В сердце своём Мелькор больше всех ненавидел эльдар, как за то, что они были веселы и красивы, так и за то, что в них видел он причину возвышения валар и своего падения. Поэтому он изо всех сил изображал любовь к ним, искал их дружбы, предлагал им свои услуги, знания и искусство в любом деле. Было это всё обманом, ваньяр не доверяли ему и не пользовались его услугами, ибо сами жили в свете Деревьев и были довольны тем, что имели. На телери он сам не очень полагался, считая их неискусными и слабыми; такие не смогли бы стать орудиями в его планах. Но нольдор увлекались ремёслами, жадно впитывали тайные знания, которые он им открывал, и многие прислушивались к тем его словам, которые лучше бы никому не слышать.
Впоследствии Мелькор заявил, что Феанор многому тайно научился у него, что в величайших делах Феанор получал его советы; но лгал он, завидуя, ибо никто из эльдалиэ не мог сильнее ненавидеть Мелькора, чем Феанор, сын Финвэ, который первым дал ему прозвище Моргот. Даже попав в сети Мелькора и выступив против валар, не слушал он его советов и не говорил с ним. Ибо Феанор, горя пламенем лишь собственного сердца, всегда работал быстро и один; и ни у кого в земле Аман не спрашивал совета, ни у малых, ни у великих, кроме разве жены своей, мудрой Нэрданэль, да и то в самом начале их совместной жизни.
Глава 7О Сильмарилах и волнениях среди нольдор
В то время были изготовлены вещи, из всех изделий эльфов самые знаменитые. Ибо Феанор, войдя в полную силу, задумался о том, что дотоле не приходило ему в голову. Может, судьба послала ему предвидение, ибо близился роковой час. Но он стал думать, как сохранить свет Двух Деревьев, чтобы не погиб он и с ним – величие Благословенного края. Долго трудился Феанор в великой тайне, применил все свои знания, вою силу, всё искусство и, наконец, сотворил Сильмарилы
На вид это были три больших драгоценных камня. Но только когда наступит конец всех Начал, пропадёт Солнце и погаснет Луна и из залов вечного ожидания вернётся Феанор, погибший до сотворения Солнца и не являвшийся с тех пор среди своих сородичей, станет известно, из чего он их сделал. Похожие на алмазы, огранённые в кристаллы, они были неизмеримо прочнее, и в королевстве Арды не нашлось бы силы, способной разбить или повредить их. Но кристаллы служили им лишь оболочкой, телом, как Детям Илюватара служит тело, скрывающее жар души, жизненный огонь, пронизывающий всё существо. Внутренний огонь вложил Феанор в Сильмарилы, смешав свет Двух Деревьев Валинора, и жил огонь в них, когда Деревья погибли и не светили больше. А Сильмарилы продолжали светить во тьме глубоких подвалов и в дальней дали, как звёзды Варды; радовались свету и брали его, и отдавали лучами удивительной красоты, будто они сами – живые существа.
Все, кто жил тогда в земле Аман, преисполнились удивления и восхищения, увидев сделанное Феанором. Варда благословила Сильмарилы и наложила на них заклятие – отныне лишь бессмертные, не знающие Зла, и только чистыми руками могли их касаться. Любого, в ком есть зло, грязь, и любого, кто смертен, испепелило бы такое прикосновение. Мандос предсказал, что судьбы Арды, земли, моря и воздуха отныне будут заключены в них.
И сердце Феанора навеки прикипело к тому, что сотворил он.
Мелькор сразу возжелал Сильмарилы, и даже когда он их не видел, память об их сиянии жгла ему сердце. Сгорая от желания заполучить кристаллы, стал он думать, как уничтожить Феанора и расстроить дружбу валар и эльфов. Но он хитро скрывал свои цели, и никто не сказал бы по его виду, что он замышляет зло. Долго готовил он своё предательство, трудно ему пришлось. Но тот, кто сеет ложь, в конце концов дожидается богатого урожая и может отдохнуть, глядя, как другие пожинают его и засевают новое поле. Мелькор находил уши, которые не отворачивались от него, и языки, готовые разнести то, что он говорил; ложь шла от друга к другу, её передавали, как тайну, когда говорящий считает себя умнее того, кто слушает. Жестоко поплатились потом нольдор за легковерие и недомыслие.
Когда Мелькор увидел, что многие склоняются к нему, стал он чаще приходить к ним, говорил правдивые слова и вплетал в них ложь, а строил свои речи так искусно, что внявшим ему потом казалось, будто они сами обо всём этом давно думали. Злодей насылал им в души видения великих восточных стран, которыми они могли бы свободно править. Прошёл шепоток, что валар привезли квенди в Аман из ревности, боясь, что слишком большой красотой и силой творчества наделил их Илюватар, и что когда умножатся эльфы и разойдутся по миру, трудно станет валар управлять ими.
Валар тогда уже знали, что в мир должны будут прийти люди, но эльфы о них ещё ничего не знали, ибо не открывал им этого Манвэ. А Мелькор тайно сказал им о Смертных, пытаясь использовать во зло молчание валар. Он сам ещё мало знал о людях, ибо когда творилась Великая Музыка, думал о себе и не вслушивался в Третью Тему Илюватара; но сейчас пустил слух среди эльфов, будто Манвэ держит их самих в плену, чтобы легче было людям захватить Землю, ибо отобрав у эльфов наследие Илюватара, валар быстрее заселят Среднеземье слабыми и недолго живущими племенами. Мало было в том истины, и никогда не собирались валар направлять волю людей во вред эльдар. Но многие нольдор поверили или наполовину поверили ядовитым словам.
