Наконец, в год, когда Эарендилу исполнилось семь лет, у Моргота всё было готово, и он погнал на Гондолин своих балрогов, волков и орков в сопровождении ужасных драконов из гнезда Глаурунга, которых стало много. Войско Моргота перешло горы с севера, где они были высоки, а стражи мало. Враг подошёл ночью в канун большого праздника Вступления Лета. Все жители Гондолина вышли в ту ночь на стены ждать восхода солнца и готовились встретить его песнями. Но под утро небо заалело не с востока, а с севера. Неприятеля остановили уже под самыми стенами, положение города было безнадёжно. В «Песне о Гибели Гондолина» много говорится о деяниях отчаянной храбрости, подвигах военачальников из благородных родов и подвигах их воинов. Геройски сражался Туор. Прославился в битве с Готмогом, предводителем балрогов, Страж Родника Эктелион: оба погибли в схватке, убив друг друга перед дворцом короля, когда его домочадцы стояли насмерть, не пропуская врагов в Башню. Мощная Башня с грохотом рухнула, и Тургон погиб под её камнями.
Туор пытался вывести Идрил из города, но Маэглин схватил её и Эарендила. Тогда Туор стал бороться с Маэглином на стене и сбросил его со стены, швырнув с такой силой, что тело изменника трижды билось о крутой склон горы Амон Гварет, прежде чем упасть в огонь внизу, так как враги поджигали город. Затем Идрил и Туор собрали кого могли из уцелевших в резне гондолинцев и в суматохе пожаров спустились в тайный ход под стеной, вырубленный по приказу Идрил. Военачальники Ангбанда о нём не подозревали и не думали, что кто-нибудь из осаждённых сможет бежать в высокие горы, да ещё на север, в сторону Ангбанда. Дым от пожаров и пар от кипящих в драконьем пламени прежде прохладных родников укрыли долину Тумладен скорбной пеленой, и это помогло побегу Туора и его спутников. От выхода из подземного хода до подножья гор шла довольно длинная открытая тропа, но они смогли добраться до первых скал и скрыться. Высоко пришлось им взбираться, порой теряли они надежду преодолеть ужасные холодные высоты, ведь среди них были раненые, были дети и женщины.
Но всё-таки они сумели выйти к Орлиной Щели, перевалу Кирит Торонат. К нему по крутизне одного из высочайших пиков вела узкая тропа, прилепившаяся к отвесной скале над бездонной пропастью. И на этой тропе их вдруг встретили орки, ибо Моргот расставил сторожевые отряды на всех тропах Опоясывающих гор. С этими орками был балрог. Вряд ли бы спаслись путники, и бесполезной была бы отчаянная храбрость золотоволосого Глорфиндэла, вождя из высокого рода Золотого Цветка из Гондолина, если бы на помощь к беглецам не прилетел Торондор, и как раз во время.
Много песен сложено о поединке Глорфиндэла с балрогом на острой скале в том страшном месте. Оба они упали в бездну и разбились. Но орлы налетели на орков и погнали их, визжащих, назад: всех убили или сбросили в пропасть, так что некому было рассказать Морготу о беглецах, он узнал о них гораздо позже. Сам Торондор вынес тело Глорфиндэла из бездны, и они похоронили его у тропы, в месте, где она слегка расширялась, и сложили над ним тур из камней. Потом на них откуда-то появился зелёный мох, в нём расцвели жёлтые цветы и продолжали цвести, пока мир не изменился.
Вот так Туор, сын Хуора, перевёл последних гондолинцев через горы и вывел в долину Сириона. А там, свернув на юг, после долгого и опасного перехода, они пришли, наконец, в Ивовый Дол, Нэн Татрэн, где смогли отдохнуть, ибо были неимоверно утомлены. Ульмо охранил их в этой части пути, ибо сильна ещё была его власть в большой реке. В Нэн Татрэн они залечили раны, но горе их было неизлечимо. Устроили они тризну по Гондолину и погибшим там эльфам, их девам и жёнам, и воинам короля. Не одна песня была спета тогда, на исходе года, под ивами Нэн Татрэн о всеобщем любимце Глорфиндэле. Туор сложил песню для сына своего Эарендила, пелось в ней о приходе Повелителя Вод Ульмо к берегам Невраста, и к Морю потянулось за сердцем отца сердце сына. Только туда лежал теперь их путь. От Нэн Татрэн направились Идрил и Туор вдоль реки к югу, дошли до устья Сириона и поселились там, присоединившись к Эльвинге, дочери Диора, которая бежала туда немного раньше. Когда же на остров Балар дошла весть о гибели Гондолина и смерти Тургона, Верховным королём нольдор в Среднеземьи был назван Эрейнион Гил Гэлад, сын Фингона.
А Моргот думал, что одержал полную победу, и почти забыл о сыновьях Феанора и их Клятве. До сих пор он от этой Клятвы только выигрывал, и она совершенно ему не мешала. Он смеялся в чёрной своей душе, уже не жалея о потере одного Сильмарила, рассудив, что теперь последние эльдар исчезнут из Среднеземья и совсем перестанут его тревожить. Если ему и было известно, что на берегах Сириона кто-то ещё живёт, то он не подавал вида, а ждал своего часа и наблюдал, как действует злополучная Клятва и его ложь. А вдоль Сириона и на морском побережье росли поселения эльфов, бежавших из Дориата и Гондолина. К ним с острова Балар приплывали мореходы и корабелы Кирдана, и они тоже становились мореходами и корабелами, и ставили жилища всё ближе к Арверниэну, под защиту Ульмо.
