рки заколебались, их атака захлебнулась, некоторые даже обратились в бегство. Когда передовые силы Маэдхроса бросились на орков, Моргот ввёл в бой последние силы, и Ангбанд опустел. В последнем войске Врага были волки и орки на волках, балроги и драконы во главе с отцом драконов Глаурунгом. Силён и ужасен был Великий Змей, эльфы и люди дрогнули перед ним, сразу вполз он между воинами Маэдхроса и Фингона и разделил их.
Но ни волки, ни балроги, ни сам дракон не спасли бы Моргота, и пришёл бы ему конец, если бы не измена людей. В тот страшный час открылся заговор Ульфанга. Ложь и страх отравили души многих востокан, и они повернулись и бежали с поля битвы, а сыновья Ульфанга вдруг переметнулись к Морготу и напали на замыкающие отряды сыновей Феанора столь яростно, что даже пробились к знамени Маэдхроса. Но не получили они обещанных Морготом наград, ибо Маглор своей рукой убил предводителя изменников Ульдора Проклятого, а сыновья Бора успели прикончить Ульфаста и Ульварта прежде, чем сами были убиты. Но Ульдор оставил за холмами ещё целое войско злых востокан; теперь они подошли, и отрядам Маэдхроса пришлось отбиваться от врагов с трёх сторон. Его войско разделилось и рассеялось. Судьба пощадила самих сыновей Феанора, все они получили раны, но ни один не был убит. Они нашли друг друга в бою и держались вместе, а потом, собрав вокруг себя остатки нольдор и гномов, пробились из окружения и бежали далеко на восток, к горе Долмед.
Из тех, кто пришёл с востока, последними покинули поле битвы наугримы из Белегоста, заслужившие великую славу. Гномы дрались упорнее людей и эльфов, вдобавок у них в обычае было надевать для боя шлемы со страшными масками, которые хранили их от драконов. Не будь их, Глаурунг со своим выводком спалил бы последних нольдор. Наугримы обступили Глаурунга плотным кольцом, их большие боевые топоры прорубали его твёрдый панцирь, а когда дракон в ярости развернулся, сбил с ног правителя Белегоста Азагала и пополз на него, Азагал последним ударом всадил кинжал ему в брюхо и нанёс ему такую рану, что змей уполз с поля, а страшные твари Ангбанда растерянно отступили за ним. Гномы тогда подняли тело Азагала и унесли. При этом шли они медленно, тяжело ступая, и низкими гортанными голосами пели погребальную песнь, как было принято в их стране. Они словно забыли о врагах и перестали их замечать. Никто не осмелился помешать им.
А на западном краю поля Фингон и Тургон отбивали атаку врагов, числом втрое превосходящих оставшееся у них войско. Туда пришёл вождь балрогов Готмог, главнокомандующий всеми силами Ангбанда. Чёрным клином врубились его солдаты в эльфийские отряды, окружили короля Фингона и оттеснили Тургона и Хурина к болотам Серех. Готмог набросился на Фингона. Страшной была для Фингона та встреча. Падали вокруг него гвардейцы, остался он один и боролся с Готмогом до тех пор, пока другой балрог не опалил его огнём сзади. Тогда Готмог разрубил шлем Фингона чёрным топором и белое пламя высек из него. Так погиб Верховный король нольдор. Упал он, и балроги вбили его тело палицами в пыль, а знамя его, голубое с серебром, втоптали в лужу его крови.
Битва была проиграна. Но Хурин и Хуор, и оставшиеся люди из Дома Хадора вместе с Тургоном из Гондолина ещё держались, и солдаты Моргота не могли овладеть Сирионским Проходом. Тогда обратился Хурин к Тургону и сказал:
– Уходи, Повелитель, ты ещё успеешь уйти! На тебя – последняя надежда эльдар, пока стоит Гондолин, в душе Моргота живёт страх.
Но ответил Тургон:
– Недолго теперь Гондолину стоять скрытым, а когда его тайна раскроется, он падёт.
Тут заговорил Хуор и сказал:
– Пусть даже простоит он недолго, из Дома твоего выйдет надежда эльфов и людей. Глазами смерти зрю я и говорю тебе, Повелитель: здесь мы расстанемся навеки, и не увижу я больше твоих белых стен, но от тебя и меня взойдёт новая звезда. Прощай!
Маэглин, сын сестры Тургона, стоявший рядом, тоже слышал эти слова и запомнил их, но ничего не сказал.
Внял Тургон совету Хурина и Хуора, собрал всех, оставшихся в живых из гондолинского войска и эльфов Фингона, и отступил к Сирионскому Проходу. Его полководцы Эктелион и Глорфиндэл надёжно прикрывали отступление с флангов, а люди из Дор Ломина – с тыла. Так хотели Хурин и Хуор, ибо не стремились душой к югу, а так как не могли они вернуться в свои северные земли, то решили стоять до последнего. Ими была частично искуплена измена Ульдора. Из всех боевых подвигов, совершённых отцами людей ради эльдар, последняя оборона воинов из Дор Ломина заслужила наивысшую славу.
Вот так Тургон пробился на юг, оставил позади посты Хурина и Хуора, прошёл вдоль Сириона и спасся. Скрылся он в горах, и Моргот не смог увидеть, куда он ушёл. А братья Хурин и Хуор, собрав вокруг себя уцелевших людей из Дома Хадора Златовласого, отступали шаг за шагом, пока не дошли до болот Серех и реки Ривиль. На том последнем рубеже остановились они и стояли насмерть.
Всё воинство Ангбанда окружило воинов Хифлума. Запрудили они реку трупами врагов, но чёрный прибой захлёстывал их, словно одинокую скалу. На шестой день, когда солнце скатывалось к западу и сгустились тени гор Эред Ветрин, упал Хуор с отравленной стрелой в глазу, а все храбрецы из Дома Хадора уже были убиты вокруг него. Орки отрубили им головы, свалили в кучу, и лежали они золотым курганом в закатных лучах.
Дольше всех сражался Хурин. В песне поётся, что когда остался он совсем один, то отбросил щит, схватил топор двумя руками и так яростно орудовал им, что чёрная кровь троллей Готмога дымилась и тут же высыхала на нём. При каждом ударе Хурин восклицал:
– Aurë entuluva![14] Ещё будет день!
Семьдесят раз выкрикнул Хурин эти слова, но, в конце концов, был взят в плен живым по приказу Моргота. Орки во множестве подскочили к нему, стали хватать руками и повисли на нём. Он обрубал им руки, но на него набрасывались всё новые, пока не завалили своими телами. Готмог связал его и, глумясь, потащил к Ангбанду.
Так кончилась битва Нирнаэт Арнэдиад в час, когда солнце скатилось за Море. Ночь укрыла Хифлум, и сильная буря налетела с запада.
Моргот ликовал. Его замыслы исполнились, как он того желал, – люди лишали жизни людей, предавали эльдар, страх и ненависть развели тех, кто должен был объединиться против него. С того дня эльфы отвернулись от людей, сохранив дружбу лишь с немногими из Трёх Домов эдаин.
Королевство Фингона перестало существовать, сыновья Феанора скитались по свету, как сорванные листья, гонимые ветром. Союз их распался, войска погибли, былая власть пропала и слава прошла. Вели они полудикую жизнь в лесах у подножий Эред Линдон, кочевали с Зелёными эльфами Оссирианда. В Бретиле немногие халадины прятались в чащах, правил ими Хандир, сын Халдира. Ни один эльф из войск Фингона и ни один человек из Дома Хадора не пришёл назад в Хифлум с вестями о битве и о судьбе своих вождей. Зато Моргот послал туда востокан, перешедших к нему на службу, не дав им ни клочка богатых земель Белерианда, на которые зарились они. Приказал он им сидеть в Хифлуме и запретил покидать его. Такова была награда за измену Маэдхросу: жить грабежом и издеваться над стариками, женщинами и детьми племени Хадора. Уцелевших в Хифлуме эльфов загнали в северные копи и сделали рабами. Мало кто смог бежать и скрыться в диких горах.
Орки и волки свободно разбойничали теперь на всём севере, заходили в Белерианд до самой Земли Ив, Нэн Татрэн, тревожили границы Оссирианда, и никто не чувствовал себя в безопасности ни в степях, ни на лесных окраинах. Дориат пока уцелел, чертоги Нарготронда оставались сокрытыми. Но Моргот не придавал им значения, то ли потому, что мало о них знал, то ли время ещё не пришло им занять место в его зловредных планах. Много эльфов укрылось в Гавани за крепкими стенами владений Кирдана, его моряки плавали вдоль побережья, иногда высаживались и совершали боевые налёты на врагов. Но в следующем году, ещё до наступления зимы, Моргот отправил большое войско на юг через Хифлум и Невраст, дошло оно до рек Бритон и Нэннинг, спустилось по ним, разорило весь Фалас и осадило Бритомбар и Эгларест. В войске Моргота были кузнецы и землекопы, и зажигатели огня, они установили огромные машины и, несмотря на то, что эльфы сопротивлялись храбро, враги, в конце концов, повалили крепкие стены, превратили в руины Гавань и разрушили башню Барад Нимрас, убив множество подданных Кирдана Корабела и поработив также многих. Некоторым эльфам, однако, удалось взойти на корабли и уплыть морем от великого побоища. Среди них был сын Фингона, Эрейнион Гил-Гэлад, отец услал его в Гавань после битвы Дагор Браголлах. Вместе с Кирданом спасшиеся доплыли до южного острова Балар и заложили там не только своё поселение, но и лагерь-убежище для тех, кто ещё мог прийти. Был у них также опорный пост в устье Сириона, где в густых, как лес, тростниках прятали они лёгкие и быстрые ладьи.
Когда Тургон прослышал обо всём этом, то снова послал гонцов в устье Сириона к Кирдану-Корабелу за помощью. По просьбе Тургона Кирдан построил семь быстроходных кораблей, и отплыли они на запад, но назад на остров Балар вернулся только один эльф. Его корабль долго носило Море, а когда, отчаявшись, моряки решили, наконец, вернуться, то уже у берегов Среднеземья попали в сильный шторм. Корабли были разбиты, одного пловца из всех Ульмо спас от буйного гнева Оссэ, и волны вынесли его на берег Невраста. Звали его Воронвэ, был он одним из первых гонцов Тургона, посланных им из Гондолина.
Теперь Моргот стал думать про Тургона. Тургон ведь был одним из тех, кого Враг сильнее всех ненавидел и хотел уничтожить, а он сумел избегнуть гибели и скрыться. Мысль об этом не давала Морготу жить спокойно и омрачала его победу, тем более что Тургон принадлежал к могущественному Дому Финголфина и стал теперь законным Королём всех нольдор. Род Финголфина Моргот ненавидел не без страха, ибо с ним был дружен враг его Ульмо, и сам Финголфин некогда ранил его мечом. Тургона же Враг ненавидел и боялся особо, заметив его ещё в Валиноре, и мрачнел от одной мысли о Тургоне, предчувствуя, что будет ему от него погибель, лишь не зная, когда и как сбудется это предчувствие.