Впоследствии Элендиль и его сыновья основали в Средиземье новые королевства; и хотя знание их и искусство явились лишь слабым отзвуком того, что существовало встарь, прежде, чем Саурон явился в Нуменор – однако дикарям Средиземья показались они не имеющими себе равных. В иных преданиях многое рассказывается о деяниях наследников Элендиля в последующую эпоху и о борьбе их с Сауроном – поскольку борьба эта еще не завершилась.
Ибо гнев Валар и рок, призванный Эру на море и земли, повергли в великий страх самого Саурона. Подобного Враг не предвидел, рассчитывая только на гибель нуменорцев и поражение их надменного короля. Восседая на своем черном троне в самом сердце Храма, Саурон рассмеялся в первый раз, заслышав трубы Ар-Фаразона, зовущие к битве; и вновь рассмеялся он, заслышав гром бури; а в третий раз, когда смеялся Враг своим мыслям, предвкушая, что теперь станет творить он в мире, навсегда избавившись от эдайн, в самый разгар его торжества и он, и трон его, и храм рухнули в пропасть. Но Саурон не был существом из плоти и крови, и, хотя теперь сорвали с него оболочку, в которой содеял он столь великое зло, – чтобы никогда впредь не являться ему в прекрасном обличии взорам людей, – однако дух его восстал из бездны и пронесся над морем, как тень, как черный смерч, и возвратился в Средиземье и в Мордор, свое обиталище. Там, в Барад-дуре, он вновь взял в свои руки великое Кольцо и оставался в крепости, во тьме и безмолвии, до тех пор, пока не создал себе новую личину, зримое воплощение злобы и ненависти; и немногим под силу было выдержать Взор Саурона Ужасного.
Но обо всем об этом не говорится в повести о Низвержении Нуменора; эта история подошла к концу. Не сохранилось даже названия этой земли, и люди впоследствии называли в речах своих не Эленну, не Андор, Дар, который утратили, не остров Нуменорэ у границ мира; нет – изгнанники, поселившиеся у морских берегов, обращая взоры свои на Запад, с тоскою в сердце вспоминали Мар-ну-Фалмар, остров, погребенный под волнами, Акаллабет, Низвергнутую землю; на языке же эльдар имя ей – Аталантэ.
Многие из числа Изгнанников верили, что вершина Менельтармы, Столпа Небес, не ушла под воду навсегда, но вновь поднялась над морем – одинокий островок, затерянный среди бушующих волн, ибо встарь то было священное место, и даже во времена Саурона никто не смел осквернить его. Находились среди потомков Эарендиля и такие, что впоследствии пытались отыскать скалу, ибо говорили мудрецы, будто зоркие глаза людей древности могли различить с вершины Менельтармы мерцающий отблеск Бессмертных земель. Ибо даже после гибели Нуменора сердца дунэдайн по-прежнему влекло к западу; и хотя знали люди, что мир изменился безвозвратно, так говорили они: «Гавань Аваллонэ исчезла с лица Земли; навеки утрачен Аман, и в нынешнем мире, укрытом тьмой, не отыскать их. Однако некогда существовали они, а потому существуют и ныне, существуют воистину, как часть того мира, что задуман был изначально».
Ибо верят дунэдайн, что даже смертные, если снизойдет на них благословение, могут заглянуть в иные времена, нежели те, к которым принадлежат их тела; и вечно стремятся они вырваться из мрака своей темницы и узреть, чего бы ни стоило, немеркнущий свет, ибо скорбные думы о смерти не оставили людей даже за гладью морей. Потому доблестные мореходы из числа их по-прежнему упрямо бороздили пустынные морские пространства, надеясь отыскать остров Менельтарму, дабы там открылись их взорам образы далекого прошлого, навсегда ушедшего в небытие. Но острова они не нашли. Те, что плыли в неведомые дали, на пути своем встречали только лишь новые земли, во всем похожие на уже известные, и там тоже властвовала смерть. Те же, что плыли еще дальше, всего лишь описывали круг и, обойдя Землю, утомленные, возвращались в итоге к тому самому месту, откуда отправились в путь; и говорили они: «Все дороги ныне замкнулись в кольцо».
