Когда стало окончательно ясно, что Нолдоры покинули Аман и вернулись в Среднеземье, Валары занялись исправлением бед, причиненных Мелькором. Манвэ просил Йаванну и Ниэнну исцелить Деревья. Но ни слезы Ниэнны, ни заклинательные песни Йаванны не могли вернуть их к жизни. Уже начал прерываться голос Йаванны и гасла последняя надежда, когда на безлистой ветви Телпериона раскрылся вдруг единственный огромный цветок, а на Лаурелине зазолотился единственный плод.
Йаванна сорвала их, и это был конец. Деревья умерли. С той поры их безжизненные стволы все еще стоят в Валиноре памятью об утраченной радости.
В «Нарсилионе», Песне о Солнце и Луне, повествуется о том, как Манвэ благословил последние цветок и плод, как Аулэ со своим народом заключил их в прекрасные сосуды, чтобы сохранить дивное сияние, а затем отдал Варде, ибо место им было в небесах. Драгоценные светочи затмевали древние звезды, потому что домом их стал Ильмень, ближний свод Небес. Сила Варды направила новые светила по предначертанным путям, кольцом опоясывающим Землю с Запада на Восток.
Валары помнили о мраке над Ардой и трудились, чтобы дать свет Среднеземью и воспрепятствовать темным делам Мелькора. Валары не забыли об Авари, так и не покинувших мест первого своего пробуждения, помнили об ушедших Нолдорах, но, кроме того, ведомо было Манвэ скорое появление людей. Ради спокойствия Квэнди начали некогда Валары войну с Мелькором, теперь же отказались они от войны, дабы не повредить ненароком Хилдорам, Идущим Вослед, Младшим Детям Илуватара. Взятие Утумно оставило на теле мира страшные раны; новая война могла принести еще большие беды. Хилдоры будут Смертными, им далеко до бесстрашных, сильных Квэнди, думали Валары. Но даже самому Манвэ не было открыто, где именно должны появиться люди, поэтому и решили Валары осветить весь мир, а вслед за этим начали укреплять Аман.
Изиль, Сияющая – так назвали Ваниары Луну, цветок Телпериона из Валинора; Анором, Солнцем, назвали они золотой плод Лаурелина. Нолдоры называли их Рана, Своенравная, и Ваза, Сердце Огня. Солнце они звали еще Пробуждающей Звездой, а иногда – Закатной, потому что его появление на небе совпало с пробуждением людей и угасанием эльфов; Луна же напоминала им только о прошлом.
Прекрасной Майа Ариен Валары доверили сопровождать светоч пламенного Анора, а за Луной должен был присматривать Тилион. Когда Дерева Валинора еще стояли в цвету, Ариен собирала яркую росу Лаурелина и поливала золотые цветы в садах Ваны. Тилион охотился в лесах вместе с Оромэ, а возвращаясь с охоты, любил отдыхать в Лориене, на берегах мерцающего озера Эстэ, в серебряных лучах Телпериона. Он сам упросил Валаров доверить ему вечно хранить последний в мире Серебряный Цветок.
Майа Ариен силой превосходила Тилиона. Она не боялась жара Анора, ибо сама была духом чистого пламени, которое Мелькор не смог подчинить себе. Даже Эльдары при встречах с Ариен отводили глаза, – таким буйным, опаляющим светом горел ее взор. Расставаясь с Валинором, она сбросила, как ненужную одежду, свой прежний облик, представ в подлинной сущности сияющего и грозного огня.
Изиль уходила в небеса первой, а значит, становилась старшей из новых небесных огней, так же как Телперион был старшим среди Дерев. На земле, залитой лунным светом, жизнь начала пробуждаться от долгого сна, в который когда-то погрузила живую природу Йаванна. Приспешники Моргота взирали вверх с растерянным изумлением, и с радостью поднимали голову эльфы, видя Луну, встающую из мрака на западе.
Навстречу ей запели серебряные трубы Финголфина, а перед уходящими в Среднеземье эльфами заколыхались длинные черные тени.
Семь раз успел Тилион обойти вкруг небес и находился далеко на востоке, когда в небо во славе поднялся Анор, и свет первого восхода затрепетал на отрогах и башнях Пелоров. Заалели облака над Среднеземьем, и громче стал звук струящихся вод. Вот когда Моргот испугался по-настоящему; он отозвал подручных и ушел в самые глухие подземелья Ангбанда, окутав свой край непроницаемым дымным облаком, стремясь укрыться под ним от света Дневной Звезды.
По воле Варды оба небесных светоча должны были поочередно шествовать в просторах Небес: каждый проходил над Валинором и склонялся на востоке, в то время как другой восходил на западе. Так, от первого часа слияния лучей Анора и Изиль было положено начало новому счету дней. Своенравный Тилион часто отклонялся от предначертанного пути, ему хотелось быть поближе к прекрасной Ариен, и тогда лик Луны темнел, опаляемый огнем Анора.
Из-за капризов Тилиона, а более того по просьбам Лориена и Эстэ, жаловавшихся на потерянные покой и сон, Варда изменила порядок движения светил, и появилось время ночи и сумерек, когда Анор отдыхает в Валиноре, покоясь на прохладной глади Внешнего Моря. Очень красив был заход Анора, им никогда не уставали любоваться в Благословенном Краю. Но вскоре помощники Ульмо уводили Солнце подземными путями к востоку, и оно снова поднималось в небо, прогоняя ночь и распугивая Зло, осмеливавшееся бродить под Луной.
После захода Анора воды Внешнего Моря так нагревались, что еще долго потом перебегали по ним огненные отсветы, но чем дальше уводила Ариен светило на восток под миром, тем темнее становилось в Валиноре, тяжко ложились по просторам Благословенного Края густые тени Охранных гор, и с грустью вспоминали Валары о смерти Лаурелина.
Луна, по воле Варды, появлялась теперь не раньше захода Солнца, но Тилион то и дело нарушал установление, и часто видели их с Ариен над Землей вместе. Случалось даже, что Тилион заслонял Ариен, и тогда среди дня землю окутывал мрак.
С тех пор до самого Изменения Мира Валары вели счет дням по кругам Анора. Тилион предпочитал не задерживаться в Валиноре; он поскорее пробегал над Аватаром или Араманом, нырял за Внешнее Море, а потом пробирался один меж изъеденных пещерами корней Арды. Светло было в Благословенном Краю, ибо здесь Небесные Огни ближе всего подходили к Земле, да только ни Луна, ни Солнце не могли заменить чудесный свет Благих Дерев, убитых ядом Унголианты. Только Сильмариллы хранили теперь их первозданное сияние.
Моргот, едва увидев, возненавидел новые огни. Деяние Валаров смешало его планы. Однажды он решился напасть на Тилиона, послав на небо духов Тьмы. Там, на звездных тропах Ильменя, подстерегли они его, но одолеть не смогли. А к Ариен и не помышлял приближаться Моргот, уже не хватало ему сил справиться с чистым пламенем Анора. Все большим злом полнилась его душа. Зло выходило из него ложью, порождало свирепых тварей, но силы Моргота убывали по мере того, как множились его исчадия. Теперь он навсегда был привязан к земле и страшился покидать мрачные подземелья. Не в силах выносить свет, он окутал свои земли дымными тучами и укрылся под ними от взглядов Ариен.
Валаров встревожило нападение на Тилиона, они знали коварство и злобу Врага, помнили о падении Альмарена, но новой войны в Среднеземье не хотели, поэтому, ограждая Валинор, вознесли стены Пелоров с востока, севера и юга на недосягаемую высоту. Темные и гладкие, как стекло, вздымались их башни над облаками, и вершины венчал сверкающий лед. Бессонные дозоры охраняли Благословенный Край. Лишь узкие ворота Калакирьи оставили Валары для верных Эльдаров, ибо на зеленом холме Тириона правил еще частью народа Нолдоров Финарфин. Никто из эльфов не мог бы жить без вольного воздуха и ветра, приносившегося из тех краев, где родились они когда-то. Да, ворота оставались, соединяя Ваниаров и Тэлери, но Калакирья охранялась так, что ни одна живая душа не смогла бы миновать бдительных стражей.
Это время песни называют Нурталэ Валинорева, Сокрытие Валинора; время появления Зачарованных Островов; время, когда плывущие на запад неизбежно попадали в воды Затененных Морей, призрачные и странные, преграждавшие подходы к Одинокому Острову. Там вечно вздымаются мерные волны и туман скрывает опасные скалы, а в сумерки неодолимая усталость гнетет моряков и ощущают они, что море недовольно их приходом. Тем, кто рисковал высаживаться на Зачарованных Островах, берега их становились ловушкой: моряки засыпали сном, непробудным до Изменения Мира. Так сбывалось Пророчество Мандоса. Благословенный Край навеки стал недоступен Нолдорам; многие из Среднеземья уходили на Запад, но Валинора достиг лишь один – величайший пенитель моря, прославленный в песнях.
Глава XIIО людях
Валары умиротворенно восседали за неприступными горами. Дав Среднеземью свет, они словно забыли о нем. Теперь власти Моргота противостояло только мужество Нолдоров. Один лишь Ульмо вспоминал об ушедших, да и то, видимо, потому, что воды приносили ему вести из всех уголков земли.
Время теперь отсчитывали по Солнцу. Годы стали короче; они куда быстрее сменяли друг друга, чем во Дни Дерев. Воздух Среднеземья, по-прежнему прозрачный, становился словно плотнее из-за быстрого круговорота жизни. Все бурно росло, цвело, умирало; земля и воды кишели живыми существами, и это была вторая Весна Арды. Во всеобщем расцвете множились эльфы, и рос под лучами молодого Солнца прекрасный и зеленый Белерианд.
Младшие Дети Илуватара проснулись в Хилдориене с первыми лучами первого восхода. На востоке Среднеземья лежит Хилдориен, Солнце же вставало на западе, и как обратились к нему впервые глаза людей, так уже всю дальнейшую жизнь их помыслы то и дело обращались на Запад.
Эльдары дали людям много имен: Атани, Второй Народ; Хилдоры, Пришедшие Следом; Апанонары, Послерожденные; Энгвары, Подверженные Болезням; Фиримары, Смертные; бывало, называли их чужаками, недотепами, детьми Солнца. Эти предания Древних Дней – от них одинаково далеко и до заката Эльфов и до расцвета Смертных – содержат о людях мало сведений. Разве что говорится в них об Атанатари, Праотцах Человеческих, о тех, что в первые годы Солнца странствовали по северным окраинам Среднеземья. Никто из Валаров не приходил в Хилдориен, не предлагал людям переселяться в Валинор, и люди побаивались Валаров, так непохожих на них, не понимали их намерений, не видели и не искали в них поддержки, оказавшись один на один с враждебным и незнакомым миром. Только Ульмо, исполняя волю Манвэ, говорил с людьми голосами ручьев и рек, но и сейчас несведущи Хилдоры в языках Природы, а до общения с эльфами и вовсе не понимали речей Ульмо. Однако воду любили; чем-то она их волновала.