ов гора, и река струилась у ее подножия. Там и поставили гномы врата Тинголова дворца, а взойти туда можно было лишь по каменному мосту, что воздвигли гномы через реку. От ворот этих шли переходы в глубь горы, где выбили гномы в живом камне высокие палаты и обширные обители. Звались эти чертоги Менегрот – Тысяча Пещер.
Но эльфы тоже трудились там и вместе с гномами – каждый по-своему – запечатлели видения Мелиан, дивные и прекрасные образы Валинора Заморского. Колонны Менегрота были подобны букам Оромэ – крона, ветви и ствол – и освещались золотыми светильниками. Соловьи пели там, как в садах Лориэна; фонтаны были из серебра, бассейны из мрамора, а полы – из многоцветного камня. Высеченные фигуры зверей и птиц бежали по стенам, карабкались на колонны или смотрели с усыпанных цветами ветвей. И с течением лет Мелиан и ее девы заполнили залы ткаными коврами, где изображены были деяния валаров и многое, что случилось в Арде с ее основания, и – смутно – то, что грядет. То было прекраснейшее из королевских жилищ к востоку от моря.
А когда строительство Менегрота было завершено и во владениях Тингола и Мелиан царил покой, наугримы время от времени переходили горы и бродили по их землям; но никогда не появлялись они в Фаласе, ибо ненавидели шум моря и боялись его вида. Только они и приносили в Белерианд вести и слухи из внешнего мира.
Но когда пошел третий век Пленения Мелькора, гномы забеспокоились и обратились к королю Тинголу, говоря, что валары не выкорчевали всего северного лиха и теперь остатки его порождений, долго плодившиеся во тьме, появляются снова. «Жуткие твари бродят к востоку от гор, – говорили они, – и ваши древние родичи, что живут там, бегут с равнин в холмы».
А вскоре лиходейские твари через горные перевалы или сумрачные южные леса начали проникать в Белерианд. То были волки – или существа в волчьем обличье – и другие порождения тьмы; были среди них и орки, позже разорившие Белерианд. Но покуда они, немногочисленные и слабые, лишь разведывали путь, дожидаясь возвращения своего господина. Откуда они пришли и кто они – эльфы тогда не знали, полагая, что это, должно быть, авари, одичавшие в глуши. Догадка эта, как говорят, близка к истине.
И Тингол задумался об оружии, которое прежде не было нужно его народу; сначала оружие это ковали ему наугримы, большие мастера в этом деле – и самыми искусными среди них были кузнецы Ногрода, первым из которых – и непревзойденным – считался Телхар. Наугримы издревле были народом воинственным и могли яростно биться со всяким, кто обидит их, – будь то прислужники Мелькора, эльдары, авари и даже нередко их родичи, гномы других городов. Кузнечному делу синдары скоро выучились у них; лишь в закалке стали гномов не могли превзойти даже нолдоры, и в плетении кольчуг, придуманных кузнецами Белегоста, работа их не имела себе равных. И вот синдары хорошо вооружились и изгнали всех лиходейских тварей, и снова стали жить в мире; а в оружейнях Тингола хранились топоры, копья и мечи, высокие шлемы и длинные рубахи из сверкающей стали, ибо доспехи гномов не ржавели и всегда блестели, как новые. И в грядущие дни это оказалось весьма полезным Тинголу.
Как уже было сказано, некий Ленвэ из воинства Ольвэ отказался от похода эльдаров в те дни, когда тэлери стояли на берегах Великой Реки, на границах западных земель Средиземья. Мало что известно о скитании нандоров, которых он увел вниз по Андуину: кое-кто из них, говорят, веками жил в лесах Долины Великой Реки, кое-кто пришел в конце концов к ее устью и поселился у Моря, а третьи, перейдя Эред-Ни́мрас, Белые Горы, снова пришли на север – в дебри Эриадора меж Эред-Луином и дальним Мглистым Хребтом. А надо сказать, что они были лесным народом и не знали оружия из стали; потому приход лихих тварей с севера, как рассказали наугримы в Менегроте королю Тинголу, наполнил их великим страхом. Посему Дэнетор, сын Ленвэ, прослышав о мощи и величии Тингола и о мире в его владениях, собрал всех, кого смог сыскать из бродячего своего племени, и перевел их через горы в Белерианд. Тингол приветствовал их с радостью, как потерянных и вновь обретенных родичей, – и поселились они в Оссирианде, Краю Семи Рек.
О долгих годах мира, что последовали за приходом Дэнетора, известно немногое. Говорят, что в те дни Да́эрон Песнопевец, самый ученый из мужей в королевстве Тингола, изобрел руны; и наугримы, приходившие к Тинголу, выучили их и радовались изобретению, оценив искусство Даэрона куда выше, чем сами синдары. Наугримы перенесли эти руны,Кирт, через горы и сделали достоянием многих народов; однако сами синдары до Войны мало пользовались ими и не вели летописей, а многое, что хранилось в памяти, погибло при разорении Дориата. Мало рассказывали о блаженстве и радости жизни в Дориате, покуда он не погиб; так творения прекрасные и дивные, пока они существуют и радуют взор, говорят сами о себе, и лишь когда они в опасности или гибнут, о них слагают песни.
В Белерианде тех дней бродили эльфы, струились реки, сияли звезды и благоухали ночные цветы; и краса Мелиан была подобна полдню, а краса Лютиэн – вешнему рассвету. Король Тингол на своем троне подобен был владыкам майаров, могучим и безмятежным, что дышат блаженством, словно воздухом, а думами проникают с высот до глубин. В Белерианд еще наезжал время от времени Оромэ Великий, ветром проносясь над горами, и звук его рога далеко разносился в подзвездных землях, и эльфы трепетали перед величием его облика и громом копыт Нахара; но когда голос валаромы отдавался в горах, они знали, что все лихо бежит без оглядки.
Но прошло время, когда блаженство убыло, и полдень Валинора затмился. Ибо, как говорилось уже и известно всем, потому что о том повествуют Книги Знаний и поют песни, Мелькор убил Древа валаров с помощью Унголианты, бежал и вернулся в Средиземье. Далеко на севере произошла битва между Морготом и Унголиантой; и вопль Моргота пронесся над Белериандом; и все народы содрогнулись от страха, ибо они, хоть и не знали, что этот вопль предвещает, услышали в нем предвестие смерти. А вскоре Унголианта бежала с севера и явилась во владения короля Тингола, и ужас Тьмы окружал ее; но сила Мелиан остановила ее, и она не вошла в Нелдорет, но долго жила в тени скал, которыми обрывается на юге плато Дортонион. И те горы стали известны как Эред-Горгорот, Горы Ужаса, и никто не осмеливался подниматься туда или проходить близко: жизнь и свет там погибли, а воды были отравлены. Моргот же, как было сказано, вернулся в Ангбанд, и вновь отстроил его, и возвел над его вратами курящиеся пики Тангородрима; врата Моргота были лишь в ста пятидесяти лигах от моста Менегрота: далеко – и все же слишком близко.
А орки, которые множились во тьме под землей, стали сильны и жестоки, Черный Властелин наполнил их жаждой разрушения и убийства; и они под покровом туч, посланных для этого Морготом, ринулись из врат Ангбанда и тайно перешли северные горы. И вот внезапно огромное войско вторглось в Белерианд и ударило по королю Тинголу. А в его обширных владениях многие эльфы вольно бродили в дебрях или жили отдельно, разбившись на роды и семейства. Многочислен народ был лишь в сердце края, близ Менегрота, да еще вдоль Фаласа, в землях мореходов. Но орки обошли Менегрот с двух сторон – и разорили земли меж Ке́лоном и Гелионом на востоке и равнины меж Сирионом и На́рогом на западе; и Тингол был отсечен от Кирдана в Эгларесте. Тогда Тингол воззвал к Дэнетору; и эльфы, вооружась, пришли из Рэгиона и из Осси́рианда – и бились в первой битве Войн Белерианда. Восточную орду орков окружили рати синдаров севернее Андрама, на полпути между Аросом и Гелионом, и наголову разбили, а те, кто вырвался из тисков и бежал на север, пали под топорами наугримов, вышедших из-под горы Долмед; мало кто вернулся в Ангбанд.
Но эльфы заплатили за победу дорогой ценой. Ибо вооружены были эльфы Оссирианда легко, не то что орки, обутые в железо, с железными щитами и длинными копьями. Они отсекли Дэнетора от войска и окружили на холме Эмон-Эреб. Там пали он и все его близкие родичи – прежде чем войско Тингола подоспело им на помощь. И хотя Тингол отомстил оркам, напав на них с тыла и уложив их всех, нандоры горько оплакивали смерть Дэнетора и никогда больше не избирали себе короля. После битвы кое-кто вернулся в Оссирианд, и рассказы их наполнили оставшихся нандоров таким страхом, что впредь они никогда не вступали в сражение, но держались осторожно и скрытно; и они стали зваться ла́йквенди, Зелеными Эльфами – по одежде цвета весенней листвы. Многие из них ушли на север, в огражденные владения Тингола, и смешались с его народом.
Когда Тингол возвратился в Менгрот, он узнал, что на западе орочья орда победила и оттеснила Кирдана к морю. Потому он собрал весь народ, какой только мог прийти на его зов, в Нелдорете и Рэгионе, и Мелиан оградила своей силой весь тот край – вокруг него встала будто стена из теней и чар, завеса Мелиан, сквозь которую никто не мог пройти против воли ее или Тингола, если только он не превосходил в мощи майю Мелиан. И укрытые земли, что долго звались Эгладором, стали называться До́риатом, огражденным королевством, Землей Завесы. Внутри ее был бдительный мир, снаружи – опасности и великий страх, и прислужники Моргота бродили свободно повсюду, кроме окруженных стенами гаваней Фаласа.
Но приближались события, коих не провидел никто в Средиземье – ни Моргот в своих подземельях, ни Мелиан в Менегроте, ибо после гибели Древ из Амана не приходило вестей – ни наяву, ни во сне. В это самое время Феанор на белых кораблях тэлери пристал в заливе Дренгист и сжег корабли в Лосгаре.
Глава 11О Солнце, Луне и Сокрытии Валинора
Рассказывают, что после бегства Мелькора валары долго сидели недвижно на своих тронах в Кольце Судьбы, но не бездействовали, как в безумии своем заявил Феанор. Ибо валары могут создать многое трудом мысли, а не рук, и без слов, в молчании советоваться друг с другом. Так безмолвно бдили они во тьме Валинора, уносясь мыслями назад, к началу Эа, и вперед – к Концу; но ни могущество, ни мудрость не умеряли их горя, ибо ведали они о свершающемся зле. И не меньше, чем о смерти Древ, скорбели они о падении Феанора – самом злом деле Мелькора. Ибо Феанор был создан самым доблестным, выносливым, прекрасным и умным, самым умелым, сильным и искусным среди Детей Илуватара. Лишь Манвэ мог представить себе дивные творения, которые способен был создать Феанор к вящей славе Арды. По словам ваниаров, которые бодрствовали вместе с валарами, когда посланцы передали Манвэ ответ Феанора, Владыка Арды зарыдал и склонил голову; но при последних словах Феанора – что дела нолдоров навеки войдут в песни – он поднял голову, словно услышав отдаленный глас, и молвил: