Барахир с отрядом Отчаянных, там нашёл убежище, и не смог Моргот обнаружить его. Но слухи о деяниях Барахира и его воинов расходились по далёким землям, и приказал Моргот Саурону найти их и уничтожить.
Был среди спутников Барахира Горлим, сын Ангрима. До великой беды была у него жена по имени Эйлинель, и горячо любили они друг друга. Ушёл Горлим воевать на север, а когда вернулся, дом его был цел, но разграблен, а жена исчезла. Убита она или жива и в плену – не узнал он. Тогда пошёл он к Барахиру, и из всех его воинов стал самым яростным и отчаянным. Но душу его терзали сомнения, ибо не хотел он верить, что Эйлинель мертва. Иногда он тайком возвращался в места, которыми владел раньше. Дом был по-прежнему пуст. Но о том, что он туда ходит, узнали слуги Моргота.
Раз осенью подошёл он к своему дому один в сумерки, и различил свет в окне. Осторожно подкрался он ближе, заглянул в окно и увидел Эйлинель. Исхудавшее лицо её было печально, и ему послышалось, что она его зовёт и жалуется, что он её бросил. Громко закричал он, и свет тут же погас. Поднялся ветер, взвыли волки, и сильные руки охотников Саурона легли ему на плечи. Так был схвачен Горлим и приведён в лагерь Врага. Его пытали и спрашивали, где скрывается Барахир и что делает. Но Горлим молчал. Тогда ему пообещали, что если он покорится, его освободят и вернут ему Эйлинель. Измучившись от боли и боясь за жену, Горлим сдался. Его тут же повели к страшному Саурону, и Саурон сказал:
– Доложили мне, что ты торгуешься. Назови свою цену за сведения.
И ответил Горлим, что хочет найти Эйлинель, соединиться с ней и стать свободным, ибо думал он, что Эйлинель тоже в плену. Усмехнулся Саурон и сказал:
– За большую измену это малая цена. Да будет так. Говори!
Горлим готов был пойти на попятный, но глаза Саурона уже впились в него, и выдал он Врагу всё, что знал. Тогда засмеялся Саурон, издеваясь над Горлимом, и сказал ему, что Эйлинель мертва, а видел он лишь призрак, попал в ловушку, опутанный чарами.
– Но твою просьбу я исполню, – сказал Саурон. – Ты освободишься от всего и пойдёшь к Эйлинель.
И Горлима предали страшной смерти.
Так узнал Моргот, где скрывается Барахир, и расставил там свои сети. В тихий час перед рассветом орки неожиданно напали на людей в Дорфонионе и убили всех, кроме одного. Ибо Берен, сын Барахира, посланный отцом в опасную разведку, был тогда далеко от их убежища. Ночь застала его в лесу, и увидел он сон: будто на голых деревьях у озера вместо листьев сидят стервятники, и кровь капает у них с клювов. А потом по воде будто подошёл к Берену призрак Горлима и, рассказав о своей измене и смерти, просил спешить, чтобы успеть предупредить отца.
Проснулся Берен и, не дожидаясь рассвета, помчался через лес. Когда же на второе утро добрался он до убежища Отчаянных, то увидел лишь стервятников. Заметив его, они взлетели с земли и сели на ветки ольховых деревьев, росших у озера Тарн Аэлуйн. Под их издевательский клёкот собрал Берен кости отца, сложил над ними каменный тур и поклялся отомстить. Сначала бросился он в погоню за орками, убившими его отца и соплеменников. У Ривильского омута возле Серехских топей нашёл он ночью их лагерь. Был он искусным следопытом и сумел подойти совсем близко к их костру незамеченным. Главарь орков как раз похвалялся своим подвигом, высоко подняв руку Барахира, которую отрубил в доказательство, что выполнил задание. Кольцо Фелагунда сверкнуло на мёртвой руке. Выскочил Берен молнией из-за камня, выхватил руку отца с кольцом, убил главаря и скрылся. Судьба хранила его в тот раз, орки растерялись, они стреляли ему вслед, но мимо.
Ещё четыре года странствовал Берен одиноким мстителем в Дорфонионе; подружился он со зверями и птицами, они помогали ему и ни разу не выдали, с тех пор убивал он лишь тех, кто служил Морготу, а тех, кто не служил Врагу, не убивал, и мяса их не ел. Смерти он не боялся, боялся только плена, а так как был храбр и отчаян, сумел избежать и плена, и смерти. Молва о подвигах одинокого храбреца разнеслась по всему Белерианду и дошла до Дориата. Моргот назначил за его голову награду, не меньшую, чем за голову Фингона, Верховного короля нольдор. Но вместо того, чтобы хватать его, орки бежали от одного слуха о его приближении. Против него было выслано целое войско во главе с Сауроном. И Саурон повёл за собой оборотней, страшных духов в шкурах злых волков.
Вся земля Дорфониона переполнилась Злом, добрые существа спасались бегством, и Берену пришлось бежать от страшного Врага. Зимой, когда снег укрыл могилу его отца, покинул её Берен и по снегу взобрался на высоты Гор ужаса, Эред Горгорот. Увидел он оттуда далёкие земли Дориата, и судьба вложила ему в сердце желание пойти в Бережённое королевство, куда ещё не ступала нога смертного.
Страшен был путь его на юг. Круты были обрывы Эред Горгорот, а тени у их подножий залегли ещё до первого восхода луны. В пустыне Дунгортэб за горами злодейское колдовство Саурона встречалось с охранными чарами Мелианы, там царил ужас, сводивший путников с ума. Там обитали потомки Унголианты, гигантские пауки, в чьи не видимые во мраке сети попадало всё живое; там неслышно охотились многоглазые чудища, рождённые в первозданной Тьме до появления солнца. Не было в той заколдованной земле ни пищи, ни питья для людей и эльфов, только смерть. Берен прошёл там, и это один из величайших его подвигов, но он никогда о нём не говорил, не желая вызывать в памяти пережитые ужасы, и никто не узнал, как он нашёл путь к границам Дориата по тропам, на которые до него не смел вступать ни человек, ни эльф. Преодолел он и волшебные лабиринты Мелианы, сплетённые вокруг королевства Тингола, так сбылось её предвидение. Всё прошёл Берен, ибо великим предназначением был отмечен.
В «Балладе о Лейтиане» говорится, что Берен вошёл в Дориат, шатаясь, поседев от горя и испытаний и согнувшись под бременем бед, так измучила его дорога. Но было лето, и в лесах Нельдорет однажды вечером в час восхода луны он встретил Лютиэнь, дочь Тингола: танцевала она в неувядающих травах на зелёной опушке у реки Эсгальдуны. Очарованный Берен забыл о боли и усталости, ибо увидел прекраснейшую из всех Детей Илюватара. Одежда её была синей, как безоблачное небо, а глаза – серые, словно звёздные сумерки; золотыми цветами был расшит её плащ, волосы были темны, как вечерние тени, а лицо светилось. Красота её чудесно соединяла блеск солнечных лучей в листве и мерцание звёзд над туманами мира, голос звенел музыкой чистых ручьёв.
Но она тут же исчезла, а Берен онемел, ибо пали на него чары, и долго блуждал он по лесам, словно дикий зверь, ища её и не находя. Про себя он назвал её Тинувьель, что означает «Соловей», а на языке Серых эльфов – Дочь Сумерек. Не знал он другого имени. Осенью виделась она ему в летящих по ветру листьях, а зимой светила звездой с холма, но не мог он даже подойти близко, скованный чарами.
Кончилась зима. В канун весны перед рассветом взбежала Лютиэнь в танце на зелёный холм – и вдруг запела. Звонкая песня трелью жаворонка вырвалась из врат ночи и рассыпалась среди побледневших звёзд, встречая солнце, которое вот-вот встанет из-за стен мира. Песня Лютиэнь разорвала оковы зимы; заговорили, оттаяв, ручьи, и там, где ступала Лютиэнь, согревалась земля и вырастали цветы.
Спали чары, сковывавшие уста Берена, и позвал он девушку, крикнув: «Тинувьель!..» так, что лес эхом повторил это имя. Удивлённо остановилась она, и Берен приблизился к ней. Посмотрела она на него, и сбылось предназначенное: она его полюбила. Но тут же выскользнула из его рук и исчезла ещё до наступления дня. Пал Берен на землю, лишившись чувств, пронзённый блаженством и печалью, и забытьё его перешло в сон, словно погрузился он в тёмную бездну, а проснувшись, ощутил он себя покинутым и забытым, и холод камня проник в него. Мысли его путались, как слепой, протягивал он руки, пытаясь схватить исчезнувший свет. Так начал он расплачиваться страданием за дарованную ему судьбу. Волей той же судьбы была поймана Лютиэнь. Бессмертная, отказалась она от бессмертия, чтобы умереть вместе с ним. Свободная, согласилась надеть его оковы. Никто из эльдалиэ не узнал таких страданий, какие выпали на её долю.
Она вернулась к нему, когда он потерял надежду, сидя во тьме, и взяла его за руку. Давным-давно это было. Потом она часто приходила к нему, и тайно гуляли они вместе по лесам Бережённого королевства от начала весны до лета, и никому из детей Илюватара не доставалось столь огромной радости, но слишком быстро прошло то время.
Ибо менестрель Даэрон тоже любил Лютиэнь; он выследил её и Берена и выдал их Тинголу. Сильно разгневался король. Любя дочь свою Лютиэнь безмерно, он считал всех эльфийских королевичей недостойными её, а смертных вообще не признавал и даже на службу к себе не брал. Потрясённый и огорчённый, говорил он с Лютиэнь, но она ни в чём не призналась, пока не взяла с него клятву не убивать Берена и не бросать его в темницу. Однако Тингол послал слуг схватить Берена как нарушителя границ и привести его в Менегрот. Тогда Лютиэнь опередила их и сама привела Берена к Тинголу, словно он был достойным гостем.
Тингол со своего трона посмотрел на Берена с гневом и укоризной. Мелиана же промолчала.
– Кто ты? – спросил король. – Почему являешься, как вор, и как смеешь непрошенным подходить к трону моему?
Смутился Берен и устрашился, ошеломлённый великолепием Менегрота и величием Тингола, и ничего не ответил. Тогда заговорила Лютиэнь, и сказала она:
– Это Берен, сын Барахира, вождь среди людей, могучий враг Моргота. Песни о его подвигах даже эльфы поют.
– Пусть Берен сам говорит! – сказал Тингол. – Что тебе надо здесь, несчастный смертный, зачем покинул ты свою страну и пришёл в земли, запретные для таких, как ты? Можешь ли доказать, что не заслуживаешь суровейшего наказания за дерзость и безрассудство, нарушив мой закон?
Поднял взгляд Берен и встретился с глазами Лютиэнь и Мелианы, показалось ему, что нужные слова кто-то вложил в его уста. Страх пропал, вернулась к нему гордость сына старейшего Дома людей, и сказал он: