аданэдэл, Эльфочеловек. Меч его Англахел перековали искусные кузнецы Нарготронда, и, оставшись чёрным, клинок теперь тускло светился по краю. Турин дал ему новое имя – Гуртханг, что значит Смертоносное Железо. Помогая эльфам стеречь границы Сокровенной долины, он проявил такую доблесть и искусство в воинском деле, что получил прозвание Мормегил, Чёрный Меч.
Эльфы говорили:
– Мормегила нельзя убить. Он может погибнуть только по собственной оплошности или от злой стрелы, пущенной издалека.
И они подарили ему гномью кольчугу, а однажды, в мрачном настроении, он выбрал в оружейне позолоченную гномью военную маску, надел, и враги в первом же бою бежали от одного его вида.
Случилось так, что Финдуилас охладела к Гвиндору и, сама того не желая, полюбила Турина. Но Турин о том не знал. Сердце Финдуилас разрывалось. Стала она грустной и молчаливой. Гвиндора одолевали чёрные думы, и однажды сказал он Финдуилас:
– Да не встанет зло между нами, дочь эльфа из рода Финарфина! Моргот разбил мою жизнь, но тебя я люблю, как и прежде. Ты свободна, иди, куда зовёт тебя любовь, лишь берегись! Негоже Старшим детям Илюватара соединять судьбу с Младшими. Мудрость противится этому, ибо слишком краток век смертных и тяжела вдовья доля обречённых жить до конца мира. Сама судьба может такое позволить всего раз или два, и то по велению рока, которого нам не понять. Но ведь этот человек – не Берен. Он отмечен роком, любому зрячему это видно, и судьба его мрачна. Она не для тебя. Если ты пойдёшь за ним, любовь обречёт тебя на горе и смерть. Послушай! Он и в самом деле «агарваэн», сын «умарта», ибо его истинное имя – Турин, сын Хурина, Моргот держит в плену в Ангбанде его отца и проклял его род. Ты сомневаешься в силе Моргота Бауглира? Её печать на мне.
Долго сидела в раздумьи Финдуилас. Наконец, сказала:
– Турин, сын Хурина меня не любит. И не полюбит.
Когда Турин от самой Финдуилас узнал обо всём этом, то сильно разгневался и сказал Гвиндору:
– Я полюбил тебя за то, что ты спас меня и охранил. Но ты плохо сделал, друг, что выдал моё настоящее имя и подставил меня под удар судьбы, от которого я хотел укрыться.
Но ответил Гвиндор:
– Обречён ты сам, а не имя твоё.
Когда Ородрет узнал, что Мормегил на самом деле сын Хурина Талиона, то оказал ему великие почести, и возвысился Турин среди жителей Нарготронда. Но ему не нравились их способы воевать, прячась, и стрельба украдкой из засады, он мечтал о смелых схватках и боях на открытом месте. Стал король к нему прислушиваться, и чем дальше, тем больше. И стали в те дни эльфы Нарготронда вести открытые бои с врагами, и изготовили себе большой запас оружия. По совету Турина нольдор выстроили через Нарог широкий и крепкий мост от ворот дворца Фелагунда, чтобы большое войско могло быстро и без помех оттуда выйти. Слуг Ангбанда выгнали из всех земель, лежащих к северу от Нарготронда между Нарогом и Сирионом и к западу – до реки Нэннинг и пустынного Фаласа. Гвиндор на советах у короля всегда был против Турина, считая его действия гибельными, и постепенно терял уважение соплеменников, тем более что сила его пропала в плену, и он никому уже не был нужен как воин. Так, во многом из-за Турина, Нарготронд теперь оказался открыт для злобы и ненависти Моргота, но имя Турина не произносилось, ибо так он сам хотел. Когда слава о его подвигах достигла ушей Тингола в Дориате, назван был лишь Чёрный Меч Нарготронда.
То было время новых надежд и отсрочки большой войны, когда стараниями доблестного Мормегила войско Моргота отступило за Сирион и было остановлено на западном его берегу. Морвена, наконец, покинула Дор-Ломин с дочерью Ниэнор и проделала долгий путь к чертогам Тингола. Там её ждало новое горе, ибо Турина она не нашла, никаких вестей о её сыне не было с тех пор, как Драконий Шлем перестал появляться в землях на западе от Сириона. Морвена и Ниэнор остались в Дориате гостями Тингола и Мелианы, их окружили заботой и почётом.
И случилось так, что однажды весной, когда прошло четыреста и ещё девяносто и пять лет от первого восхода луны, в Нарготронд пришли два эльфа, звали их Гельмир и Арминас. Подданные Ангрода, они после Дагор Браголлах жили на юге у Кирдана Корабела. Из дальних земель несли они вести о большом движении зловредных тварей и орчьих войск, которые стягивались к подножью Эред Ветрин и в Сирионский Проход. Ещё они сказали, что к Кирдану приходил Ульмо и предрёк великую опасность, которая надвигается на Нарготронд.
– Услышь слова Повелителя Вод, – сказали они королю. – Вот что открыл он Кирдану Корабелу: «Северное Зло отравило истоки Сириона, нет прежней силы моей в пальцах текущих вод. Но грядёт ещё худшее. Потому говорю я Правителю Нарготронда: закрой двери твердыни своей и не выходи. Сбрось в реку камни моста, воздвигнутого высокомерием, дабы Зло Ползучее не нашло твоих ворот».
Ородрета тёмное предупреждение посланцев встревожило, но Турин не желал слушать советов, и ни за что не хотел разваливать мост. Стал он высокомерен и упрям, и стремился делать всё по-своему.