Так незаметно был отравлен мир в Валиноре. Валар ещё не подозревали ничего, а нольдор уже роптали. Многих из них обуяла гордыня, стали они забывать, сколько даров дали им валар. Жажда свободы и простора на земле жарко запылала в нетерпеливом сердце Феанора. А Мелькор втайне смеялся, ибо ненавидел Феанора больше всех, и желал Сильмарилы, и направлял всю свою ложь именно к этой цели. Но добраться до Сильмарилов он никак не мог, ибо лишь на больших пирах Феанор надевал их, и сверкали они у него во лбу, а в остальное время их надёжно охраняли, были они заперты в глубоких подвалах сокровищницы в Тирионе. Полюбил Феанор созданные им Сильмарилы ревнивой любовью, даже показывать их не желал никому, кроме отца своего и семерых сыновей. Стал он забывать, что свет в Сильмарилах был лишь взят им, а не создан и не мог принадлежать ему одному.
Равно высокородны были Феанор и Финголфин, старшие сыновья Финвэ, во всём Амане оказывали им должную честь; теперь оба они возгордились и стали слишком ревниво относиться к своим правам и к тому, чем владели. И новую ложь пустил Мелькор по Эльдамару, и дошёл до Феанора слух, что Финголфин с сыновьями задумал с разрешения валар отобрать власть у Финвэ и семьи его младшего сына, ибо валар недовольны, что Сильмарилы хранятся в Тирионе, а не доверены им. А Финголфину и Финарфину было сказано:
– Берегитесь! У гордеца сына Мириэль никогда не было любви к детям Индис. Возвысился он, и отец теперь у него в руках. Скоро столкнёт он вас с Туны!
Когда же Мелькор увидел, как от углей его лжи зажигаются тщеславием и гневом сердца нольдор, заговорил он с ними об оружии; и принялись нольдор ковать мечи, топоры и наконечники для копий. Стали они изготавливать щиты со знаками соперничающих родов, один великолепнее другого, и носили открыто только их, а об остальном оружии пока молчали, ибо каждый думал, что только он получил предупреждение. Феанор же в тайной кузнице, о которой даже Мелькор не подозревал, выковал для себя и своих сыновей страшные закалённые мечи и изготовил высокие шлемы, украсив их алыми перьями. Горько пожалел Махтан о дне, когда начал учить мужа своей дочери Нэрданэль всем секретам металла, которые сам узнал от Аули.
Вот так ложью, льстивым шёпотом и зловредными советами разжёг Мелькор сердца нольдор и натравил их друг на друга; ссоры их приблизили закат древнего и славного Валинора, кончились его счастливые дни. Феанор стал произносить бунтовские речи против валар, открыто возглашая, что покинет Валинор, вернётся во Внешний мир и освободит нольдор от рабства, если они за ним пойдут.
Начались в Тирионе великие волнения. Встревожился Финвэ и созвал всех вождей своего племени на совет. Но прежде чем явились они, поспешил в его покои Финголфин и сказал ему:
– Король и отец мой, неужели не остановишь ты нашего брата Куруфинвэ, недаром прозванного Пламенным Духом? Возгордился он. По какому праву смеет он говорить с народом, будто он уже король? Это ведь ты давным-давно обратился к племени квенди и уговорил их внять призыву валар и прийти в Аман. Ты провёл нольдор по долгим дорогам Среднеземья через множество опасностей к свету Эльдамара. Если ты сам не жалеешь об этом, у тебя ещё есть два сына, готовые поддержать тебя.
Но не успел Финголфин окончить речь, как в покой ворвался Феанор в полном вооружении, в высоком шлеме, с большим мечом у бока. И сказал он:
– Так я и думал. Сводный брат мой уже у отца, хочет стать первым, как и во всём остальном! – и обратясь к нему, обнажил меч с криком: – Убирайся на своё место!
Финголфин поклонился отцу и, не удостоив Феанора ни словом, ни взглядом, вышел прочь. Но Феанор бросился за ним, остановил его в дверях королевского дома и приставил меч к его груди, говоря:
– Слушай, сводный брат! Твой язык остёр, но мой меч острее. Попробуй только покуситься ещё раз на моё место и любовь отца, и я избавлю нольдор от того, кто хочет повелевать рабами!
Многие слышали эти слова, ибо дом Финвэ стоял на большой площади рядом с Миндоном; но снова Финголфин не ответил ему, а молча прошёл сквозь толпу и стал искать брата своего Финарфина.
Так узнали валар о волнениях среди нольдор, и решили они, что это Феанор замыслил беспорядки, ибо он первым открыто произнёс противные слова, ведь семена их были посеяны тайно. Слишком самоволен и буен был Феанор, и гордыней превзошёл всех гордых нольдор. Опечалился Манвэ, но наблюдал за всем и ничего не говорил. Эльдар пришли на землю валар по своей воле, остались по своей воле и могли по своей воле уйти. Валар могли счесть их уход безрассудством, но помешать не могли. А то, что сделал Феанор, терпеть было нельзя, и валар рассердились и обиделись. И вызван был Феанор к Вратам Вальмара, чтобы держать ответ за все свои слова и поступки. Всех, кто знал об этом, и так или иначе принимал участие в беспорядках, тоже позвали. Встал Феанор в Кольце Судеб перед Мандосом, и приказали ему отвечать, и стали спрашивать. Обнажились тут корни Зла, и открылась зловредность Мелькора. Тут же Тулькас покинул Совет Валар, дабы своей рукой схватить Мелькора и привести на суд. Но Феанора нельзя было признать невинным, ибо нарушил он покой Валинора, подняв меч на родича. И сказал ему Мандос: