Но молвил король: «Разве Эарендиль, мой предок, не здравствует и поныне? Или он не в земле Аман?»
На это отвечали Вестники: «Сам знаешь, ему дарован особый удел: он причислен был к Перворожденным, над которыми смерть не властна; однако помни также, что не суждено ему когда-либо возвратиться в смертные земли. Тогда как ты и народ твой – не из числа Перворожденных; вы – смертные люди; такими сотворил вас Илуватар. Сдается, однако, что хотите вы завладеть достоянием обоих народов: плавать в Валинор, когда заблагорассудится, и возвращаться, буде на то ваша воля, к домам своим. Тому не бывать. Да и не могут Валар отнять дары Илуватара. Эльдар не понесли наказания, говорите вы – даже те, что восстали, не знают смерти. Однако для них это – не награда и не кара, но суть их бытия. Эльфы не могут уйти, они связаны с этим миром и не покинут его пределов, пока стоит мир, ибо жизнь Арды и жизнь эльфов едины. Вы же несете наказание за бунт людей, к коему отчасти причастны, говорите вы, – потому смерть имеет над вами власть. Но изначально не карой задумана была смерть. Это – путь к спасению; вы покидаете мир и не связаны с ним, будь то в надежде или усталости. Так кому же из нас пристало завидовать другому?»
И ответствовали нуменорцы: «Как же не завидовать нам Валар или даже последнему из Бессмертных? От нас требуют слепой веры, надежды без уверенности; не ведаем мы, что ждет нас в ближайшем будущем. А ведь и мы любим Землю и не желаем расставаться с нею».
Тогда молвили Вестники: «Это так: замысел Илуватара во всем, что касается вас, неведом Валар; не все, чему суждено случиться, открыл Эру. Но вот что почитаем мы истинным: ваш дом – не здесь, не в земле Аман и не в пределах Кругов Мира. Судьба людей, уводящая их прочь, изначально была даром Илуватора. Горем обернулась она для них потому лишь, что, когда пала на них тень Моргота, показалось людям, будто окружает их тьма еще более непроглядная, и убоялись они; многие же возгордились, и в своенравии своем не пожелали смириться и добровольно расставаться с жизнью. Мы, изнывающие под бременем лет, что с каждым днем все тяжелее, не в состоянии постичь этого – но если горе это вновь вернулось терзать вас, как утверждаете вы, тогда опасаемся мы, что над миром вновь встает Тень и подчиняет себе сердца ваши. Потому, хоть вы и дунэдайн, прекраснейшие из рода людей, что встарь вырвались из-под власти Тени и доблестно сражались с нею, мы говорим вам: остерегитесь! Не след противостоять воле Эру; и Валар настоятельно велят вам не отрекаться от веры, к которой призывают вас – иначе очень скоро она вновь превратится в связующие вас оковы. Надейтесь лучше, что в итоге даже ничтожнейшие из ваших желаний принесут свои плоды. Илуватар вложил в сердца ваши любовь к Арде, а он ничего не насаждает без причины. Однако же немало веков пройдет перед глазами не родившихся еще поколений прежде, чем замысел Эру станет явным; и вам откроется он, а не Валар».
Эти события произошли во времена Тар-Кирьятана Корабельщика и Тар-Атанамира, его сына; то были гордые властители, жадные до богатства; они обложили данью жителей Средиземья, и теперь охотнее брали, нежели давали. Именно к Тар-Атанамиру явились Вестники; он же был тринадцатым королем, и к моменту его вступления на престол королевство Нуменор просуществовало уже более двух тысяч лет и достигло расцвета своего благоденствия, если не могущества. Но Атанамир остался недоволен советами Вестников и не внял им, и большинство его подданных последовали примеру короля, ибо, как и прежде, одолевало их желание обрести избавление от смерти тотчас же, немедленно, не дожидаясь исполнения надежды в неведомом будущем. Сам Атанамир дожил до лет весьма преклонных, цепляясь за жизнь даже тогда, когда не осталось в ней и следа радости; первым из нуменорцев поступил он так, не соглашаясь уйти до тех пор, пока не утратил вовсе разум и силу, и отказывая в престоле своему сыну в расцвете лет. Владыки же Нуменора, как правило, женились поздно, ибо долгая жизнь отпущена была им, и уходили, передавая власть сыновьям, как только возмужают те телесно и духовно.
После на престол взошел Тар-Анкалимон, сын Атанамира; образ мыслей его не отличался от отцовского, и в дни его правления в народе Нуменора возник разлад. В одном лагере собралось большинство; их называли Людьми Короля; и они возгордились и отдалились от эльдар и Валар. Во втором лагере оказались немногие; этих называли Элендили, Друзья Эльфов, ибо хотя они по-прежнему хранили верность королю и Дому Эльроса, они желали остаться в дружбе с эльдар и вняли совету Западных Владык. Тем не менее даже их, называвших себя Верными, коснулась скорбь народа дунэдайн; и их тоже терзала мысль о смерти.
