
Однако Мак приехал, вооруженный лишь диктофоном, блокнотом и бутылкой хорошего каберне. Всю первую неделю, проведенную на острове, он терпеливо ждал, надеясь на приглашение.
Ему предстоял обед с Майей Девлин.
У него было сильное искушение приехать самому, побродить в лесу и заглянуть в тень маяка. Но, по его понятиям, это было бы невежливо.
Терпение и вежливость окупают себя; в конце концов, Майя небрежно спросила, не хочет ли он приехать к ней на обед. Он так же небрежно принял предложение.
Сейчас, поднимаясь к дому Майи по прибрежному шоссе, Мак был полон ожиданий. Ему о многом хотелось расспросить Майю — в частности, потому, что Рипли умолкала каждый раз, когда он пытался задавать ей вопросы, а к Нелл еще нужно было найти подход.
Предупреждения двух ведьм сделали свое дело. Следовало ждать, когда Нелл придет к нему сама или когда путь к ней окажется свободен, с точки зрения ведьм, разумеется.
Что ж, времени хватало. Тем более что он прятал туза в рукаве…
Ему понравился старинный каменный дом на скале, противостоявший морю и времени. Искусно вырезанные фронтоны, романтичная «тропинка вдовы», таинственные башенки, белый луч маяка, разрубающий темноту, как широкий меч, озаряющий море, каменный дом и дремучий лес.
«Место уединенное, — подумал Мак, припарковавшись. — Вызывающе уединенное, поразительно красивое и очень подходящее для Майи».
Подъездная аллея и дорожка были аккуратно расчищены. Он не мог представить себе женщину типа Майи Девлин, орудующую лопатой. Может быть, это мужской шовинизм?
Он подумал и решил, что нет. Дело было не в принадлежности Майи к женскому полу, а в ее красоте. Просто нельзя было представить ее за таким неэлегантным занятием.
Как только Майя открыла дверь, он убедился, что был прав.
На ней было длинное закрытое платье цвета древесной листвы, говорящее мужчине, что все скрывающееся под этим платьем совершенно. От Майи нельзя было отвести глаз.
В ее ушах и на пальцах сверкали самоцветы. Резной диск на серебряной цепочке свисал с шеи и едва не доставал до талии. Ее ноги были соблазнительно босыми.
Галерея, окружающая верхний этаж.
Майя улыбнулась и протянула руку.
— Рада, что вы пришли, да еще с подарками. — Она приняла бутылку и заметила, что это ее любимое вино. — Как вы узнали?
— Что? Ах, вы про вино… Откапывание нужных данных — моя работа.
Майя засмеялась и впустила его.
— Добро пожаловать в мой дом. Давайте ваше пальто.
Она стояла близко и кончиками пальцев касалась его руки. Для обоих это было что-то вроде проверки.
— Велико искушение сказать: «Войди в мою светлицу». — Снова прозвучал ее негромкий грудной смех. — Так и скажу. — Она сделала жест в сторону комнаты, смежной с просторной прихожей. — Чувствуйте себя как дома. Я открою вино.
Слегка сбитый с толку, он вошел в большую комнату. В камине ярко пылал огонь. Комната была полна тканей теплой расцветки, сверкающего дерева и стекла. Пол с широкими половицами покрывали красивые ковры, поблекшие от времени.
Здесь царило богатство. Обстановка была удобная, изящная и очень женственная.
В высокой прозрачной вазе стояли белоснежные лилии, лепестки которых напоминали звезды.
В воздухе струился аромат лилий и самой хозяйки.
«От такого кровь побежала бы в жилах даже у мертвеца», — подумал Мак.
На полках с книгами лежали друзы хрусталя, стояли красивые флаконы и необычные статуэтки. Мак стал рассматривать книги. «Скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты».
— Я практичная женщина.
Он вздрогнул. Майя возникла из пустоты, как струйка дыма.
— Простите, не понял.
— Практичная, — повторила она, ставя на стол поднос с бутылкой и двумя бокалами. — Книги — это моя страсть, и я открыла магазин, чтобы сочетать полезное с приятным.
— Ваша страсть довольно эклектична.
— Однообразие утомляет. — Майя наполнила бокал и протянула Маку, глядя ему прямо в глаза. — Вы не станете с этим спорить, потому что ваши интересы не менее разнообразны.
— Да. Спасибо.
— Раз так, то за разнообразие страстей. — Майя чокнулась с ним, улыбаясь одними глазами. Продолжая улыбаться, она села на диван и похлопала рукой по обивке. — Садитесь рядом. Расскажите, • что вы думаете о нашем маленьком острове.
То ли в комнате было слишком жарко, то ли Майя сама излучала тепло… Но он сел.