Вскоре был убит Хандир, правитель Бретиля. Орки вторглись в его земли, Хандир дал им бой, но люди Бретиля потерпели поражение и отступили вглубь лесов. Осенью того же года Моргот, дождавшись своего часа, двинул давно приготовленное большое войско к Нарогу. Урулоки Глаурунг переполз через Анфауглит, ворвался в северные долины Сириона, учинил там великий разгром, осквернил Эйтель Иврин под горами Эред Ветрин и, вступив в границы Нарготронда, опалил Бережённую долину Талат Дирнэн в междуречьи Нарога и Тейглина.
Войско Нарготронда вышло навстречу врагу. Ужасен был в боевом блеске высокий Турин. Он скакал по правую руку от Ородрета и одним видом своим поднимал дух воинов. Но войско Моргота было намного больше, чем доносили все разведчики, и лишь сам Турин под защитой гномьей маски мог выдержать приближение Глаурунга. Под натиском орков эльфы отступили на поле Тумхалад и оказались зажатыми между реками Нарог и Гинглит. В тот день погибла гордость Нарготронда. Было разбито его войско, убит сражавшийся в первых рядах Ородрет, смертельно ранен Гвиндор, сын Гуйлина. Турин поспешил ему на помощь, разбросал в стороны врагов, вынес Гвиндора из боя, донёс до леса и уложил на траву.
И сказал тогда Гвиндор Турину:
– Я тебя вынес, а ты меня. Квиты мы. Но моё деяние к добру не привело, а твоё напрасно: тело моё изуродовано так, что его не исцелить. Я покидаю Среднеземье, скорбя о дне, когда уносил тебя от орков, хотя по-прежнему люблю тебя, сын Хурина. Если б не самоуверенность твоя и гордыня, у меня осталась бы жизнь и любовь, и Нарготронд ещё продержался бы. Если я для тебя что-то значу, брось меня и спеши в Нарготронд. Спаси Финдуилас! Вот моё последнее слово: сейчас между тобой и роком она одна. Не сумеешь спасти её – злая судьба сумеет найти тебя. Прощай!
И Турин поспешил в Нарготронд, по пути собирая всех, кого встречал, под свою руку.
Осень переходила в суровую зиму, сильный ветер рвал с деревьев последние листья. Войско орков и дракон Глаурунг дошли до цели раньше Турина, явились внезапно, когда на сторожевых постах ещё не знали, что случилось на поле Тумхалад. В тот день мост через Нарог сыграл роковую роль. Он был широк и крепок, разрушить его так быстро не удалось, враги свободно перешли реку. Глаурунг выпустил полный заряд огня на ворота Фелагунда, они рухнули, и дракон проник внутрь.
Когда подошёл Турин, Нарготронд уже был взят страшным врагом. Орки убили всех, у кого увидели оружие, и теперь грабили внутренние помещения. Женщин и девушек, которые не погибли в огне и не пали порубленные, орки согнали на насыпь перед входом, чтобы потом увести в рабство к Морготу. Турин ворвался в этот разгром, круша всех на своём пути, перебежал мост и мечом прорубил себе дорогу к пленницам.
Был он один, ибо немногие спутники его разбежались.
А из зиявших ворот вылез Глаурунг, улёгся позади Турина, отрезав его от моста, и вдруг злой дух, бывший в нём, заговорил, и сказал он:
– Эй ты, сын Хурина! Удачная встреча!
Турин отскочил и бросился на дракона. Лезвие Гуртханга по краям словно вспыхнуло. Глаурунг же придержал огонь в чреве своём, широко открыл глаза и вперил пристальный взгляд в Турина. Турин без страха посмотрел в змеиные глаза без век, да под их чарами так и окаменел с поднятым мечом. Они долго молчали, одни, друг против друга у разбитых ворот Нарготронда, потом Глаурунг снова заговорил, насмехаясь над Турином и оскорбляя его:
– Все твои деяния – зло, сын Хурина. Неблагодарный приёмыш ты, разбойник вне закона, убийца друга, похититель любви, захватчик власти в Нарготронде, упрямый военачальник, бросивший своих на гибель. Твои мать и сестра – рабыни в Дор-Ломине, ходят в лохмотьях и голодают, а ты одет по-королевски. Они извелись в тоске по тебе, а тебя это не заботит. Вот радость отцу узнать, каков его сын. Узнает он, всё узнает!
Глаза Глаурунга завораживали, Турин слушал и словно видел себя в кривом зеркале Зла, и проникался отвращением и ненавистью к самому себе.
Это была страшная мука, и он не мог пошевелиться под драконьим взглядом, а орки тем временем погнали пленниц мимо него и через мост, словно скот. Среди них была Финдуилас, она плакала и звала Турина, протягивая к нему руки, но Глаурунг держал его чарами, пока не затих плач и не скрылись пленницы вдали на северной дороге. Рыдания Финдуилас и стоны гонимых с тех пор всё время звучали в ушах Турина, и не мог он заглушить их.
Вдруг Глаурунг отвёл взгляд и стал ждать, пока Турин медленно расправлял члены, будто просыпался после кошмарного сна. Придя в себя, воин с громким криком бросился на дракона, но засмеялся Глаурунг и сказал:
– Если хочешь быть убитым, я охотно тебя убью. Но это мало поможет Морвене и Ниэнор. Все видели, как ты не ответил на крики эльфийки. Зов крови тоже пропустишь мимо ушей?
Турин выхватил меч и ткнул им в сторону дракона, метя ему в глаза. Но быстро отшатнулся назад