В Мифриме жили тогда Серые эльфы, племя из Белерианда, перешедшее на север через горы, и нольдор встретились с ними радостно, как с родными после долгой разлуки. Только поначалу они понимали друг друга с трудом, ибо язык калаквенди в Валиноре уже отличался от языка мориквенди в Белерианде. От эльфов Мифрима нольдор узнали о могуществе Элу Тингола, короля Дориата, и о колдовском Поясе вокруг его владений, а на юг в Менегрот пошли вести о великих деяниях на севере, и достигли эти вести гаваней Бритомбар и Эгларест. И дивились все эльфы Белерианда неожиданному возвращению с запада могучих соплеменников, и с надеждой смотрели на них, ибо как раз нуждались в помощи и верили вначале, что родичи пришли от валар, чтобы их спасти.
В час смерти Феанора к его сыновьям явились посланцы Моргота, объявили, что Моргот признаёт своё поражение и предлагает мир, и условия предлагает вплоть до возвращения Сильмарилов. Тогда Маэдхрос Высокий, старший из сыновей, убедил братьев притвориться, что они идут на переговоры, и встретиться с посольством в назначенном месте. Нольдор Морготу так же не поверили, как Моргот им, поэтому каждое посольство оказалось войском. Но у Моргота силы было больше, и у него были балроги. Маэдхрос попал в засаду, все его воины были убиты, его самого по приказу Моргота взяли в плен живым и привели в Ангбанд.
Братья Маэдхроса отступили и укрепили лагерь в Хифлуме. Моргот держал Маэдхроса заложником и объявил, что отпустит его, если нольдор прекратят войну и вернутся на Запад, или хотя бы уйдут далеко от Белерианда на крайний юг мира. Но сыновья Феанора знали, что Моргот их обманет и, что бы они ни сделали, не отпустит Маэдхроса. Кроме того, были они связаны Клятвой и не могли отказаться от борьбы с Врагом. Тогда Моргот подвесил Маэдхроса над бездной в горах Тангородрима, приковав его к скале железным ремнём за кисть правой руки.
Потом до лагеря в Хифлуме дошёл слух о переходе Финголфина через Скрежещущие Льды Хелькаракса. И в то же время мир был поражён явлением Луны. Когда же войско Финголфина входило в Мифрим, на западе взошло пламенное Солнце, и Финголфин приказал развернуть знамёна, голубые с серебром, и трубить в трубы. Под ногами шагавших воинов из земли навстречу солнцу вырастали первые цветы; кончились подзвёздные века. От великого света слуги Моргота бежали в Ангбанд, и Финголфин беспрепятственно прошёл через Дор Даэдэлот, в то время как враги прятались под землёй. Дойдя до ворот Ангбанда, эльфы ударили в них, и от голоса их труб затряслись башни Тангородрима, и Маэдхрос в мучениях услышал эти трубы и громко закричал, но его крик раздробился эхом в камнях и пропал, никем не услышанный.
Финголфин нравом отличался от Феанора, был спокойней и осмотрительней, поэтому он отступил, ушёл из Дор Даэдэлота и направился в Мифрим, ибо сказали ему, что там он найдёт сыновей Феанора, и, кроме того, он уходил под защиту Гор Тени, чтобы его воины отдохнули и набрались сил. Видел он мощь Ангбанда и понял, что не падёт твердыня Врага от одного трубного звука. В Хифлуме встал он первым лагерем и к северу от озера Мифрим устроил первое жилище себе в Среднеземье. В сердцах тех, кто следовал за Финголфином, не было любви к Дому Феанора, ибо сильно перестрадали они, переходя Скрежещущие Льды, а Финголфин считал сыновей соучастниками деяний отца. Между двумя войсками возникла опасность столкновения. Но, несмотря на тяжёлые потери в пути, племя Финголфина и Финрода, сына Финарфина было всё же более многочисленным, чем войско, шедшее за Феанором, и воины Феанора сами отступили и перенесли лагерь на южный берег озера, так что озеро разделило их. Многие соплеменники Феанора раскаивались в сожжении судов в Лосгаре и поражались мужеству друзей, которых бросили за льдами. Они бы приветствовали их приход, но не смели, в основном, от стыда.
Вот так сбывалось Предсказание – нольдор ничего не добились, а Моргот выжидал, и его орков давил новый страх – светобоязнь. Но очнулся Моргот от раздумий, увидел, как разделились его враги, и порадовался. В подвалах Ангбанда творил он дымы и пар и выпускал из Железных гор через вершины. Из далёкого Мифрима эти дымы были хорошо видны, как пятна на светлом небе первого утра мира. Восточный ветер приносил их в Хифлум, иногда они прикрывали новое солнце, потом падали на поля, сворачивались в ямах, накрывали холодным пологом воды Мифрима. Была в них безотрадность и отрава.
