ененные Тенью, стали слабы и боязливы. Нуменорцы явились среди них и многому их научили. Принесли они ячмень и вино и обучили людей сеять семена и взращивать злаки, рубить и тесать лес, а также помогли обустроить их жизнь, насколько это было возможно в краях скорой смерти и скупого блаженства.
Счастливей стала жизнь людей Средиземья, и вот уже тут и там на западном побережье отступили глухие леса, а люди освободились от власти выкормышей Моргота и перестали бояться тьмы. Они чтили память высоких Морских Владык, и когда те ушли, нарекли их богами, надеясь на их возвращение; ибо в те времена нуменорцы не жили подолгу в Средиземье и не возводили там своих поселений. Плыли они на восток, но сердца их вечно были обращены к Западу.
С годами тоска эта становилась все сильнее; и возмечтали нуменорцы о бессмертном городе, что виден был лишь издали; и овладело ими желание жить вечно и избегнуть смерти и конца земных радостей; и, вместе с мощью и величием, рос их непокой. Ибо хоть и продлили валары жизнь дунаданов, не могли они оградить их от неизбежного увядания, и даже короли семени Эарендиля в конце концов умирали; и краткой была их жизнь в глазах эльдаров. Так пала тень на Нуменор, и, возможно, была в том воля Моргота, что все еще жила в мире. И вот начали нуменорцы роптать, вначале в мыслях, а потом и открыто, против жребия людского, а более всего – против Запрета, что закрыл для них пути на Запад.
И так говорили они меж собою: "Отчего это Владыки Запада восседают в вечном покое, мы же обречены умирать и уходить неведомо куда, покидая свои жилища и все, что сотворено нами? А ведь эльдары не ведают смерти, даже те, кто бунтовал против валаров. Ныне мы покорили все моря, и нет вод столь широких и бурных, что не были бы подвластны нашим кораблям – отчего бы не отправиться нам в Аваллонэ, не навестить наших друзей?"
Иные же добавляли: "Почему бы не приплыть нам в Аман, не испробовать хоть на день блаженства валаров? Или мы не могущественней прочих народов Арды?"
Эльдары передали валарам эти речи, и опечалился Манвэ, видя, как тучи сгущаются над полднем Нуменора. И послал он гонцов к дунаданам, и они открыто говорили с королем и всеми, кто желал их слушать, об устройстве и судьбе мира.
– Жребий Мира, – говорили они, – может изменить лишь тот, кто его сотворил. И даже если, избегнув в пути все ловушки и западни, вы достигли бы Амана, Благословенного Края, малая была бы от того вам польза. Ибо не земля Манвэ дарит бессмертие ее обитателям, но обитающие в ней Бессмертные освящают ее; и вы лишь скорее исчахли бы и сгорели, как мотыльки во всепожирающем пламени.
Но ответил король:
– Разве не жив еще пращур мой Эарендиль? Или он не обитает в Амане?
На это они сказали:
– Тебе ведомо, что у него иной жребий, и причислен он к Перворожденным, не ведающим смерти; но судьба его такова, что ему нет возврата в смертные земли. Ты же и твой народ – не Перворожденные, но Смертные, сотворенные Илуватаром. Ныне же, сдается, вы пожелали обрести блага обоих племен, плавать в Валинор, когда вам вздумается, и возвращаться домой, когда захотите. Это невозможно. Не в силах валаров отнять дары Илуватара. Эльдары, говорите вы, не понесли наказания, и даже мятежники не смертны. Но для них это не наказание и не награда, а лишь суть их бытия. Они навеки связаны с этим миром и, пока он существует, не могут его покинуть, ибо его жизнь – это их жизнь. Вы же, твердите вы, наказаны за бунт людей, в котором приняли малое участие, и потому смертны. Но изначально смерть для вас – не наказание. Умирая, вы покидаете сей мир, и ничто, в надежде ли, в усталости, не связывает вас с ним. Должно ли нам завидовать друг другу?
И отвечали нуменорцы так:
– Отчего бы нам и не завидовать валарам или хотя бы Бессмертным? От нас требуют слепой веры и безнадежной надежды, и не ведаем мы, что нас ждет впереди. А ведь мы также любим Землю и не желаем терять ее навсегда.
И сказали тогда Посланцы:
– Истинно, что замыслы Илуватара касательно людей неведомы валарам; не открыл он также всего, что грядет. Верно лишь то, что дом ваш не здесь и не в Амане, и нигде в пределах Кругов Мира. Жребий же людей был изначально даром Илуватара. Бедой он стал лишь оттого, что под тенью Моргота казалось людям, что они окружены ужасавшей их безмерной тьмой; а иные стали горды и алчны, и не сдавались, пока не лишались жизни. Нам, что несут растущую с каждым годом ношу лет, это недоступно; но если беда эта, как говорите вы, вновь тревожит вас, верно, Тень возродилась снова и сгущается в ваших сердцах. И хотя вы – дунаданы, благороднейшие средь людей, в древности избегшие Тени и храбро против нее сражавшиеся, мы говорим вам – берегитесь! Воле Эру нельзя прекословить, и валары искренне молят вас держаться веры, к которой вас призывают, даже если она и стала сковывающей вас цепью. Надейтесь же, что когда-нибудь принесет плоды даже самое малое ваше желание. Любовь к Арде посеял в ваших сердцах Илуватар, а он ничего не свершает бесцельно. И все же пройдут эпохи и сменятся многие поколения людей, прежде чем замысел его станет ведом; и откроется он вам, а не валарам.
