Луиджи посмотрел на нее как на ненормальную.
— Ты что, вообще не слушала, что я тебе битый час втолковывал? — Таким тоном он вполне мог бы отчитывать проштрафившегося подчиненного. — Мы с Джованни составили брачный контракт. Согласно его условиям ты будешь превосходно обеспечена. Лаура возьмет на себя организацию церемонии. Я бы предложил обойтись без церковного бракосочетания.
Я так понимаю, ты не католичка, но, если пожелаешь, я могу договориться, чтобы ты прошла катехизацию, приняла католичество, — и тогда любая из римских церквей в нашем распоряжении. Словом, захочешь ли ты шумной свадьбы или тихой, в узком кругу или, напротив, на глазах у широкой общественности — тебе достаточно только слово сказать. Лаура займется всеми необходимыми приготовлениями.
Мелисса чувствовала, что теряет сознание.
— Наша свадьба… — повторила она, и голос ее беспомощно прервался.
Луиджи шагнул вперед.
— Наша свадьба, — твердо повторил он. И, набрав в грудь побольше воздуха, продолжил: — Мелисса, мы должны пожениться, это же очевидно. Разве ты сама не понимаешь?
Молодая женщина медленно покачала головой.
— Нет. Не понимаю. — Голос ее звучал еле слышно.
В глазах Луиджи что-то изменилось. И в интонациях — тоже.
— В самом деле?
У Мелиссы перехватило дыхание. Его слова звучали лаской — столь же осязаемой, как если бы он погладил ее по плечу. И в груди ее вновь стеснилось от боли.
— В самом деле не понимаешь, Мелисса?
Луиджи протянул к ней руку. Синие глаза засияли мягким светом.
Молодая женщина резко отпрянула. Словно возводя между ним и собой незримую преграду. Решительно отвергая все попытки примирения.
— Нет! Не понимаю! — яростно выкрикнула она. — Не понимаю и не желаю понимать! Это нелепость! Абсурд!
Глаза Луиджи снова полыхнули гневом.
— Только попробуй сказать об этом Джованни! Или Лауре! — Он саркастически усмехнулся. — Оба просто исстрадались от угрызений совести. И каждый считает, что в… произошедшем виноват только он один. Джованни корит себя за то, что не сказал жене правды с самого начала. А Лаура никак не может простить себе… — голос его зазвучал почти мрачно, — что настолько в тебе ошиблась. — Луиджи посмотрел на молодую женщину в упор. — Наш брак — единственный способ примирить их со случившимся. Единственное средство спасения, если угодно.
Но Мелисса отрицательно покачала головой.
— Если ты любишь отца так же сильно, как я люблю сестру, тогда тебе придется согласиться на то, чего они от нас хотят. Положение поправит только брак. — Лицо Луиджи посуровело, в голосе зазвучала сталь. — Джованни с Лаурой считают, что ты обесчещена.
— Обесчещена? — не веря ушам своим, повторила Мелисса.
— Ты в Италии, не забывай, — произнес Луиджи. — В Италии отец защищает и оберегает свое дитя. В Италии принято держаться друг за друга, родственные узы здесь святы. Джованни считает, что подвел тебя, предал, не смог уберечь. И в результате случилось… то, что случилось. А Лаура казнит себя за то, что натравила на тебя… меня. И она, и Джованни твердо уверены: загладит подобное бесчестье лишь законный брак. Тогда и только тогда наши семьи примирятся.
Мелисса вскинула голову и долго, невероятно долго вглядывалась в лицо собеседника.
Затем коротко, презрительно бросила:
— В жизни не слыхала ничего омерзительнее! — И, резко повернувшись, вышла из комнаты.
Мелисса пересекла мраморный вестибюль. Шла она, пошатываясь, нетвердой походкой. Порой хваталась за стену, чтобы не потерять равновесия. Едва она достигла лестницы, как двойные двери гостиной распахнулись и навстречу ей выбежала Лаура.
— Ну как? Договорились? Все в порядке?
Исхудавшее лицо Лауры сияло. Глаза лучились надеждой, но в их глубине Мелисса различила затаенную боль, порожденную чувством вины. Неизбывной вины. Вслед за Лаурой вышел ее муж. Как он бледен, как изнурен! Да, угрызения совести совсем его измучили…
Молодая женщина переводила затравленный взгляд с мачехи на отца. И с каждой секундой тело ее цепенело, наливалось смертельным холодом. Да они же и впрямь решили выдать ее за Луиджи! Это они серьезно! Это не шутка и не издевка!
— Мелисса, детка… — Голос отца дрожал и срывался от тревоги. — Дорогая моя девочка!..
Вот и Лаура тоже вся извелась.
Мелисса посмотрела на мачеху, терзаемую виной и мыслью о собственном бесплодии. Несправедливо заподозрив мужа, она причинила зло его дочери… Затем перевела взгляд на отца, который распахнул ей объятия и ввел в свою жизнь, ни в чем не усомнившись, ни о чем не спрашивая, исполненный благодарности судьбе. Теперь и его мучает совесть — ведь он чувствует себя в ответе за случившееся. Не его ли скрытность навлекла на дочь беду?
Позади раздались тяжелые шаги, они неуклонно приближались. И вот Луиджи встал рядом с ней. Мелиссе захотелось отойти, отстраниться, но тело словно оцепенело. Ощущение было такое, что ее парализовало.
Джованни произнес что-то по-итальянски. Резко. С вопросительной интонацией.
Луиджи ответил. Ровным, невозмутимым тоном.
Мелисса услышала свое имя — только это она и смогла разобрать. Две пары глаз обратились к ней — отца и мачехи. Эти двое излучали напряженность — словно холодные волны расходились от них во все стороны. Ощущая их всем своим существом, молодая женщина цепенела еще больше.
— Мелисса?
Да это Луиджи. Луиджи произнес ее имя. Луиджи задал вопрос, формулировать который не было никакой надобности.
А теперь вот оцепенел и ее разум. Молодая женщина ровным счетом ничего не чувствовала.
Ничего, кроме роковой неотвратимости.
И она смирилась с тем, чего не могла избежать. Покорно склонила голову.
— Да.
Ничего больше она не добавила. Да больше ничего и не требовалось.
Отец довольно улыбнулся. На лице его отразилось невероятное облегчение. Глаза Лауры вновь засияли внутренним светом — как сияли еще недавно, когда падчерица ее выходила из гостиной. Только теперь молодая женщина с запозданием поняла странные речи мачехи. Сколько ужасного смысла они в себе таили!
Увы, поздно, слишком поздно поняла она это.
Лаура бросилась вперед, завладела ладонями Мелиссы, расцеловала падчерицу в обе щеки. Следом подошел отец, порывисто обнял ее. А Лаура уже самозабвенно целовала брата. Отец подал руку Луиджи. Словно во сне — ибо оцепенение достигло апогея — Мелисса отметила, что Луиджи вроде бы поколебался мгновение. Затем принял протянутую руку, крепко пожал ее, что-то сказал по-итальянски. Отец кивнул. А ведь между ними происходит нечто очень важное! Между мужчиной, чья дочь подверглась бесчестью, пусть и в силу досадного недоразумения, и мужчиной, который был готов загладить свою вину.
Неужели это все происходит с ней, с Мелиссой Гринбери? Просто темное Средневековье какое-то! Быть того не может! Невероятно!
А Лаура между тем захлопала в ладоши.
— Шампанское! Нужно выпить шампанского! — И отправилась отдать необходимые распоряжения слугам.
Джованни торжественно ввел «счастливую пару» обратно в гостиную. Вернулась его жена, внесли марочное шампанское во льду. Мелисса по-прежнему отрешенно стояла рядом с Луиджи, не в силах поверить в реальность происходящего. Ночной кошмар, да и только!
Джованни протянул ей бокал. Молодая женщина машинально стиснула его в бесчувственных пальцах. Отец произнес тост. Мелисса не поняла ни слова. Но, судя по интонациям, ничем иным, кроме тоста за будущих новобрачных, эта пространная тирада и быть не могла.
Зазвенели сдвигаемые бокалы. Мелисса пригубила шампанское. Ледяная, искрящаяся жидкость обожгла язык. Но вкуса молодая женщина не почувствовала.
— О, дорогая, ты чудесно выглядишь!
Лаура восхищенно всплеснула руками и прижала их к груди. Сама она потрясающе смотрелась в изумрудно-зеленом платье, подчеркивающем стройность талии, — само изящество и элегантность.
Мелисса была в алом. Платье — шедевр модного парижского модельера — эффектно драпировало фигуру от груди до лодыжек волнами невесомого шелка. Плечи и руки до локтя оставались открытыми. Туалет дополняли длинные перчатки цвета платья. Специально приглашенный парикмахер провозился часа полтора, укладывая каштановые волосы Мелиссы в сложную прическу. Безупречный макияж тоже накладывал профессионал.
Вот только никаких драгоценностей на ней не было.
— Нет-нет, ничего не нужно, — твердо повторила Лаура, когда горничная вздумала было возражать.
Снизу, из вестибюля, доносился приглушенный шум голосов. Приглашенные на помолвку гости уже прибывали.
— Пойду взгляну, как там Джованни, — сказала Лаура. — Через пять минут спускаемся, помни!
Горничная энергично закивала и в сотый раз принялась расправлять на Мелиссе платье и сдувать несуществующую пылинку с прически. Та стояла неподвижно, покорно опустив руки и глядя на себя в зеркало.
Смотрелась она и впрямь потрясающе. Алый шелк подчеркивал соблазнительные формы фигуры, открывая взору ровно столько, сколько нужно, чтобы платье не казалось вызывающим, и предоставляя восхищенному зрителю в воображении дорисовывать остальное. Молодая женщина выглядела именно так, как ей и полагалось выглядеть: богатая дочь богатого бизнесмена. Которая вскоре выйдет замуж за не менее богатого жениха.
За мужчину, который женится на ней, чтобы смыть тем самым нанесенное ей бесчестье — нанесенное по той простой причине, что он совершенно случайно посчитал ее любовницей этого самого богатого бизнесмена…
Я не могу… Не могу! Я не в силах дойти до конца. Я не вынесу! Просто не вынесу! — в отчаянии думала Мелисса. Я не в силах взглянуть ему в лицо!
Она чувствовала, как оцепенение проходит — словно ледяной панцирь пошел трещинами и осыпается крохотными осколками. А под ним… под ним пульсирует невыносимая боль, она ищет выхода, просачивается в трещины, властно заявляет о себе…
Горничная легонько коснулась ее руки.
— Синьорина, думаю, нам пора идти.
Мелисса кивнула. Осторожно переступая на высоких каблуках, придерживая рукой длинную юбку, она пересекла комнату и вышла за дверь. И направилась к гостиной, где всей семье предстояло собраться, прежде чем спускаться вниз.