На исходе года гном Мим и сын его Ибун вышли из Бар-эн-Данвэда собирать коренья на зиму, и их схватили орки. Во второй раз, попав в плен, Мим во второй раз обещал привести врагов в свой дом. Только сейчас, прежде чем вести их тайными тропами на Амон Рудх, он пытался всячески оттянуть выполнение обещания и просил, чтобы Гортхола не убивали. Главарь орков засмеялся и сказал Миму:
– Турина, сына Хурина, мы, конечно же, не убьём!
Так совершилось предательство в Бар-эн-Данвэде. Орки пришли туда ночью, неожиданно. Привёл их Мим. Многие товарищи Турина были убиты спящими, некоторые сумели выбежать по внутренней лестнице на вершину горы, и сражались там, пока все не пали от мечей великого множества врагов. Кровь их пролилась на серегон-траву, покрывавшую камни. На Турина же во время боя накинули сеть, он в ней запутался, и так враги его одолели и увели в плен.
Когда враги ушли, и стало тихо, Мим выполз из погрузившегося во мрак дома. Солнце поднималось над туманами Сириона, а гном стоял над телами убитых на верхушке Лысой горы и разглядывал их. Вдруг один из лежавших открыл глаза, и гном понял, что он не мёртв и что это – эльф Белег. Больше не пряча ненависти, Мим подошёл к Белегу и стал вытаскивать меч Англахел из-под трупа, лежавшего рядом с эльфом. Но Белег сумел подняться, перехватить меч и ткнуть им в сторону гнома. Гнома он не достал, тот в ужасе с воплем побежал вниз с горы. А Белег закричал ему вслед:
– Месть Дома Хадора тебя найдёт!
Белег был тяжело ранен, но могуч телом, как немногие эльфы Среднеземья, и вдобавок искусен в целении ран. Поэтому он не умер, и сила его, хоть и не сразу, к нему вернулась. Напрасно он искал Турина среди мёртвых, чтобы достойно похоронить. Не найдя, понял он, что сын Хурина жив, но взят в плен и, наверное, уведён в Ангбанд.
Надежды найти друга почти не было, но Белег сошёл с горы Амон Рудх и отправился на север, к устью Тейглина, по орчьей тропе. Он перешёл брод Бритиах и пошёл к перевалу Анах через Димбар. Орков он уже почти догнал, ибо шёл без отдыха днём и ночью, в то время как они по дороге останавливались и охотились, не боясь преследования. Даже в страшных лесах Таур-ну-Фуин не сошёл Белег с тропы, ибо следопытом был искуснейшим в Среднеземье. Однажды ночью, в той враждебной земле наткнулся он на спящего под большим сухим деревом и с трудом узнал в нём эльфа. Белег разбудил его, дал ему лембас и спросил, какая судьба привела его в это жуткое место. Эльф назвался Гвиндором, сыном Гуйлина.
Сочувственно смотрел Белег на согнутую страданиями испуганную тень храброго полководца Нарготронда, неосторожно подскакавшего в битве Нирнаэт Арнэдиад к самым воротам Ангбанда и там взятого в плен. Моргот обычно не убивал пленных нольдор, ибо они были искусны в обработке металла и камня, а также в поиске ценных руд и минералов. Гвиндора оставили в живых и отправили в северные копи. Тайными ходами, лишь эльфам-глубокопам ведомыми, им изредка удавалось бежать. Так бежал Гвиндор, и так нашёл его Белег, обессиленного, в зарослях Таур-ну-Фуина.
И рассказал ему Гвиндор, что пока он прятался между деревьями, мимо него к северу прошёл большой отряд орков с волками, и вели они закованного в цепи человека, подгоняя его бичами.
– Он очень высокий, – сказал Гвиндор. – Такие люди жили в туманных холмах Хифлума.
Тогда Белег рассказал ему, зачем он сам очутился в Таур-ну-Фуине, и Гвиндор стал отговаривать его от дальнейшего пути, говоря, что он не спасёт Турина, и вместо одного, двое пойдут на муки. Белег не соглашался бросить Турина в беде и долго убеждал Гвиндора, пробуждая надежду в его сердце, пока не начал отчаиваться сам. Кончилось тем, что оба они пошли за орками и по их следам вышли из лесу на пологие горные склоны. Дальше начинались пыльные дюны пустынного Анфауглита, за ними уже торчали пики Тангородрима. Здесь орки сделали привал. Они нашли каменистый овраг, выставили волков-часовых и устроили попойку. День кончался, быстро темнело. С запада надвигалась гроза, и в дальних Горах Тени уже сверкали молнии. Белег и Гвиндор неслышно подкрались к оврагу.
Когда в орчьем лагере все заснули, Белег взял лук и в темноте неслышно перестрелял по одному всех волков-часовых. Потом очень осторожно оба эльфа пробрались в овраг, и нашли там Турина, скованного по рукам и ногам, и вдобавок привязанного к сухому дереву. Вокруг него в стволе торчали ножи, которыми враги в него бросали. Он спал, повиснув на путах, или был в забытье. Белег и Гвиндор перерезали верёвки, подняли Турина и вынесли из оврага. Но донести смогли лишь до зарослей терновника немного выше по склону. Там они положили его на землю. Уже начиналась гроза. Белег вынул свой меч Англахел и стал освобождать руки и ноги Турина. Но злая судьба в тот день оказалась сильнее Белега. Он рубил мечом оковы, клинок соскользнул, поранив Турину ногу, и воин вдруг очнулся в страхе и ярости. Различив склонённую над ним фигуру с обнажённым мечом, он решил, что это орки снова пришли издеваться над ним. Освобождёнными руками он выхватил Англахел из рук того, кого счёл врагом, и в темноте убил на месте Белега Куталиона.
Потом он выпрямился, понял, что больше не связан, и приготовился драться с орками, чтобы подороже продать свою жизнь. Но тут ярко сверкнула молния, в её свете Турин увидел лицо Белега и понял всё. Словно окаменел он, глядя на страшное деяние рук своих. Так ужасно было его лицо в свете молнии, что Гвиндор прижался к земле, не смея поднять глаз.
Внизу в овраге проснулись орки, в их лагере поднялась суматоха. Они, видно, решили, что гром послан с запада из-за Моря великими врагами. Взвыл ветер, полил ливень, с высот Таур-ну-Фуина вниз покатились потоки воды. Гвиндор сквозь грозу кричал Турину, что они в опасности, но Турин ничего не слышал. Гроза ревела, а он сидел, словно каменный, без слов и без слёз над телом Белега Куталиона.
Когда настало утро и гроза откатилась на восток в Лотланн, на небо вышло необычно тёплое и светлое для осеннего времени солнце. Орков в овраге уже не было, они не стали разыскивать Турина, ибо думали, что он успел далеко уйти, а все следы смыло ливнем. Гвиндор видел, как враги уходят за горизонт по дымящимся пескам Анфауглита. Вот так они вернулись к Морготу с пустыми руками, а сын Хурина остался сидеть в безумном оцепенении на склоне Таур-ну-Фуина, и тяжесть совершённого давила его сильнее, чем недавно орчьи оковы.
Потом Гвиндор сказал Турину, что Белега надо похоронить. Турин встал, как во сне, и вместе они вырыли неглубокую могилу, положили туда Белега и рядом с ним его большой лук Белтрондинг из чёрного тиса. Но страшный меч Англахел не был погребён. Его взял Гвиндор, сказав, что лучше ему мстить слугам Моргота, чем лежать в земле без дела. И лембасы Мелианы он взял для пропитания в необитаемых местах.
Так погиб Белег Лучник, вернейший из друзей, величайший воин и следопыт из всех, обитавших в лесах Белерианда в Давние дни, погиб от руки друга, которого любил. Горе глубокими бороздами легло на лицо Турина и осталось начертано на нём навеки. А к эльфу из Нарготронда вернулись силы и воля, и он увёл Турина далеко-далеко от Таур-ну-Фуина. На всём трудном и долгом пути молчал Турин и шёл без цели и без желания, а год кончался, и к северным землям подступала зима. Гвиндор всё время был рядом, вёл и охранял его. Так они направились к западу, перешли Сирион и подошли к роднику Эйтель Иврин, где у подножья Гор Тени начиналась река Нарог. Тут Гвиндор обратился к Турину и сказал:
– Пробудись, Турин, сын Хурина Талиона! Вот родник Иврин и вечно смеющееся озеро. Его питают неиссякаемые кристальные ключи, их бережёт в чистоте сам Повелитель Вод Ульмо, сотворивший эту красоту в древности.
Встал Турин на колени, выпил той воды, и вдруг упал на землю, слёзы потоком полились у него из глаз, и исцелился он от безумия своего.
Сложил он там песню о Белеге, назвал её «Лаэр ку Белег», Песнь о Великом Лучнике, и громко пропел, ничего не боясь. А Гвиндор вложил в его руки меч Англахел. Почувствовал Турин его тяжесть и понял, что он крепок и обладает большой силой. Но лезвие меча было матово-чёрным и по краям затупленным. Тогда сказал Гвиндор:
– Странный это клинок, я впервые вижу такой в Среднеземье. Он, как и ты, скорбит о Белеге. Но утешься: я возвращаюсь в Нарготронд, в дом Финарфина. Ты пойдёшь со мной, там найдёшь исцеление и восстановишь силы.
– Кто ты? – спросил Турин.
– Странствующий эльф, бежавший раб, кого встретил Белег и поддержал, – ответил Гвиндор. – Некогда я был Гвиндор, сын Гуйлина, вождь эльфов в Нарготронде. Я сражался в Нирнаэт Арнэдиад и попал в рабство в Ангбанд.
– Значит, ты видел там Хурина, сына Гальдора, воина из Дор-Ломина? – спросил Турин.
– Я его не видел, – сказал Гвиндор. – Но слухи ходят в Ангбанде, что он до сих пор не покорился Морготу и что Моргот за это проклял его и весь его род.
– Верю этому, – сказал Турин.
Они встали и, простившись с Эйтель Сирион, пошли на юг по берегу Нарога. В среднем течении этой реки их схватили эльфийские следопыты и привели в тайную крепость как пленников. Так Турин попал в Нарготронд.
Соплеменники не узнали Гвиндора. Он ушёл на войну молодым и сильным, а сейчас, после тяжкого труда и страданий, напоминал постаревшего смертного. Узнала его и приветствовала лишь Финдуилас, дочь короля Ородрета, которая любила его до Нирнаэт Арнэдиад, а он был тогда так влюблён в её красоту, что называл её Фаэливрин, что значит Блеск Солнца в роднике Иврин. Ради Гвиндора Турин был принят в Нарготронде как почётный гость, но имя своё он не открыл, а когда Гвиндор хотел его назвать, остановил его, сказав:
– Я Агарваэн, сын Умарта (что значит Запятнанный Кровью сын Неудачника), лесной охотник.
Больше эльфы Нарготронда ни о чём не спрашивали.
И вот Турин жил в Нарготронде. Ородрет полюбил его, и многие сердца потянулись к нему. Он ведь был молод, только что достиг возмужания, и был истинным сыном Морвены Эледвен: темноволосый, сероглазый и белокожий красавец, среди смертных людей в Давние дни не было равных ему. Речью и осанкой напоминал он древних жителей Дориата, и даже среди эльфов мог быть принят за знатного нольдо. Потому многие стали называть его