Случилось все это во дни, когда правили Тар-Кириатан Кораблестроитель и сын его Тар-Атанамир; были то гордые и алчные люди, и они наложили дань на жителей Средиземья, более отбирая, нежели отдавая. Это к Тар-Атанамиру явились Посланцы; а был он тринадцатым по счету королем, и в дни его правления Нуменор насчитывал уже две тысячи лет и наслаждался расцветом если не могущества, то величия. Атанамир, однако, был недоволен речами Посланцев и не внял им; а его примеру последовало большинство его подданых, ибо желали они избегнуть смерти уже на своем веку, не дожидаясь призрачной надежды. Атанамир жил долго и цеплялся за жизнь уже тогда, когда она не приносила никакой радости; был он первым нуменорцем, что поступил так, отказавшись уйти добровольно, прежде чем потеряет доблесть и разум, и передать правление сыну в расцвете сил своих. Ибо было в обычае владык Нуменора жениться поздно для долгого их века и умирать, оставляя власть своим сыновьям, когда они обретут зрелость тела и духа.
И вот стал королем Тар-Анкалимон, сын Атанамира, а мыслил он так же, как его отец, и в годы его правления народ Нуменора разделился. С одной стороны было большинство – те, кто называл себя Людьми Короля; и были они горды, и отвернулись от валаров и эльдаров. Иные – их было меньше – звались Элендили, Друзья Эльфов, ибо хоть и оставались они верными королю рода Эльроса, но желали и сохранить дружбу с эльдарами, и вняли посланию Западных Владык. Но даже они, звавшие себя Верными, кое в чем разделяли заблуждения своих соплеменников, и мысли о смерти преследовали их.
Так угасало блаженство Западного Края; но мощь его и блеск все возрастали. Ибо короли и их подданные не отреклись еще от премудрости, и если более не любили валаров, то, по крайней мере, боялись их. Не осмеливались они открыто нарушать Запрет и заплывать дальше дозволенного. Лишь на восток направляли они свои гордые корабли. Однако ужас смерти все более затемнял их сердца, и они, как могли, отдаляли его; они начали возводить для своих мертвецов громадные гробницы; мудрецы же неустанно искали тайну бессмертия или, по меньшей мере, долголетия. Однако они лишь научились в совершенстве сохранять нетленной мертвую плоть, и вот весь край наполнился безмолвными усыпальницами, где в священном мраке таилась смерть. Живые же все более страстно предавались наслаждению, выдумывая все новые роскошества и забавы; в годы правления потомков Тар-Анкалимона обычай приносить Эру первые плоды был забыт, и нечасто уже приходили люди в Святыню на вершине Мэнэльтармы, в сердце страны.
В те времена нуменорцы основали на западном побережье древних земель первые большие поселения; ибо их родной край казался им тесен, и не находили они там ни радости, ни покоя, а поскольку Запад был недоступен, они возжелали богатств и власти над Средиземьем. Возвели они надежные гавани и мощные крепости и во множестве поселились там; но из помошников и наставников превратились в господ и собирателей дани. На крыльях ветров уплывали на восток их корабли и возвращались гружеными доверху, так что могущество и богатство нуменорских королей все росли; и они пили, и веселились, и с головы до ног одевались в золото и серебро.
Малое касательство имели ко всему этому Друзья Эльфов. Лишь они приплывали теперь на север, во владения Гиль-Галада, храня верность дружбе и помогая ему в борьбе с Сауроном; их гавань, Пеларгир, была выстроена в устье Андуина Великого, а Люди Короля заплывали далеко на юг; и память о твердынях и княжествах, что они основали там, надолго сохранилась в людских преданиях.
Летописи гласят, что в ту Эпоху в Средиземье вновь явился Саурон, и окреп, и обратился вновь ко злу, в котором взрастил его Моргот; и служа Морготу, возвысился сам. Уже в дни правления Тар-Минастира, одиннадцатого нуменорского короля, Саурон укрепил Мордор и возвел там твердыню Барад-Дур, и с тех пор всегда стремился к владычеству над Средиземьем, дабы стать королем над королями и божеством над людьми. Саурон ненавидел нуменорцев за, свершения их праотцев, за их древний союз с эльфами и служение валарам; не забыл он также и помощь, которую послал Гиль-Галаду Тар-Минастир в дни, когда было выковано Кольцо и в Эриадоре вспыхнула война между эльфами и Сауроном. Ныне же узнал он, что мощь и величие нуменорских владык возросли, и еще больше возненавидел их; и боялся он, что им вздумается захватить его земли и лишить его власти над восточными краями. Долгое время, однако, Саурон не решался бросить вызов Морским Владыкам, и отступил от побережья.
Но коварен был Саурон, и говорят, что среди тех, кого поработил он Девятью Кольцами, были могучие витязи-нуменорцы. И когда вошли в силу Улайары – Призраки Кольца, его верные слуги, а внушаемый им ужас и власть его над людьми стали воистину безграничны, он осмелился протянуть руку к прибрежным твердыням нуменорцев.