Так в последующие дни благодаря морским путешествиям, и обретенной учености, и знанию звезд короли людей узнали, что мир и в самом деле стал круглым; однако эльдар по-прежнему позволено было покидать его пределы и плыть на Древний Запад и к Аваллонэ, буде пожелают они того. Потому мудрецы из числа людей говорили, что Прямой Путь существует, верно, и по сей день – для тех, кому дозволено отыскать его. И учили они, что в то время, как новый мир теряется внизу, древняя дорога и тропа памяти Запада по-прежнему уводят вперед, словно могучий незримый мост, и пролегает путь через воздушные сферы дыхания и полета (а они ныне тоже замкнулись в кольцо, как и весь мир), и пересекает Ильмен, губительный для смертной плоти, и доходит до Тол Эрессеа, Одинокого острова, а, может статься, и далее, до Валинора, где и по сей день обитают Валар, наблюдая, как разворачивается перед их глазами история мира. А у морских берегов рождались легенды и слухи о мореходах и странниках, заплутавших среди водных просторов, которые по воле судеб либо благоволением и милостью Валар вступали на Прямой Путь и видели, как гаснет, медленно уходя вниз, мир, и причаливали наконец к осиянным светильниками гаваням Аваллонэ или воистину даже к последнему брегу у границ Амана, и там, прежде, чем настигала их смерть, взорам их открывалась величественная и грозная Белая Гора.
О кольцах власти и третьей эпохе,
Был встарь Майа Саурон – синдар Белерианда прозвали его Гортаур. В начале бытия Арды Мелькор склонил его ко злу и привлек на свою сторону, и Саурон стал самым доверенным и самым могущественным из вражьих слуг – а также и самым опасным, ибо обладал способностью принимать любые обличия и долгое время мог по желанию являться в образе, исполненном благородства и красоты, вводя в заблуждение всех, кроме самых осмотрительных.
Когда рухнул Тангородрим и низвергнут был Моргот, Саурон вновь принял прекрасный облик и смиренно преклонился перед Эонвэ, глашатаем Манвэ, и отрекся от былых злодеяний. И полагают иные, будто поначалу он не лицемерил, но и впрямь раскаялся, пусть даже из одного только страха, – в такой ужас повергли его падение Моргота и великий гнев Владык Запада. Но не во власти Эонвэ было даровать прощение себе подобным, и повелел он Саурону возвращаться в Аман и там предстать перед судом Манвэ. Тогда устыдился Саурон, и не пожелал униженным возвращаться к Валар и принимать приговор их, – может статься, долгая служба ожидала его, в подтверждение его искренности; при Морготе же он обладал немалою властью. Потому, когда ушел Эонвэ, Саурон укрылся в Средиземье и вновь обратился ко злу, ибо оковы весьма крепкие некогда наложил на него Моргот.
В ходе Великой Битвы и при падении Тангородрима произошли сильные землетрясения; опустошенный Белерианд лежал в руинах; воды Великого моря затопили многие земли к северу и к западу. На востоке, в Оссирианде, обрушилась гряда Эред Луин, гигантская брешь разверзлась в южной их части, туда хлынуло море и образовался залив. В этот залив теперь впадала река Лун, проложившая новое русло; потому назвали его залив Лун. Край тот нолдор встарь назвали Линдон; это имя осталось за ним и впредь; многие эльдар, задержавшись в Средиземье, по-прежнему жили там, не желая до поры покинуть Белерианд, где многие труды и битвы выпали им на долю. Правил ими Гиль-галад, сын Фингона, а с ним – Эльронд Полуэльф, сын Морехода Эарендиля и брат Эльроса, первого короля Нуменора.
На побережье залива Лун эльфы возвели свои гавани и нарекли их Митлонд; там стояли на якоре многие корабли, ибо место было удобным для причала. В Серых Гаванях то и дело поднимались паруса, и эльдар уплывали прочь, спасаясь от тьмы земного бытия, ибо по милости Валар Перворожденные по-прежнему могли вступить на Прямой Путь и возвратиться, буде на то их воля, к родне своей на Эрессеа и в Валинор за пределами окружных морей.
Были и другие эльдар, что перешли в ту эпоху через горы Эред Луин и переселились далеко в глубь материка. Среди них было немало телери из числа уцелевших жителей Дориата и Оссирианда; они основали королевства в местах, облюбованных эльфами Чащ, в лесах и среди холмов вдали от моря, но зов его вечно звучал в их сердцах. Но за грядою Эред Луин лишь в Эрегионе, что люди называли Падубью, эльфам народа нолдор удалось создать королевство, просуществовавшее достаточно долго. Эрегион находился близ великолепных гномьих чертогов, что звались Кхазад-дум, эльфы же нарекли их Хадодронд, а после – Мория. От города эльфов Ост-ин-Эдиль до западных врат Кхазад-дума вела широкая дорога, ибо гномов и эльфов связывала небывалая доселе дружба, обернувшаяся немалым благом для тех и других. В Эрегионе искусники Гвайт-и-Мирдайн, народа златокузнецов, превзошли в мастерстве творцов былых времен, кроме разве самого Феанора; среди них же не имел себе равных Келебримбор, сын Куруфина, что порвал с отцом и остался в Нарготронде, когда изгнаны были Келегорм и Куруфин, как говорится о том в «Квента Сильмариллион».
В иных краях Средиземья долгие годы царил мир, однако земли по большей части оставались пустынны и дики, кроме тех, где поселились обитатели Белерианда. Многие эльфы жили там, как и прежде, на протяжении бессчетных лет, скитаясь на воле в глуши, вдали от Моря; но то были авари, до которых доходили только слухи о событиях Белерианда, а слово Валинор звучало как отголосок забытых легенд. На юге и далеко к востоку множился род людей, и большинство их склонилось ко злу, ибо Саурон не бездействовал.
Видя, что мир пришел в запустение, Саурон решил про себя, будто Валар, ниспровергнув Моргота, вновь позабыли о Средиземье, и гордыня его возросла несказанно. С ненавистью взирал он на эльдар и страшился людей Нуменора, что порою возвращались на своих кораблях к берегам Средиземья; но долгое время он скрывал свои мысли и хранил в тайне черные замыслы, рождавшиеся в глубине его сердца.
Из всех народов Земли легче всего оказалось поработить людей; однако долго тщился он привлечь к себе на службу эльфов, ибо знал Саурон, что Перворожденные наделены неизмеримо бóльшим могуществом, и странствовал он среди них в обличии, по-прежнему исполненном красоты и мудрости. Только в Линдон не приходил Саурон, ибо Гиль-галад и Эльронд не доверяли ему и его обманчиво прекрасному облику; и хотя не знали правители, кем был он на самом деле, однако не соглашались допустить его в свои владения. Но в других краях эльфы охотно привечали его, и мало кто прислушался к предостережениям гонцов из Линдона, ибо Саурон принял имя Аннатар, Владыка Даров, и поначалу дружба его оборачивалась для эльфов немалым благом. И говорил он эльфам: «Увы, воистину слабы великие! Славный король Гиль-галад, и во всяком знании искушен правитель Эльронд, однако не склонны они помочь мне в трудах моих! Может ли быть, что не желают они, чтобы и на другие земли, помимо их собственных, снизошло благоденствие? Но должно ли Средиземью вечно пребывать в запустении и непроглядной тьме, если эльфам под силу превратить его в край не менее прекрасный, чем Эрессеа или даже Валинор? Раз не возвратились вы туда до сих пор, хотя и могли, мнится мне, что любите вы Средиземье так же, как и я. Разве не долг наш в таком случае объединить усилия, трудясь на благо сей земли, дабы все эльфийские племена, что скитаются здесь в невежестве, сумели подняться до высот того могущества и мудрости, коими обладают обитающие за Морем?»