Говорят, что именно тогда Ульмо подплыл к Валинору, вышел из глубоких вод и рассказал валар о бедах эльфов. Он просил простить их и спасти от возросшей злобной мощи Моргота, и отвоевать Сильмарилы, единственные творения, в которых остался свет Блаженных Дней, лившийся некогда из Двух Деревьев в Валиноре. Но Манвэ не шевельнулся. Кто знает, какие думы думал он? Мудрые говорили, что время не приспело; что Совет Валар мог послушать лишь того, кто один говорил бы и от лица эльфов, и от имени людей, а ничьи другие просьбы не могли заставить Высших простить несчастных и сжалиться над их горем. Может быть, не мог Манвэ прервать действие Клятвы Феанора, пока она сама не исчерпает всё Зло и сыновья Феанора сами не откажутся от Сильмарилов, ради которых дали эту роковую Клятву? Ведь свет, живший в Сильмарилах, не они сотворили, а сами валар.
В те дни Туор почувствовал приближение старости и от этого сильнее затосковал по Морю, живя возле него. Он построил большой корабль, назвал его Эаррамэ, что значит Морское Крыло, взошёл на него вместе с Идрил Келебриндал и направил парус на Закатный Запад. Больше не слагалось о нём на земле ни песен, ни легенд. Лишь через много лет появилась песня, в которой из всех смертных рядом с эльфами называется его имя и говорится, что воссоединился он с нольдор, которых любил, и что дальнейшая его судьба отделена от людских судеб.
Глава 24О странствиях Эарендила и войне великого гнева
Эарендил Ясный был тогда правителем народа, жившего близ устья Сириона. Взял он в жёны Эльвингу Красивую, и она родила ему Элронда и Элроса, называют их Полуэльфами. Но Эарендилу не сиделось дома, плаваний вдоль берегов Ближних земель мало было ему, и не знал он покоя. Два желания росли в его душе, слитые в одном стремлении к Великому морю: уплыть в неизведанную даль за Туором и Идрил, которые не вернулись, и может быть, доплыть до Последнего Берега, и пока жив, донести до валар на Заокраинный Запад весть об эльфах и людях, просить сжалиться над Среднеземьем, познавшим беды и горести.
Эарендил крепко сдружился с Кирданом Корабелом, жившим на острове Балар с теми соплеменниками, которые бежали из разгромленных гаваней Бритотмбар и Эгларест. Кирдан помог Эарендилу построить Вингилот, Цветок из Пены Волн, прекраснейший корабль, достойный песен. Был он из белого дерева, срубленного в берёзовых рощах Нимбретиля. Серебряными лунами выгибались его поднятые паруса, и золотом блестели вёсла. В «Балладе об Эарендиле» много поётся о его приключениях в неизведанных водах и землях, на которые до него не ступала ничья нога. Многие глубокие моря он переплыл, на многих островах побывал, но Эльвинги не было с ним, она оставалась в доме своём близ устья Сириона и грустила.
Не нашёл Эарендил ни Туора, ни Идрил. Не добрался он в том плавании и до берегов Валинора, не сумел преодолеть теней у Зачарованных островов и победить противные ветры. Наконец, затосковал он по Эльвинге и направил паруса домой, к берегам Белерианда. Сердце подгоняло его, ибо в сны к нему вдруг пришёл страх. Ветры, с которыми он только что боролся, став попутными, быстро несли его назад, но ему казалось, что плывёт он слишком медленно.
Тем временем вести о том, что Эльвинга жива и, владея Сильмарилом, живёт возле устья Сириона, дошли до Маэдхроса. Он раскаивался в содеянном в Дориате и сразу ничего не предпринял. Но сознание того, что их Клятва не выполнена, терзало его, как и его братьев. Созвал он их с охотничьих троп, собрались они и отправили гонцов в Гавань с посланием дружеским и одновременно требовательным. Эльвинга и жители Сирионской долины Сильмарил не отдали. Этот Камень добыл Берен, и носила его Лютиэнь. За него отдал жизнь благородный Диор, вдобавок, Правитель Эарендил плавал в дальних морях, а его подданным казалось, что в Сильмариле – благословение и оберег их домов и кораблей. Вот так случилось, что снова пошёл эльф на эльфа в самой жестокой братоубийственной войне. И было то третье из величайших зол, причинённых роковой Клятвой.
Оставшиеся в живых сыновья Феанора внезапно напали на изгнанников из Гондолина и спасшихся жителей Дориата и разгромили их. В ту битву часть их подданных не пошла, а некоторые возмутились и стали сражаться за Эльвингу против своих вождей, и их убивали соплеменники (ибо души эльдар в те дни были помрачены горем и не было единства). Но Маэдхрос и Маглор победили, и только они двое остались в живых из сыновей Феанора, а Эмрод и Эмрас были тогда убиты. Корабли Кирдана и Верховного короля нольдор Гил Гэлада поспешили на помощь эльфам Сириона, но было поздно. Ни Эльвингу, ни её сыновей они уже не нашли. Немногие спасшиеся от резни присоединились к Гил Гэладу и ушли с ним на Балар. Они и рассказали, что Элрос и Элронд попали в плен, а Эльвинга с Сильмарилом на груди бросилась в Море.
Так Маэдхрос и Маглор не добыли Камня, за которым пришли. Но он не пропал. Ибо Ульмо вынес Эльвингу из волн и превратил в большую белую птицу. Она полетела над волнами в поисках любимого Эарендила, а на груди у неё яркой звездой сиял Сильмарил. Ночью, стоя у кормила, Эарендил увидел, как она приближается, словно белое облако под луной, как звезда, странно летящая над морем, светлый огонь на крыльях ветра. В песне поётся, что она упала с высоты на палубу Вингилота, ударившись, ибо очень быстро летела, и лежала, как мёртвая. Эарендил поднял птицу и согрел на груди, а наутро несказанно удивился, увидев рядом с собой жену. Она спала, и её волосы касались его лица.