Многие песни сложены о поединке Глорфинделя и балрога на остроконечной скале среди горных круч; оба пали в бездну и нашли там свою смерть. Но прилетели орлы, и ринулись на орков, и те с визгом бросились назад: все они были перебиты или сброшены в пропасть, потому известия о бежавших из Гондолина нескоро дошли до Моргота. А Торондор поднял тело Глорфинделя из бездны, и эльфы сложили над ним курган из валунов у самого перевала; со временем там зазеленела молодая поросль, и золотые цветы цвели среди голого камня до тех пор, пока мир не изменился безвозвратно.
Так уцелевшие гондолиндрим во главе с Туором, сыном Хуора, перевалили через горы и спустились в долину Сириона, и бежали на юг дорогами труднопроходимыми и опасными; и пришли, наконец, в Нан-татрен, Край Ив, ибо власть Улмо все еще пронизывала воды великой реки и хранила беглецов. Там отдохнули они немного, залечили раны и восстановили силы, но невозможно было исцелить их скорбь. И устроили они пир в память о Гондолине, и эльфах, погибших там: девах, и женах, и королевских воинах; немало песен о Глорфинделе желанном звучало под ивами Нан-татрена на исходе года. Там Туор сложил для своего сына Эарендиля песнь о явлении Улмо, Владыки Вод, к берегам Невраста; и тоска по морю вновь пробудилась в сердце Туора и в сердце его сына. Потому Идриль и Туор покинули Нан-татрен и отправились на юг, к морю, вниз по течению реки, и поселились там близ устьев Сириона, и народ их присоединился к отряду Эльвинг, дочери Диора – она и ее подданные, спасаясь бегством, пришли в эти места незадолго до того. Когда же вести о падении Гондолина и смерти Тургона дошли до острова Балар, Эрейнион Гиль-галад, сын Фингона, провозглашен был Верховным королем нолдор Средиземья.
Моргот же торжествовал победу, даже не вспоминая о сыновьях Феанора и об их клятве – до сих пор эта клятва ничем не повредила ему, но, напротив, всегда оборачивалась ему же во благо и в помощь. И смеялся он, погруженный в свои черные мысли, и не жалел об одном утраченном Сильмариле, ибо через него, полагал Враг, жалкая горсть оставшихся в живых эльдар обретет свою гибель и навсегда исчезнет из Средиземья, и не потревожит его более. Если и знал Враг о поселении у вод Сириона, то не подавал виду, выжидая своего часа, и полагаясь на то, что клятва и ложь сделают свое дело. Однако у моря, близ Сириона, где собрались немногие уцелевшие из Дориата и Гондолина, эльфийский народ умножился в числе и окреп; с острова Балар являлись к ним мореходы Кирдана; и эльфы полюбили волны и стали строить корабли, ибо жили у самых берегов Арверниэна, под дланью Улмо.
Говорится, что в ту пору Улмо явился в Валинор из глубин океана и обратился к Валар, и поведал им о бедствиях эльфов, и призвал Владык простить эльдар и спасти их от всеподчиняющей власти Моргота и отвоевать Сильмарили, ибо в них одних жил ныне свет тех Благословенных Дней, когда Два Древа еще сияли в Валиноре. Но не смягчился Манвэ; да и какое предание поведает о сокровенных помыслах его сердца? Мудрые говорят, что в ту пору не пробил еще час и что одному только – тому, кто сам станет просить за эльфов и людей, умоляя простить их преступления и явить сострадание к их горестям, дано было повлиять на решения Властей; а клятву Феанора, возможно, не мог отменить даже Манвэ, пока не исполнится она до конца и сыновья Феанора не откажутся от Сильмарилей, права на которые отстаивали столь безжалостно. Ибо свет, заключенный в Сильмарилях, создали сами Валар.
В ту пору Туор ощутил, что подкрадывается к нему старость, а тоска по безбрежному Морю с каждым днем все сильнее овладевала его сердцем. Потому выстроил он могучий корабль, и назвал его «Эаррамэ», что означает «Крыло Моря», и вместе с Идрилью Келебриндал отплыл на Запад, держа курс на заходящее солнце, и более не говорится о них ни слова ни в преданиях, ни в песнях. Но песни, сложенные в последующие дни, гласят, будто Туор единственным среди смертных причислен был к старшему народу и стал одним из нолдор, к коим стремился сердцем; и судьба его разошлась с судьбою людей.
Глава 24О плавании Эарендиля и Войне Гнева
Сияющий Эарендиль правил в ту пору народом, жившим близ устьев Сириона; он взял в жены прекрасную Эльвинг, и она родила ему Эльронда и Эльроса – их называют Полуэльфами. Но не ведал Эарендиль покоя, и плавания вдоль берегов Ближних земель не могли утишить его мятущуюся душу. Два замысла с каждым днем все сильнее подчиняли себе его сердце, переплетаясь воедино в тоске по безбрежному Морю: мечтал Эарендиль уплыть в необозримую даль на поиски Туора и Идрили, которые так и не возвратились, и надеялся, что, возможно, удастся ему достичь последнего брега и, прежде чем истечет отмеренный ему срок, доставить Валар Запада послание эльфов и людей и пробудить в сердцах их сострадание к горестям Средиземья.
