Белег выбрал меч великой ценности Англахел, названный так, ибо его ковали из железа, упавшего с неба пылающей звездой. Он легко разрубал любой земной металл. В Среднеземье был ещё только один такой меч. О нём здесь не рассказывается, хотя оба клинка ковал из одного металла один и тот же кузнец, тёмный эльф Эол, взявший в жёны сестру Тургона, Аредхэл. Он отдал Англахел Тинголу как пошлину за то, чтобы спокойно жить в лесу Нэн Элмот, и отдавал, скупясь, не по-доброму. Второй меч, Ангвирел, он оставил себе, но тоже его лишился. Меч похитил сын его Маэглин.
Когда Тингол протянул Англахел Белегу рукоятью вперёд, Мелиана взглянула на клинок и сказала:
– В этом мече зло. Чёрное сердце кузнеца ещё живёт в нём. Не полюбит он руку, которой служит, и не будешь ты владеть им долго.
– Но пока могу, буду, – сказал Белег.
– Я дам тебе другой дар, Куталион, – сказала Мелиана. – В Диких землях он поможет тебе и тем, кому ты захочешь помочь.
И она дала ему запас лембасов, эльфийских дорожных хлебцев, обёрнутых в серебристые листья и перевязанных шнурами с печатями Королевы на узлах. Её печать из белого воска имела форму цветка Тельпериона. По обычаям эльдалиэ никто, кроме Королевы, не мог хранить и раздавать лембасы. Этим даром, как никаким другим, смогла Мелиана выразить своё благорасположение к Турину: до тех пор эльфы ни одному человеку не давали даже пробовать свои хлебцы, да и потом делали это очень редко.
С такими дарами Белег покинул Менегрот и вернулся на северную окраину, где у него было жильё и были друзья. Когда они вместе выгоняли орков из Димбара, радостно блестел вынимаемый из ножен Англахел. Но наступила зима, стычки на границах прекратились, и однажды Белег вдруг исчез, и друзья его больше не видели.
Когда Белег расстался с бандой Турина и вернулся в Дориат, Турин увёл своих разбойников из долины Сириона далеко на запад. Все они устали от беспокойной жизни, от вечного страха, что их поймают, и пошли искать более надёжное убежище. Случилось так, что однажды вечером они наткнулись на троих гномов. Гномы бросились бежать, но один отстал, его схватили и повалили, а кто-то из разбойников взял его лук и пустил стрелу вслед убегавшим. Те быстро скрылись в сумерках. Пойманный гном по имени Мим стал просить Турина даровать ему жизнь, и в качестве выкупа обещал провести их в своё подгорное жилище, которое, кроме него, никто не найдёт, ибо оно тайное. Турин пожалел Мима и оставил его в живых, и спросил:
– Где твой дом?
Мим же ответил:
– Дом Мима – высоко на высокой горе. Гора сейчас называется Амон Рудх, эльфы ведь все имена сменили.
Помолчал Турин, долгим взглядом рассматривая гнома, потом сказал:
– Ты поведёшь нас туда.
На следующий день они пошли за Мимом на Амон Рудх. Та гора стояла на краю верескового плато, что между долинами Сириона и Нарога, и поднимала голову высоко над каменистой местностью. Крутая вершина была лысой, лишь с краю серые камни покрывал багровоцветный серегон. Он пышно цвёл, и как раз когда разбойники Турина подошли, закатное солнце прорвалось сквозь тучи, и лучи его упали на вершину. Тогда один из бандитов сказал:
– Там на вершине кровь.
А Мим провёл их тайными тропами вверх по склону Амон Рудха, и у входа в свою пещеру поклонился Турину, сказав:
– Войди в Бар-эн-Данвэд, Дом-Выкуп, так отныне будет называться мой дом.
Тут из пещеры вышел другой гном с факелом, приветствовал Мима, что-то сказал ему, и они оба поспешили в тёмный ход. Турин последовал за ними и дошёл до дальней пещеры, слабо освещённой тусклыми светильниками на цепях. Там он снова увидел Мима. Гном стоял на коленях у каменного ложа под стеной, рвал бороду и, рыдая, выкрикивал одно и то же имя, а на ложе лежал третий гном. Турин подошёл к Миму и предложил ему помощь. Но Мим посмотрел на него снизу вверх и сказал:
– Ты уже ничем не поможешь. Это мой сын Кхим. Стрела попала в него. Он умер на закате. Так сказал мне другой сын Ибун.
Тогда Турин почувствовал сострадание и сказал Миму:
– Увы! Если бы я мог, я бы остановил ту стрелу. Теперь воистину будет твой дом называться Бар-эн-Данвэд, ибо если я стану богат, то заплачу тебе за сына выкуп золотом в знак печали, пусть это даже не принесёт радости твоему сердцу.
Встал Мим и долго смотрел на Турина.
– Я услышал тебя, – сказал он. – Ты говоришь, как древние короли гномов, и дивно мне. Сердце моё теперь спокойно, хотя нет в нём радости. Живи в этом доме, сколько хочешь, я свой выкуп заплачу.
И стал Турин жить в тайном доме Мима на горе Амон Рудх. С зелёного склона перед входом в пещеру открывался вид на восток, запад и север. Смотрел Турин на север и видел лес Бретиль, зелёным ковром всползший на Амон Обел, и почему-то его взор всё время устремлялся туда, хотя душой он, пожалуй, тянулся на северо-запад, где за многими гонами пути высились стены его родины – крутые Горы Тени. Иногда ему казалось, что он различает их там, где сходится земля с небом. Вечерами Турин любил смотреть, как солнце скатывается на запад, за туманные побережья, и как тонет в глубоких тенях долина реки Нарог.
В те дни Турин подолгу беседовал с Мимом. Гном рассказал ему историю своей жизни и много легенд. Род Мима ещё в Давние дни был изгнан из великих восточных гномьих городов, ушёл бродить на запад и попал в Белерианд задолго до возвращения Моргота в Среднеземье. Гномы этого рода измельчали, утратили половину секретов кузнечного дела и стали ходить, крадучись, опустив плечи, прячась даже от своих. Пока в Белерианд не пришли гномьи племена из Ногрода и Белегоста, эльфы даже не знали, кто эти прячущиеся, охотились на них и убивали. Потом их, наконец, оставили в покое и прозвали Мелкими гномами, ноэгит нибин на языке синдарин. Они никого не любили, кроме себя, боялись и ненавидели орков, и эльфов ненавидели не меньше, а изгнанников-нольдор особо, ибо считали, что из-за них лишились земель и домов. Задолго до того, как явился из-за моря король Финрод Фелагунд, ноэгит нибин нашли в Нарготронде пещеры и начали их углублять. Их неискусными, но трудолюбивыми руками были вырыты пещеры под вершиной Лысой горы, Амон Рудх, и прожили они здесь много лет. Лесные Серые эльфы их не трогали. Постепенно всё племя вымерло, остался только Мим с двумя сыновьями. Мим был стар даже по гномьему счёту, и о нём забыли. В его кузницах молчали молоты и ржавели топоры, а название его жилища хранили лишь самые древние легенды Дориата и Нарготронда.
В середине зимы тяжёлые тучи с севера высыпали в речные долины Белерианда столько снега, сколько здесь ещё не видели. Гора Амон Рудх покрылась толстым белым одеялом: говорили, что зимы в Белерианде стали суровее с тех пор, как выросла мощь Ангбанда. Лишь самые сильные осмеливались далеко заходить по снегу. Многие болели. Все недоедали, голод отбирал силы. И вот в хмурых сумерках одного из зимних дней люди Турина грелись у костра, и вдруг явился кто-то в белом плаще с капюшоном. Он был высок ростом и широк в плечах, молча подошёл к костру, а когда сидевшие у огня в страхе вскочили, сбросил капюшон, засмеялся и вынул из-под плаща большой узел. В свете костра Турин увидел знакомое лицо Белега Куталиона.
Так Белег ещё раз пришёл к Турину, и встреча их была радостной. Вдобавок Белег принёс из Димбара Драконий Шлем Дор-Ломина, подумав, что этим вызовет у Турина желание занять более высокое положение, чем занимал главарь бандитов в глуши. Но Турин по-прежнему не желал возвращатся в Дориат, и Белег, любя его, остался с ним вопреки рассудку и не ушёл.
За дни пребывания в Доме-Выкупе Белег много сделал для товарищей Турина, лечил заболевших и раненых, давал им лембасы Мелианы; они быстро восстанавливали силы, ибо эльфы-изгнанники из Валинора были мудрее и искуснее Серых эльфов и неизмеримо разумнее людей. Белег был силён и вынослив, зорок и дальновиден, и среди разбойников, бродяг Белерианда, скоро стал пользоваться заслуженным уважением. Но ненависть гнома Мима к эльфу, явившемуся в Бар-эн-Данвэд, не уменьшалась, а наоборот, только росла, и он теперь подолгу сидел с сыном своим Ибуном в глубоких тёмных углах своего дома, ни с кем больше не разговаривая. Турин гнома почти не замечал. Так прошла зима, наступила весна, предстояли ещё большие трудности.
Кто знает, что задумал Моргот? Кто проник в глубины мыслей того, кто был Мелькором, могучим среди айнур, творивших Великую Музыку, и теперь сидел Чёрным Властелином на чёрном северном троне; злобно обдумывал полученные вести и лучше разбирался в делах и замыслах своих противников, чем мудрейшие из них предполагали? Лишь королева Мелиана из всех на Арде смогла постичь его. Его мысль часто доходила до неё и встречала сопротивление.
Мощный Ангбанд снова зашевелился. Как длинные пальцы алчной руки, отряды его разведчиков прощупывали пути в Белерианд. Они перешли через Анах и взяли Димбар, и захватили все северные пограничья Дориата. Они прошли по древней дороге вдоль Сириона, мимо острова, где некогда стояла башня Финрода Минас Тирит, зелёной приречной долиной между Мальдуной и Тейглином и по окраине леса Бретиль до самых Бродов через Тейглин. Дальше дорога входила в Бережённую долину Талат Дирнен, и орки побоялись туда заходить, ибо с Красной горы за ними следили зоркие глаза, о которых их в начале пути не предупредили, и они испугались неведомого страха, поселившегося в глуши.
Это Турин вновь надел Шлем Хадора, и по всему Белерианду, по лесам и горным тропам и в долинах над реками пошёл слух, что Шлем и Лук, погибшие в Димбаре, вдруг воскресли, когда надежда почти погасла. Многие, лишённые всего, потерявшие командиров, но не потерявшие храбрости, пошли искать Двух Вождей и нашли их. В то время весь удел между Тейглином и западным пограничьем Дориата получил название Дор-Куартхол, земля Лука и Шлема. Турин воспрял духом и взял себе новое имя, Гортхол, Шлем Ужаса. Вести о славных подвигах Двух Вождей дошли до Менегрота и подземных чертогов Нарготронда, и даже до сокровенного королевства Гондолин. Узнали о них и в Ангбанде. Моргот смеялся, ибо теперь знал, где искать сына Хурина, надевшего Драконий Шлем отца, и вскоре под горой Амон Рудх уже кишели шпионы Врага.