– А как?! Как это – правильно? Ты ведь ничего обо мне не знаешь!
– Так расскажи мне.
Гек немного отстранился:
– Зачем? Да и какой в этом смысл? Я уже давно не я, не тот человек, каким был раньше. У меня даже имени нет, только кличка. Ты ведь тоже не знаешь, как меня зовут. И никто не знает и уже, видимо, не узнает. У меня есть только один родной человек, но и он пропал, исчез, и я теперь места себе не нахожу, потому что боюсь.
– Чего? – Я интуитивно чувствовала, что вот сейчас мне должна приоткрыться какая-то тайна из его жизни, что-то такое, что поможет мне узнать то, что я хочу. Надо только вести себя осторожнее, не спугнуть.
Я действительно не знала его настоящего имени – только кличку, под которой он был известен своим партнерам. Гек. Больше ничего. Ему двадцать пять лет, он учится в университете – ну, как учится, скорее числится. Ему принадлежит вот эта огромная запущенная квартира в некогда элитном доме, сейчас уже переставшем быть таковым. И – все. И я не продвинулась ни на сантиметр в нашем знакомстве, мы точно такие же чужие люди, как и были тогда, в магазине, где я, имитировав подвернутую лодыжку, упала ему под ноги. Нас связывает только постель – и все. Никогда бы не подумала, что после всего, что мне пришлось пройти в жизни, я опущусь до того, чтобы спать с человеком, даже не зная его имени…
– Ань, ты только не уходи сегодня, – пробормотал Гек, которого, похоже, накрыло. – Я сейчас посплю, а потом мы поедим то, что ты принесла… так вкусно пахнет…
– Идем в спальню. – Я помогла ему встать, заметив, что его развозит все сильнее, и довела до большой кровати, на которую он упал прямо в спортивном костюме.
Я укрыла его валявшимся на полу пледом и вышла, плотно закрыв просевшую дверь. Ну, совсем хорошо – кавалер уснул, а я теперь неизвестно сколько времени проведу в одиночестве в пустой чужой квартире. Даже заняться нечем – не начнешь же уборку на ночь глядя, да еще и без разрешения хозяина, вдруг он рассердится.
Я послонялась по комнатам, попутно собирая разбросанные вещи Гека, отнесла все это в стиральную машину, но включать не стала. И тут меня посетила безумная мысль – а что, если попробовать поискать какие-то фотографии? Ну, должны же быть у него хоть какие-то воспоминания о прошлом, о семье, о матери? Не то чтобы я собиралась там что-то найти – мне просто хотелось понять, что это была за семья, какие люди воспитывали его.
Старый и очень пыльный альбом нашелся в кабинете, даже усилий прикладывать не пришлось, он лежал на открытой полке под столешницей. Как только я взяла в руки этот огромный талмуд, обшитый пыльным велюром, сразу зачесалось в носу – ну, немудрено, вон, даже цвет обложки не разберешь, так давно никто не прикасался к этому собранию воспоминаний. Видимо, Гек не особенно любит возвращаться в свое прошлое.
Я села на диван, борясь с желанием чихнуть, и открыла первую страницу. Старые альбомы с фотографиями всегда меня завораживали. Мне казалось, что я прикасаюсь к чужой истории, вижу чужую жизнь, что разворачивается на черно-белых фотографиях, чувствую эмоции людей, запечатленных на них. Мне очень хотелось, чтобы и у меня был такой альбом, такие воспоминания – но увы. Может, потому чужая жизнь казалась такой привлекательной…
Я настолько погрузилась в рассматривание снимков, что не услышала, как вошел проснувшийся Гек. Но вздрогнула я не от его возмущенного возгласа, а оттого, что прямо на меня с карточки смотрело знакомое лицо, увидеть которое здесь я никак не ожидала, и, более того, это напугало меня куда сильнее гнева Гека.
Матвей
Только добравшись до дома, он почувствовал, как сильно устал за эти два долгих дня. Сил едва хватило, чтобы принять душ и дотащить себя до кровати. Но, как назло, стоило голове коснуться подушки, сон улетучился. Матвей включил бра, взял планшет и попытался посмотреть какой-то фильм, но ни сюжета, ни смысла так и не понял, думая о своем. Разговор с полицейскими подбросил ему пару тем для размышления. И фамилия напавшего на Аделину человека тоже показалась знакомой, хотя Мажаров был уверен, что прежде этого бородатого мужчину никогда не встречал. Оказалось, что перед тем, как пойти с топором на Аделину, он напал еще на одну женщину, и та скончалась, так что можно было считать, что Драгун повезло – не предложи Матвей помощь в починке автомобиля, и никто не знает, чем бы закончилась встреча с этим типом.
Мысли перекинулись на Вику. В понедельник он непременно ее навестит, это же не запрещено. Вика здесь совершенно одна, ее родители живут где-то на Дальнем Востоке, надо бы, кстати, узнать хотя бы телефон. Правда, есть еще вероятность, что Вика с кем-то встречается, но что с того? Они провели вместе два года – Матвей имеет право беспокоиться и проявлять участие.
А завтра он поедет в городскую к Драгун. Приняв это решение, Матвей выключил свет и сунул голову под подушку, пытаясь уснуть.