Так сходило на нет благоденствие Западной земли, однако росли ее могущество и богатство. Ибо короли и их подданные не вовсе утратили мудрость, и если более не почитали Валар, то по крайней мере все еще опасались их. Они не смели открыто нарушить Запрет или плавать далее назначенных им пределов. Как и прежде, на восток направляли они свои высокие корабли. Но страх перед смертью все сильнее подчинял себе души людей, и любой ценою стремились они продлить отмеренный им срок; и стали они возводить громадные усыпальницы для умерших, а мудрецы Нуменора трудились, не покладая рук, тщась разгадать секрет воскрешения к жизни или хотя бы ее продления. Но преуспели они лишь в искусстве уберечь от тлена мертвую плоть; и весь остров загромоздили безмолвные гробницы, где во тьме саркофагов затаилась мысль о смерти. Живущие же с тем большей охотой искали забвения в наслаждениях и разгульных пирах, алкая все бóльших богатств и сокровищ; а после Тар-Анкалимона обычай подносить Эру первые плоды был предан забвению, и теперь редко поднимались люди в Святилище на вершине Менельтармы в центре острова.
Вот так случилось, что в те времена нуменорцы впервые основали огромные поселения на западном побережье древних земель, ибо собственная их земля с некоторых пор казалась им тесной, и не знали они там более ни радости, ни покоя: теперь они жаждали власти над Средиземьем и его сокровищ, раз уж Запад оставался для них закрыт. Укрепленные гавани и неприступные башни возвели они; там многие и поселились. Но теперь нуменорцы являлись в Средиземье скорее как повелители и хозяева, и сборщики дани, нежели как помощники и наставники. Ветра уносили на восток могучие корабли нуменорцев, обратно же возвращались они нагруженными доверху; росли могущество и величие королей; пировали они и пили, и рядились в золото и серебро.
От всего этого Друзья Эльфов остались в стороне. Они одни плавали теперь на север, в земли Гиль-галада, поддерживая дружбу с эльфами и помогая им в борьбе против Саурона; гавань их близ устьев Великого Андуина называлась Пеларгир. Те же, кто называл себя Людьми Короля, плавали далеко на юг; твердыни и крепости, что возвели они, оставили свой след в легендах людей.
В эту эпоху, как о том говорится в других преданиях, Саурон вновь воспрял в Средиземье; возросла его сила и снова обратился он ко злу, в котором наставлял его Моргот по мере того, как слуга его обретал все большее могущество. Уже во времена Тар-Минастира, одиннадцатого короля Нуменора, Саурон укрепил земли Мордора и выстроил там башню Барад-дур; после же непрестанно стремился к тому, чтобы подчинить себе все Средиземье и стать королем над королями и божеством для людей. Саурон ненавидел нуменорцев, ибо помнил о деяниях их отцов, о древнем союзе их с эльфами и верности их Валар; не забыл он и о той помощи, что Тар-Минастир оказал встарь Гиль-галаду – в те времена, когда отковано было Единое Кольцо и в Эриадоре шла война между Сауроном и эльфами. Теперь же прознал он, что умножились могущество и слава королей Нуменора, и еще сильнее возненавидел их, и убоялся, что захватят они его земли и вырвут у него владычество над Востоком. Но на протяжении долгого времени Саурон не смел бросить вызов Владыкам Моря и отступил от побережья.
Однако коварство Саурона не знало себе равных, и говорится, будто среди тех, кого заманил он в свои сети при помощи Девяти Колец, трое были знатными лордами из народа Нуменора. Когда же воспряли улайри, Призраки Кольца, его слуги, и несказанно возросла грозная мощь Саурона и власть его над людьми, он атаковал прибрежные крепости нуменорцев.
В те дни Тень сгустилась над Нуменором, и сократился срок жизни непокорных королей Дома Эльроса, но тем сильнее ожесточились они сердцем против Валар. Двадцатый король, приняв скипетр отцов, взошел на трон под именем Адунахор, Владыка Запада, отказавшись от эльфийских языков и запретив пользоваться ими в своем присутствии. Однако в Свитке Королей имя Херунумен было вписано на Высоком эльфийском наречии, согласно древней традиции, ибо короли не смели вовсе нарушить ее, опасаясь беды. Верным же этот титул показался непомерной дерзостью, ибо так именовались Валар; и сердца их подверглись жестокому испытанию, разрываясь между преданностью Дому Эльроса и почтением к поставленным над миром Властям. Но худшее было еще впереди. Ар-Гимильзор, двадцать третий король, стал непримиримым врагом Верных. В дни его правления никто не ухаживал более за Белым Древом и оно стало чахнуть; он вовсе запретил эльфийские языки и жестоко карал тех, кто оказывал добрый прием кораблям с Эрессеа, которые еще приставали втайне у западных берегов острова.
Элендили же селились главным образом в западных областях Нуменора; однако Ар-Гимильзор повелел всем, кого ему удалось уличить в приверженности к этому лагерю, покинуть западные края и перебраться в восточные земли; там за ними следили днем и ночью. Вот так главное поселение Верных в последующие времена оказалось близ гавани Роменна; оттуда многие отплывали в Средиземье, держа курс к северным берегам, где они по-прежнему могли свободно говорить с эльдар во владениях Гиль-галада. Короли о том знали, но нимало тому не препятствовали до тех пор, пока Элендили покидали их владения и не возвращались более; ибо короли желали прекратить всякие сношения между своими подданными и эльдар Эрессеа, которых прозвали Доносчиками Валар – в надежде скрыть свои деяния и замыслы от Владык Запада. Но все их поступки ведомы были Манвэ, и разгневались Валар на королей Нуменора, и лишили их своего заступничества и советов; и корабли Эрессеа не появлялись более на фоне заходящего солнца,