Узы крепкой дружбы связывали Эарендиля и Кирдана Корабела, поселившегося на острове Балар с теми из своих подданных, которым удалось спастись при разграблении гаваней Бритомбара и Эглареста. С помощью Кирдана Эарендиль отстроил «Вингилот», «Пенный Цветок», прекраснейший из кораблей, прославленных в песнях: весла его покрывала позолота, на корпус пошла белоснежная древесина из березовых рощ Нимбретиля, а паруса сияли серебряным светом луны. В «Лэ об Эарендиле» многое рассказывается о странствиях его в бескрайних просторах океана и в неведомых землях; немало повидал он морей и островов; но Эльвинг с ним не было – она осталась грустить близ устьев Сириона.
В тот раз Эарендиль не отыскал ни Туора, ни Идрили, и так и не добрался до берегов Валинора: борясь со встречными ветрами, не сумел он пробиться сквозь мрак и одолеть колдовские чары; и наконец, затосковав по Эльвинг, он повернул к дому, к берегам Белерианда. Сердце велело ему торопиться, ибо Эарендиля охватил вдруг безотчетный страх, рожденный зловещими сновидениями; и ветра, с которыми до того сражался он, теперь, казалось, несли его к берегу недостаточно быстро.
Когда до Маэдроса впервые дошли вести о том, что Эльвинг спаслась от гибели и живет близ устьев Сириона, по-прежнему владея Сильмарилем, он, устыдившись содеянного в Дориате, удержал свою руку. Но со временем осознание неисполненной клятвы вновь стало терзать его и братьев; покинув охотничьи тропы в глуши, они собрались воедино и отправили послания в Гавани – послания с уверениями в дружбе, в которых, однако, звучали жесткие требования. Но Эльвинг и народ Сириона отказались уступить Сильмариль, который отвоевал Берен и носила Лутиэн, ради которого жестоко убит был прекрасный Диор – отказались, тем более что правитель их Эарендиль все еще плавал по морям. Мнилось тамошним жителям, будто в Сильмариле заключена исцеляющая, благодатная сила, что снизошла на дома их и корабли. Вот так случилось, что эльф вновь поднял меч на эльфа в последней, самой жестокой из братоубийственных битв: то было третье великое злодеяние, порожденное проклятой клятвой.
Ибо те из сыновей Феанора, что еще оставались в живых, напали врасплох на изгнанников Гондолина и беглецов из Дориата, и перебили их. Некоторые из числа подданных братьев отказались сражаться в том бою, нашлись и такие, что восстали и пали от руки своих сподвижников, защищая Эльвинг от своих же лордов (настолько скорбь и смятение овладели сердцами эльдар в те дни); но Маэдрос и Маглор одержали победу. Из всех сыновей Феанора уцелели только они, ибо и Амрод, и Амрас погибли. Слишком поздно подоспели на помощь эльфам Сириона корабли Кирдана и Гиль-галада, Верховного короля: Эльвинг исчезла, исчезли и ее сыновья. Тогда те немногие из ее народа, что не погибли в сражении, примкнули к Гиль-галаду и отправились вместе с ним на остров Балар; и поведали они, что Эльронда и Эльроса захватили в плен, а Эльвинг с Сильмарилем на груди бросилась в море.
Так Маэдросу и Маглору не удалось отвоевать драгоценный камень – однако не сгинул он. Ибо Улмо подхватил Эльвинг и вынес ее из морской пучины, и придал ей облик огромной белой птицы, на груди же ее сиял, как звезда, Сильмариль; и полетела она над водой искать возлюбленного своего Эарендиля. Стоя в полночный час у руля, Эарендиль заметил, как приближается она: точно белое облако, что проносится под луной, точно звезда, что сбилась с пути над морем; бледное пламя на крыльях бури. Говорится в песнях, будто пала она с небес на палубу «Вингилота» без чувств, будучи на грани жизни и смерти – столь стремителен был полет; и Эарендиль прижал ее к груди – но утром изумленному взгляду Эарендиля предстала жена его в истинном своем обличии, уснувшая подле него, и локоны ее переплелись с его кудрями.
Немало скорбели Эарендиль и Эльвинг о том, что разорены Гавани Сириона, а сыновья их – в плену, и опасались они, что детей предадут смерти – но не случилось того. Ибо Маглор сжалился над Эльросом и Эльрондом, и окружил их заботой, и привязались они друг к другу (хотя и трудно поверить в это), ибо сердце Маглора истосковалось и изнемогло под бременем страшной клятвы.
Но для Эарендиля не осталось более надежды в Средиземье, и в отчаянии вновь повернул он вспять, и не возвратился домой, но решил еще раз попытаться отыскать Валинор – теперь, когда рядом с ним была Эльвинг. Почти все время стоял он у руля «Вингилота», а на челе его сиял Сильмариль; и по мере того, как корабль приближался к Западу, свет самоцвета разгорался все ярче. И говорят мудрые, что благодаря силе священного камня отважные мореходы со временем вошли в воды, в которые не заплывал ни один корабль, кроме ладей телери; и добрались они до Зачарованных островов, но чары не коснулись их; и вступили они в Тенистые моря, и пробились сквозь тени; и открылся их взорам Тол Эрессеа, Одинокий остров, но они не свернули с пути; и вот, наконец, бросили они якорь в заливе Эльдамар, и заприметили телери корабль, идущий с Востока, и немало подивились, различив вдалеке сияние Сильмариля, слепящее и яркое. Тогда Эарендиль первым из людей сошел на бессмертный берег, и обратился он к Эльвинг и своим спутникам, трем мореходам, что сопровождали его в плавании через все моря; Фалатар, Эреллонт и Аэрандир звались они. И молвил им Эарендиль: «Никто кроме меня не ступит на этот берег, чтобы гнев Валар не обрат