Потом храбрый Фингон, сын Финголфина решил прекратить распри, разделившие нольдор, чтобы войско их стало сильным к тому времени, когда Враг подготовится к войне. А он готовился, северная земля дрожала, и гром раздавался из его подземных кузниц. Давным-давно в Благословенном Валиноре, ещё до того, как был освобождён Мелькор и его ложь встала между ними, Фингон был в большой дружбе с Маэдхросом. Он не знал, что Маэдхрос помнил его и думал о нём, когда горели корабли, но сердце его болело при воспоминании об этой дружбе. И совершил Фингон подвиг, прославивший его среди вождей нольдор: один, ни с кем не советуясь, отправился он на поиски Маэдхроса. Сама темнота, насланная Морготом, помогла ему подойти незамеченным к вражьей твердыне. Забрался он высоко в горы и с отрогов Тангородрима окинул взглядом пустынную землю и пришёл в отчаяние, не увидев ни троп, ни щелей, которыми можно было бы проникнуть в крепость Моргота. Тогда взял он в руки арфу и, невзирая на орков, которые, наверное, прятались здесь в чёрных ямах, запел старинную песню, сложенную нольдор в Валиноре до того, как родилась вражда между сыновьями Финвэ. Эхо разнесло его голос по унылым ущельям, которые до сих пор слышали лишь боевые крики и вопли страха.
Так Фингон нашёл, кого искал. Ибо вдруг издалека сверху слабый голос подхватил его песню, отвечая на его зов. Это Маэдхрос сумел запеть, невзирая на муку. Но Фингон смог добраться лишь до подножья обрыва, над которым висел его родич, дальше пути не было. Увидел он, как жесток и коварен Моргот, и заплакал, а Маэдхрос, у которого не осталось теперь даже надежды, стал молить Фингона застрелить его из лука. Вставил Фингон стрелу, натянул тетиву и в отчаянии воззвал к Манвэ, восклицая:
– О, Повелитель, ты любишь всех птиц летящих, направь мою оперённую стрелу, яви милость к нольдор в беде!
Молниеносным был ответ на его мольбу. Ибо Манвэ, любивший птиц, получал от них вести, сзывая на Таникветиль из Среднеземья. Он всё ещё жалел эльфов-изгнанников, и послал племя орлов на север земли, чтобы жили они там, на высоких утёсах и следили за Морготом. И орлы носили ему оттуда печальные вести о последних событиях. А теперь, едва Фингон успел согнуть лук, Повелитель орлов Торондор, могучая птица, равных которой не видела и не увидит земля, с размахом крыльев в тридцать саженей, слетел с высот, остановил руку Фингона, поднял его самого в воздух и поднёс к скале, на которой висел Маэдхрос. Но Фингон не смог ни освободить руку Маэдхроса из железного ремня, ни разрубить адское железо, ни вырвать его из скалы. Снова Маэдхрос молил убить его, и тогда Фингон отсёк ему кисть руки и только так освободил, а Торондор отнёс их обоих в Мифрим.
Рана Маэдхроса со временем зажила. Горяч был в нём огонь жизни, большой силой обладали в древности те, кто был вскормлен в Валиноре. Телом он стал здоров, и боль не мучила его, но в сердце тень пережитой муки осталась навек. Меч его в левой руке был врагам более страшен, чем прежде в правой.
Фингон завоевал своим подвигом великую славу, все нольдор восхваляли его, и стихла вражда между домами Финголфина и Феанора. Маэдхрос просил прощения за то, что оказался среди тех, кто бросил соплеменников в Арамане, и отказался править всеми нольдор. Финголфину он сказал:
– Если бы между нами, Повелитель, не было вражды, королевство всё равно перешло бы тебе по праву, ибо ты здесь старший из Дома Финвэ и мудрейший.
Но не все братья в душе согласились с ним.
Вот так, как предсказал Мандос, Лишёнными стали называть вождей из Дома Феанора, потому что правление племенем нольдор перешло от них в Дом Финголфина, как в Элендэ, так и в Белерианде, и ещё потому, что лишились они Сильмарилов. Но при этом они объединились снова, и надёжную стражу поставили на границах Дор Даэдэлота, и осадили Ангбанд с запада, юга и востока. А по всему Белерианду разослали разведчиков и послов, дабы познакомиться с племенами, жившими там.
Король Тингол не был душевно рад привечать столь многих западных вождей, каждый из которых желал править новыми землями; он не открыл границ своего края, не снял колдовской Пояс Мелианы, ибо, как и она, не верил, что Моргот вечно будет сидеть в осаде. Из всех властительных нольдор лишь дети Дома Финарфина смогли беспрепятственно пройти в Дориат, ведь были они прямыми родичами самого Тингола, так как их матерью была дочь Ольвэ из Алквалондэ, Эарвен.
Ангрод, сын Финарфина был первым изгнанником, явившимся в Менегрот послом своего брата Финрода. Он долго говорил с королём, рассказал ему о деяниях нольдор на севере, о том, сколько их и какое у них войско, и где стоит оно. Но, будучи здравомыслящим и умным, он ни слова не произнёс о братоубийственной резне, о том, как нольдор отправились в изгнание, и даже о Клятве Феанора, ибо счёл, что обиды уже прощены, и нечего о них вспоминать. Король Тингол выслушал Ангрода и перед тем, как отпустить его, сказал:
– Вот что передашь ты от меня пославшим тебя. Пусть нольдор живут в Хифлуме, в горном Дорфонионе и в диких землях на восток от Дориата. Эти земли свободны. Но в остальных местах много моих соплеменников, и не хочу я ограничивать их волю и сгонять их с обжитых земель, ставших им домом. Следите за собой, западные вожди! В Белерианде правлю я, и все, кто собирается здесь поселиться, да услышат меня. Жить в Дориат придут лишь те, кого я приглашу гостями, и те, кто попросит у меня помощи в большой нужде.
Властители нольдор держали совет в Мифриме, когда из Дориата вернулся Ангрод с посланием короля Тингола. Холодными показались им слова Тингола, и рассердились на него нольдор, сыновья Феанора. Но Маэдхрос засмеялся и сказал: