[15] Глаурунг, поднялся над ним и сказал:
– Что ж, ты, по крайней мере, храбр. Храбрее всех, кого я встречал. Неправда, что мы, драконы, не чтим доблесть врагов. Итак, слушай! Дарю тебе свободу. Ступай к своим, если дойдёшь. Убирайся! Если же отвергнешь мой дар и останется в живых хоть один, кто сможет рассказать о нынешних днях, эльфы и люди с презрением станут произносить имя твоё.
Турин поверил словам Глаурунга, ибо всё ещё находился под чарами его взгляда и думал, что имеет дело с врагом, знающим жалость. Он повернулся и побежал через мост. А Глаурунг отвратительно шипел ему вслед:
– Спеши в Дор-Ломин, сын Хурина, не то орки опять опередят тебя! А замешкаешься из-за Финдуилас – не видать тебе больше Морвены и сестры твоей Ниэнор! Будешь ими проклят!
Скрылся Турин на северной дороге, а Глаурунг хохотал, радуясь, что выполнил приказ хозяина. Для собственного удовольствия он выпустил из пасти клуб дыма и огня и сжёг всё вокруг, а затем выгнал всех орков-мародёров из подземелий и отобрал у них добычу до последней мелочи. Мост он развалил, побросав камни в пенный Нарог, а потом сгрёб все сокровища Фелагунда в самый глубокий чертог и улёгся на них отдыхать.
Турин же спешил на север по обезлюдевшим землям между Нарогом и Тейглином. Злая зима встретила его, снег в том году выпал очень рано, ещё в конце осени, а холодная весна началась поздно. Вокруг него выли зимние вьюги, а ему всё казалось, что он слышит крик Финдуилас, что это она его зовёт то из леса, то с холмов. Он невыносимо страдал. Сердце его жгла ложь Глаурунга, а внутреннему взору снова и снова представлялось, как орки жгут и грабят дом Хурина или предают мучениям Морвену и Ниэнор. Поэтому шёл он только вперёд, никуда не сворачивая.
Наконец, измученный спешкой и долгой дорогой (без отдыха сорок гонов и ещё несколько), подошёл он к чистым ключам родника Иврин, где некогда исцелился. Но они потемнели и застыли под первым льдом зимы, и не смог он напиться.
С трудом преодолевая северные снега, вышел он всё же на тропы Дор-Ломина и добрался до земли детства своего. Была она холодной, пустой и мрачной, Морвену он не нашёл. Разграбленный дом был пуст и разваливался, рядом никто не жил. Турин пошёл дальше и пришёл к дому Бродды из востокан, который взял в жёны соплеменницу Хурина Аэрин. Там он узнал от старого слуги, что Морвена вместе с Ниэнор давно бежала из Дор-Ломина, но куда – известно лишь Аэрин.
Бродду Турин застал за трапезой, схватил его и, обнажив меч, потребовал, чтобы ему сказали всю правду. И рассказала Аэрин, что Морвена пошла в Дориат, искать сына:
– Ибо тогда многие земли освободил от врагов Чёрный Меч с юга, который, как говорят, потом погиб.
Тут открылись глаза Турина, спали последние чары Глаурунга, и охватила воина такая печаль, такая ненависть к обидчикам Морвены и такая чёрная ярость, что убил он Бродду на месте, и всех гостей его, востокан, а сам в отчаянии бросился прочь, в белую зиму, словно за ним гнались. Но в той стране оставались ещё люди Хадора, которые поддержали его. Они знали, как выжить в глуши, вместе дошли они до разбойничьих пещер в южных склонах гор Дор-Ломина. Так Турин ещё раз покинул долину детства своего и вернулся в долину Сириона. Горько было у него на сердце, ибо и в Дор-Ломин он принёс остаткам своего народа только горе, и там были рады, что он ушёл. Одно утешало его: Морвена шла в Дориат свободными дорогами, благодаря храбрости Чёрного Меча. И говорил он сам себе мысленно: «Значит, не все мои деяния – зло. Разве мог бы я в лучшее место отправить свою семью, даже успев прийти раньше? Только если Враг прорвёт Пояс Мелианы, погибнет последняя надежда. Вышло лучше, чем могло быть. Ведь куда бы я ни пришёл, за мной идёт тень Зла. Пусть их охранит Мелиана. Пусть немного поживут там, где нет Тени».
Спустился Турин с гор Эред Ветрин и стал искать следы Финдуилас, но напрасно. Он прочесал все леса у подножий гор, крался по ним осторожным зверем, подходил ко всем дорогам, которые вели к северу от Сирионского Прохода. Было слишком поздно. Старые следы заметала снегом зима.
Но вот что случилось. Вновь спускаясь к югу по реке Тейглин, Турин выручил малый отряд людей из Бретиля, которых окружили орки. Орки бежали от Гуртханга. Турин назвался Лесным Скитальцем, и люди просили его остаться с ними, но он ответил, что разыскивает Финдуилас, дочь Ородрета из Нарготронда. И вождь тех лесных людей по имени Дорлас поведал ему печальную историю её смерти. Когда орки вели пленниц из Нарготронда, люди из Бретиля, надеясь освободить их, устроили у Переправы через Тейглин засаду. Орки тут же зверски всех убили. Финдуилас они пригвоздили к дереву копьём, и она умерла, повторяя перед смертью: «Мормегилу скажите, что Финдуилас здесь».
Лесные люди раскопали холм неподалёку, положили её туда и назвали то место Хауд-эн-Эллет, Холм Юной Эльфийки.
Турин просил их проводить его к холму, пришёл туда и упал, сражённый чёрной скорбью, похожей на смерть.
По чёрному мечу, слава о котором дошла до глубоких чащ Бретиля, и по тому, что воин искал дочь короля, Дорлас догадался, что Лесной Скиталец – не кто иной как Мормегил из Нарготронда, о котором говорили, что на самом деле он сын Хурина из Дор-Ломина. Люди Дорласа подняли его и понесли в свой стан. Жили они в крепости Эфел Брандир за деревянным частоколом на горе Амон Обел.
Война сократила[16] племя Людей Халет. Брандир, сын Хандира, который здесь правил, считал, что тайна защитит их от северных захватчиков лучше, чем воинская доблесть. Сам он был человеком тихого нрава и вдобавок с детства хромал. Вести, принесённые Дорласом, его испугали, а когда он увидел лицо Турина, лежавшего без памяти на носилках, сердце его сдавило мрачное предчувствие. Однако тронутый горем воина, он приказал отнести его в свой собственный дом и стал лечить, в чём был весьма искусен, так что в начале весны Турин вышел из мрака скорби и стал здоров. Поднявшитсь на ноги, он решил жить в Бретиле и забыть прошлое, оставив позади его тень. Поэтому взял он себе новое имя, Турамбар, что в речи эльфов Высокого Рода значит Хозяин Судьбы. Он просил Лесных Людей забыть, что он чужестранец и что было у него другое имя. Но не мог он совсем отказаться от участия в делах войны, ибо невыносимо ему было представить, что орки могут подойти к переправе через Тейглин или взойти на Хауд-эн-Эллет, и сделал он так, что враги стали бояться того места и избегать его. Однако Чёрный Меч он отложил и пользовался в то время лишь копьём и луком.
Тем временем в Дориат пришли новые вести о Нарготронде. Те его обитатели, которым удалось бежать, когда враги брали дворец, и пережить Злую Зиму в дикой глуши, теперь шли к Тинголу, прося убежища. Стражи границ приводили их к королю. Одни говорили, что Враг отступил на север; другие – что Глаурунг поселился в чертогах Фелагунда; третьи – что Мормегил убит; четвёртые – что дракон его заворожил, превратил в камень и оставил в Нарготронде. Но ясно было, что в Нарготронде в последнее время многие знали, что Мормегил – не кто иной, как Турин, сын Хурина из Дор-Ломина.
Обезумела Морвена, услыхав об этом, и презрев уговоры Мелианы, поскакала одна в леса на поиски сына или хотя бы достоверных вестей о нём. Тингол послал ей вслед Маблунга с большим отрядом испытанных воинов-пограничников, дав приказ найти и охранять её и собирать все сведения. Ниэнор он просил остаться. Но она была из бесстрашного рода. И в чёрный час, надеясь, что Морвена, увидя её, не захочет вести дочь за собой на гибель и вернётся, переоделась воином и тоже отправилась в злополучный поход.
Морвену они догнали на берегу Сириона, и Маблунг стал просить её вернуться в Менегрот, но она потеряла рассудок и не дала себя уговорить. Открылось присутствие Ниэнор, но она тоже не желала возвращаться, несмотря на приказ матери. Тогда Маблунг повёл их к тайной переправе у Сумеречных озёр, и они оказались на другом берегу Сириона. Через три дня они подошли к Холму Дозорных, Амон Этир, который некогда с великими трудами возвели по приказу Фелагунда в гоне от ворот Нарготронда. Там Маблунг оставил при Морвене и её дочери охрану из всадников и запретил им идти дальше, а сам, не увидев врагов с холма, с малым числом разведчиков, как мог осторожно, спустился вниз и пошёл к Нарогу.
Но Глаурунг почуял их и следил за их передвижением. Когда они приблизились, он выполз, кипя от гнева, и залёг в реку. Поднялся густой зловонный туман, в нём Маблунг со спутниками ослепли и потеряли друг друга. А Глаурунг вылез из реки на восточный её берег.
Завидя дракона, охранники решили увести Морвену и Ниэнор с Амон Этира и немедленно бежать на восток, но ветер уже донёс до них ослепляющий туман. Кони ошалели от драконьего запаха и сбрасывали седоков или уносили их неизвестно куда, многие в неуправляемой скачке натыкались на деревья и убивались насмерть. Обе женщины тогда пропали, и о Морвене в Дориате больше ничего не слышали. А Ниэнор, которую сбросила лошадь, встала и пошла назад, на Амон Этир, чтобы дождаться там Маблунга. Поднимаясь на гору, она вышла из тумана и, обратившись к западу, оказалась лицом к лицу с драконом.
Глаурунг положил голову на вершину холма и уставился прямо в глаза Ниэнор. Некоторое время её воля боролась с его волей, но, узнав, кто она, дракон заставил её смотреть ему в глаза неотрывно и околдовал её чарами мрака и забытья; так что она забыла всё, что с ней было до сих пор, своё имя и все имена, какие раньше знала, и много дней после того не могла ни слышать, ни видеть, ни двигаться по своей воле. Глаурунг оставил её на холме Амон Этир и уполз назад в Нарготронд.
Маблунг тем временем смело обходил залы дворца Фелагунда, а увидев, что дракон возвращается, ускользнул и вернулся на холм Амон Этир. Солнце село, спустилась ночь, и никого он там не нашёл, одну Ниэнор, которая стояла под звёздами, как каменная, широко открыв невидящие глаза. Не услышала она Маблунга и не произнесла ни слова, но когда он взял её за руку, безвольно пошла за ним. И вот в великой печали он повёл её за собой, хотя это казалось ему безнадёжным, – одни, без пищи, они должны были погибнуть в дикой глуши.