Он проспал до обеда, чему несказанно удивился, так как всегда вставал около половины шестого. Сейчас же часы показывали половину первого.
– Вот это я умотался, – потягиваясь, пробормотал Матвей. – Ну, ничего, сейчас холодный душ, кофе, завтрак – и поеду. Надо к матери еще заскочить, давно не был.
Сперва он поехал в больницу к Аделине, рассудив, что у матери задержится надолго и не успеет в часы посещения. Но его опасения оказались излишни – в приемном покое его снова узнала регистратор и без всяких лишних вопросов пропустила и даже выдала белую накидку.
Аделину уже успели перевести в хирургическое отделение, и вот туда-то заходить Матвей не особенно хотел, чтобы не встречаться с кем-то из бывших коллег. Он знал – его осуждали за уход из общей хирургии в пластическую, считали, что Мажаров просто захотел денег, а в городской больнице столько, понятное дело, не платили. Доказывать обратное он не собирался, но слухи эти были все же неприятны.
Аделина лежала в отдельной палате в самом конце коридора и, когда Матвей, постучав, вошел, очень удивилась:
– Вы?
– А я думал, что мы обо всем вчера договорились, – широко улыбнулся он, садясь на табуретку.
– О чем?
– Что в неофициальной обстановке общаемся запросто. Как ты себя чувствуешь?
Она как-то машинально дотронулась до повязки на шее:
– Швы ноют.
– Ну, это ничего, пройдет. А вообще как? Слабость, боли, температура? – Он взял ее руку и посчитал пульс.
Аделина выглядела растерянной и даже смущенной:
– Мы должны говорить об этом?
– А что в этом такого? Я интересуюсь как врач.
– Но ты не мой врач.
– Какая разница? Скажи лучше – к тебе полицейские приходили?
Она вдруг оживилась, попыталась приподняться, но Матвей остановил:
– Нет, вот только давай без лишних движений.
Аделина оставила попытки сесть и проговорила:
– Я оказалась права. На меня напал отец этой самой Насти.
Матвей пару секунд не мог даже дышать – так вот почему ему показалась знакомой эта фамилия! Котов же, отец Насти. И выходит, что второй пострадавшей женщиной вполне могла оказаться соседка, что привезла девочку к ним в клинику. «Интересно, Аделина об этом знает?» – подумал он.
– Похоже, что мне повезло, – произнесла Аделина, глядя в потолок. – Соседку свою он ударил по голове, тоже на парковке, она там и скончалась. Если бы я вчера одна домой поехала…
– Ты не пошла бы на парковку, и вообще ничего не случилось бы, – перебил Матвей, испытывая неловкость оттого, что сейчас она начнет говорить какие-то благодарственные слова, слышать которые он совершенно не хотел.
– Он все равно подкараулил бы меня, раз задался целью. Не исключено, кстати, что его признают невменяемым.
– Пусть попробуют.
– Ну, на это никто не сможет повлиять.
– Посмотрим, – уклончиво сказал Матвей. – Убийство и покушение на убийство…
– Я не хочу об этом говорить, – перебила Аделина, закрывая глаза. – Я попросила перевод в нашу клинику, завтра, думаю, все решится.
– Ну, и правильно, дома и стены помогают – так ведь говорится?
Она посмотрела на него чуть удивленно:
– Странно. Мне казалось, ты будешь возражать.
– Я? С чего вдруг?
– По-моему, в твоих глазах я выгляжу такой вздорной помещицей, дикой барыней с причудами.
– Это ты с чего взяла? – удивился Матвей, которому и в голову не могло прийти подобных сравнений – он давно приучил себя не оценивать коллег по человеческим качествам, а только по профессиональным.
– Так все считают.
Это прозвучало неожиданно жалобно, как будто Аделину очень обижало подобное отношение коллег. Матвей мог бы сказать, что это вовсе не так, и в ординаторской никто из врачей ни разу не отозвался о ней с неуважением, но не стал. Будет выглядеть так, словно он старается втереться в доверие. «Почему я все время беспокоюсь о том, какое впечатление произвожу на нее?» – вдруг подумал Матвей и даже слегка покраснел.
– Может, мне самому заняться твоим переводом сюда? – спросил он, чтобы избежать неловкой паузы.
– Нет, не нужно, здесь все решат. Ты лучше попроси Аллу, чтобы она подготовила мой кабинет, я буду лежать там.
– Еще не хватало!
Аделина открыла глаза и внимательно посмотрела на него:
– Я не собираюсь занимать палату, которая может потребоваться для пациента.
И Матвей понял, с какой стороны нужно зайти, чтобы не нарваться на отказ:
– Ну, допустим. Теперь вспомни, где расположен твой кабинет, и представь, как будут загружены сестры этими бесконечными переходами из корпуса в корпус несколько раз за дежурство. А если в момент их отсутствия в реабилитации или послеоперационной что-то случится?
Она смотрела на него своими прозрачными глазами и о чем-то думала.
– Ты прав. Этого я не учла. Хорошо, тогда в двухместную.
– Аделина, в этом нет нужды, у нас сейчас много свободных коек, и такая мелочь, как одноместная палата, не нарушит ничьих планов, – твердо произнес Матвей. – Давай больше не будем это обсуждать.