Тогда эдайн вышли на кораблях в открытое море, следуя за Звездой; и Валар на много дней смирили морские бури, и по их воле сиял солнечный свет и дул попутный ветер, и водная гладь искрилась перед глазами эдайн точно стекло, подернувшись мелкой рябью, и пена разлеталась, словно снежные хлопья, перед форштевнями их кораблей. Столь ярко пылал Ротинзиль, что даже по утрам люди различали на Западе его трепетный свет, а безоблачными ночами он сиял один, ибо все другие звезды меркли в его лучах. Держа курс на Звезду, эдайн преодолели наконец бескрайние морские пространства и увидали вдали, в мерцающей золотой дымке, приготовленный для них остров, Андор, Дарованную Землю. И вот пристали они к берегу, и сошли с кораблей, и открылся их взорам цветущий, изобильный край, и возрадовались они. И нарекли они эту землю Эленна, что означает «К Звезде», или иначе Анадунэ, то есть Западная земля, Нуменорэ на Высоком наречии эльдар.
Так началось бытие того народа, что на языке Серых эльфов зовется дунэдайн: нуменорцы, Короли среди людей. Но и они не избежали тем самым смертного удела, что Илуватар назначил всему роду человеческому; дунэдайн оставались смертны, хотя долог был отмеренный им срок, и не знали они недугов до того, как на народ их пала тень. Умножились мудрость их и слава; более прочих людских племен во всем уподобились они Перворожденным; были они высоки ростом – выше, чем самые высокие из сынов Средиземья; и глаза их сияли ярко, точно звезды. Но медленно росло число жителей этой земли, ибо хотя рождались среди дунэдайн дочери и сыновья, еще более прекрасные, нежели отцы их – однако очень немного.
Встарь главный город и гавань Нуменора находился посреди западного побережья и назывался Андуниэ, ибо смотрел на закат. В самом центре острова возвышалась гора, высокая и отвесная; название ей было Менельтарма, Столп Небес, и вершина ее – ровная, открытая всем ветрам – считалась святилищем Эру Илуватара; иных храмов и капищ не строили в земле нуменорцев. У подножия горы воздвигнуты были усыпальницы королей, а совсем рядом, на холме, стоял Арменелос, прекраснейший из городов: там высилась башня и цитадель, возведенная Эльросом, сыном Эарендиля, ставшего волею Валар первым королем дунэдайн.
Эльрос и Эльронд, брат его, вели свой род от Трех Домов эдайн, а также отчасти от эльдар и майар, ибо в числе их предков были Идриль из Гондолина и Лутиэн, дочь Мелиан. Воистину Валар не могли лишить людей дара смерти, полученного от Илуватара, однако что до Полуэльфов – здесь Илуватар передал Валар право решения, и Власти Арды судили позволить сыновьям Эарендиля самим избрать свою судьбу. Эльронд пожелал остаться с Перворожденными, и удел Перворожденных дарован был ему. Эльросу же, который предпочел стать королем людей, отмерен был долгий срок жизни – во много раз превышающий лета людей Средиземья; и все потомки его, короли и знатные лорды королевского дома, жили долго даже по меркам нуменорцев. Эльрос же прожил пятьсот лет, и из них правил нуменорцами четыреста лет и еще десять.
Так шли годы, Средиземье приходило в упадок, померк свет и позабылась древняя мудрость, но дунэдайн жили под покровительством Валар и в дружбе с эльдар, и мужали телесно и духовно. Хотя народ этот, как встарь, говорил на своем языке, короли и знать изъяснялись также и на эльфийском наречии, которым овладели во времена союза эльфов и людей, и так вели беседы с эльдар – теми, что жили на Эрессеа, и теми, что приплывали от западных берегов Средиземья. Мудрецы Нуменора постигли также и Высокое наречие эльдар Благословенного Королевства – немало преданий и песен, сложенных на древнем языке, дошли до них из глубины веков, от начала сотворения мира. И создали они манускрипты, и книги, и свитки, и вписали в них многие дивные истины в пору расцвета нуменорского королевства – истины, позабытые ныне. Таким образом, помимо собственных своих имен, все знатные нуменорцы принимали имена также и на языке эльдар; то же справедливо было в отношении прекрасных городов и поселений, что основали они в Нуменоре и по берегам Ближних земель.
Ибо несказанно возросло мастерство дунэдайн, и с легкостью превзошли бы они злобных королей Средиземья в искусстве ведения войны и изготовления оружия, если бы только пожелали – но теперь всей душой стремились они к миру. Превыше всех ремесел нуменорцы ставили кораблестроение и морское дело, и не будет вновь равных им мореходов с тех пор, как мир пришел в упадок; а морские странствия стали излюбленной забавой и испытанием доблести для отважных мужей в славные дни их юности.
Но Владыки Валинора запретили нуменорцам плавать на запад за пределы видимости острова; и долгое время дунэдайн принимали это как должное, хотя и не до конца понимали причину подобного запрета. Манвэ же задумал оградить нуменорцев от искушения искать Благословенное Королевство или желать перейти границы, назначенные их благоденствию, возмечтав о бессмертии Валар и эльдар и о землях, над коими тлен не властен.
Ибо в те времена Валинор еще оставался частью видимого мира: Илуватар позволил Валар сохранять там свою земную обитель, как память о том, что могло бы быть, если бы тень Моргота не пала на мир. О том хорошо знали нуменорцы, и порою, когда воздух был прозрачен и чист, а солнце сияло на востоке, они вглядывались вдаль и различали на западе сверкающий белизною город на далеком берегу, и величественную гавань, и башню. В те дни нуменорцы обладали острым зрением; однако только самому зоркому взгляду дано было разглядеть дивное видение – с вершины Менельтармы или, может статься, с высокой палубы корабля, что удалялся от западного берега так далеко, насколько то было дозволено. Ибо дунэдайн не смели нарушить Запрет Владык Запада. Однако мудрые из числа нуменорцев ведали, что эта недосягаемая земля – отнюдь не Благословенное Королевство Валинора, но Аваллонэ, гавань эльдар на Эрессеа, самой восточной части Бессмертных земель. Оттуда в Нуменор порою являлись Перворожденные – они приплывали на кораблях, не знающих весел, словно белые птицы, летящие из тех краев, где заходит солнце. Они привозили в Нуменор бесчисленные дары: певчих птиц и благоуханные цветы, и травы с чудесными свойствами. Привезли они и саженец, взятый от Келеборна, Белого Древа, что росло в самом центре Эрессеа; а тот, в свою очередь, происходил от Галатилиона, Древа Туны, созданного Йаванной по образу Тельпериона для эльдар Благословенного Королевства. Дерево это выросло и зацвело во дворцовых садах короля в Арменелосе, и нарекли его Нимлот; вечером раскрывались душистые лепестки, и ночные сумерки наполняло дивное благоухание.
Вот так случилось, что, памятуя о Запрете Валар, дунэдайн не плавали на запад в те времена, но только на восток: от укрытого мраком Севера до жаркого Юга и далее, до Нижних Границ Тьмы; заходили они и во внутренние моря, и, огибая берега Средиземья, различали с высоких палуб Врата Утра на Востоке. Случалось, что дунэдайн приставали у берегов Великих земель, и жалость охватывала их при виде пришедшего в запустение Средиземья; и правители Нуменора вновь высадились на западном побережье в те времена, что вошли в историю как Темные Годы людей, и до поры никто не посмел встать у них на пути. Ибо в те дни люди, в большинстве своем пребывая под властью Тьмы, сделались малодушны и слабы. И, придя к ним, многому стали учить их нуменорцы. Пшеницу и вино привезли они, и научили людей сеять зерно и молоть муку, обрабатывать дерево и обтесывать камень, и помогли им упорядочить ход своей жизни – насколько возможно то было в земле, где смерть приходит скоро, а радость – редкий гость.
Так люди Средиземья обрели утешение и поддержку; тут и там вдоль западного побережья глухие леса отступили вглубь материка; люди сбросили ярмо морготова детища и позабыли о страхе своем перед тьмою. И чтили они память о высоких Морских Королях, и, когда те уплыли прочь, стали звать их богами, уповая на их возвращение. Ибо в те времена нуменорцы не задерживались в Средиземье надолго, и до поры не спешили основать там свои поселения. На восток призывал их долг, но к западу по-прежнему стремились сердца их.
Тоска эта все усиливалась с течением лет; все сильнее манил нуменорцев город бессмертия, что различали они вдалеке, и мечта о вечной жизни, об избавлении от смерти и блаженстве, не имеющем предела все больше овладевала ими; и в то время, как росли могущество и слава дунэдайн, росло и недовольство. Ибо хотя Валар вознаградили дунэдайн долгой жизнью, усталость от бремени мира, что приходит рано или поздно, не могли исцелить Владыки Запада; и нуменорцы умирали – все, даже короли из рода Эарендиля, и краток был в глазах эльдар отмеренный им срок. Вот так на нуменорцев пала тень: может статься, это вновь явила себя злобная воля Моргота, что все еще жила в мире. Нуменорцы принялись роптать – сперва втайне, а затем и открыто, проклиная участь людей, а более всего – Запрет, не позволяющий им плавать на Запад.
И говорили они промеж себя: «Почему Владыки Запада живут там в мире, и нет пределов их благоденствию – мы же должны умирать и отправляться сами не знаем куда, покидая дома наши и все, что создали своим трудом? Эльдар тоже не знают смерти – даже те, что восстали против Владык. Мы подчинили себе все водные просторы, нет такого моря, что оказалось бы слишком широким и бурным для наших кораблей – почему же не позволено нам доплыть до Аваллонэ и повидать живущих там друзей наших?»
Находились и такие, что заявляли: «Почему не позволено нам доплыть хотя бы и до Амана, и, оказавшись там, вкусить – пусть на один только день – блаженство Властей? Разве не превзошли мы в могуществе народы Арды?»
Эльдар передали эти речи Валар, и опечалился Манвэ, видя, как над Нуменором в расцвете славы сгущаются тучи. И отправил он к дунэдайн вестников; долго и убежденно говорили они с королем и всеми, кто соглашался слушать, рассказывая об участи и устройстве мира.
«Судьбу Мира изменить может только Тот, кто создал его, – увещевали они. – Даже если бы и впрямь пустились вы в плавание и, миновав все ловушки и мороки, добрались бы до Амана, Благословенного Королевства – немного пользы принесло бы то вам. Ибо отнюдь не земля Манвэ делает обитателей ее бессмертными, но Бессмертные, живущие там, освятили землю; вы же, оказавшись в Амане, только ощутили бы до срока усталость прожитых лет и погибли бы, словно мотыльки в свете чересчур ярком и неугасимом».