Мосье Арно шагал по комнате. Окна были открыты, но запах греческого табака еще не выветрился.
- Я уже думал, вы не придете, - сказал он. - Вы бледны. Это от жары? Или... - он пытливо посмотрел ей в лицо, - ...или кто-нибудь обидел вас, мой маленький друг?
Джип покачала головой.
- А! Ну да! Вы ничего мне не рассказываете; вы никому ничего не рассказываете! Вы прячете свое милое лицо, как закрывает цветок свою чашечку по ночам. В вашем возрасте, дитя мое, надо поверять кому-нибудь свои горести; тайные страдания - это для музыканта то же самое, что сильный ветер во время сева. Ну, расскажите-ка мне о своих бедах. Я уже давно собирался расспросить вас. Мы ведь только однажды бываем молоды. Я хочу видеть вас счастливой.
Станет ли ей легче, если она решится излить ему свою душу? Его карие глаза смотрели на нее вопросительно, как глаза старой собаки. Ей не хотелось обижать этого добряка. И все-таки это невозможно!
Мосье Армо сел за рояль. Опустив руки на клавиши, он обернулся к ней.
- Я люблю вас, знаете? Старики могут всей душой любить, хотя понимают тщетность своих чувств, и поэтому на них можно не сердиться. И все-таки нам доставляет удовольствие быть полезным юности и красоте; это согревает наши души. Расскажите мне о вашем горе.
Он подождал мгновение, потом сказал раздраженно:
- Ну, ладно, ладно! Перейдем к музыке!
Обычно он сидел рядом с ней у рояля, но сегодня остался стоять, словно собираясь быть особенно строгим. Джип начала играть. То ли потому, что нервы ее были напряжены до предела, то ли потому, что она не успела даже позавтракать, но играла она лучше, чем когда-либо прежде. То был полонез Шопена ля бемоль мажор, песня революции, которая всегда казалась ей недостижимой. Когда она кончила, мосье Армо взял ее руку и поднес к губам она почувствовала, как колется его щетинистая маленькая бородка. Подняв голову, она удовлетворенно вздохнула. Позади раздался насмешливый голос:
- Браво!
В дверях стоял Фьорсен.
- Мои поздравления, madame. Я давно уже хотел видеть вас под вдохновляющим воздействием вашего... учителя!
У Джип забилось сердце. Мосье Армо не шевелился, в глазах его был испуг.
Фьорсен сложил пальцы щепотью и чмокнул.
- Этот старый Панталоне! Фу-фу, ну и любовник!
Джип увидела, как задрожал старик; она вскочила и крикнула:
- Ты... ты... негодяй!
Она услышала голос мосье Армо:
- Прежде чем вы уйдете отсюда, monsieur, объясните мне вашу дурацкую выходку!
Фьорсен погрозил кулаком и вышел, что-то бормоча. Они услышали, как хлопнула входная дверь. Джип отвернулась к окну и стояла, глядя во двор. Даже сюда добралось лето. Листья чахлого деревца блестели; в солнечном свете грелся черный кот с голубым бантом на шее. Из боковой улицы доносился голос торговки земляникой. Она знала, что мосье Армо все еще стоит, прижав ладонь ко рту, и ее мучило горе, угрызения совести. Так оскорбить этого доброго и безобидного старика! До такого издевательства ее муж еще не доходил. Она никогда не простит ему этого. Он оскорбил и ее, она не намерена больше терпеть! Она повернулась и протянула мосье Армо обе руки.
- Мне ужасно жаль! До свидания, дорогой, дорогой мосье Армо! Я приду в пятницу. - И, прежде чем он смог ее удержать, она ушла.
Как только Джип пересекла улицу и ступила на тротуар, она почувствовала, что кто-то схватил ее за платье, и увидела за собой Фьорсена. Она высвободилась и быстро пошла вперед. Неужели он решил устроить ей сцену прямо на улице? Он снова схватил ее за руку. Она повернулась и, глядя прямо ему в лицо, сказала ледяным тоном:
- Пожалуйста, не устраивай сцен на улице и не смей преследовать меня. Если хочешь поговорить со мной, можешь сделать это дома.
Она спокойно пошла вперед, но он все еще следовал за ней в нескольких шагах. Она подала знак первому проезжавшему такси.
- Бэри-стрит. Поскорее! - Она увидела, что Фьорсен бросился за ней, но не успел задержать ее. Он стоял как вкопанный, даже под широкополой шляпой было видно, что он смертельно бледен. Но она была так разгневана и подавлена, что ей было не до этого.
Она решила ехать к отцу. К Фьорсену она больше не вернется; но как забрать оттуда Бетти и ребенка?
Уинтон сейчас наверняка в своем клубе. Наклонившись к шоферу, она сказала:
- Нет. Хайд-ларк-корнер, пожалуйста.
Швейцар, который знал ее, крикнул мальчику: "Майора Уинтона - живо!", потом вышел из своей каморки, чтобы предложить ей стул и номер "Таймса".
Она сидела с газетой на коленях, лишь смутно видя окружающее: тощего старого джентльмена, который озабоченно взвешивался в углу; лакея в белых гетрах, проходившего мимо с чайным подносом в руках; несколько шляп, висевших на крючках; обитую зеленым сукном доску, к которой были прикреплены полоски белой бумаги, напоминающие телеграфные ленты, и трех членов клуба, стоявших перед доской. Один из них, высокий, грузный, добродушный, в пенсне и белом жилете, снял соломенную шляпу и стал так, чтобы удобнее было смотреть на Джип и не казаться при этом назойливым, - должно быть, она ему понравилась. Потом мимо этой группки не спеша прошел ее отец; желая как можно скорее уйти из этого мужского святилища, она поднялась и встретила его на ступеньках лестницы.
- Мне надо поговорить с тобой, отец,
Он бросил на нее быстрый взгляд, взял шляпу и направился за ней к выходу. В машине он взял ее руку.
- Что случилось, дорогая?
- Я хочу вернуться к тебе. Я там больше не могу оставаться. Это... это... в общем - это конец.
Он крепко сжал ее пальцы, словно хотел избавить ее от необходимости говорить дальше. Джип продолжала:
- Но мне надо забрать ребенка; я боюсь, он попытается задержать девочку, чтобы заставить меня вернуться.
- Он сейчас дома?
- Не знаю. Я не сказала ему, что ухожу от него.
Уинтон посмотрел на часы.
- Ребенок гуляет в это время?
- Да, после чая. Когда становится прохладнее.
- Тогда я возьму эту машину. Ты оставайся у меня и приготовь для девочки комнату. Не волнуйся и не выходи из дома, пока я не вернусь.
Какой он чудесный: даже не задал ни одного вопроса!
Машина остановилась у дома на Бэрн-стрит. Он спросил спокойно;
- Собак тоже взять?
- Да. О, да! Он их не любит!
- Хорошо. На ночь устроим вас позже, когда я вернусь. На этот раз я не буду рисковать. Скажи миссис Марки, пусть даст тебе чаю.
Джип видела, как машина отъехала, как отец махнул ей рукой, и со вздохом тревоги и облегчения нажала кнопку звонка.
ГЛАВА XVII
Когда машина выехала на Сент-Джеймс-стрит, Уинтон приказал шоферу:
- Как можно скорее!
Слабый румянец проступил на его загорелых щеках; глаза зорко смотрели из-под полуопущенных век, губы были крепко сжаты. У него было выражение, какое бывает у охотника, когда из чащи выбегает лиса. Да, он не собирается рисковать - атаковать в лоб. Это он всегда успеет, если в том будет нужда. У него были более крепкие нервы, чем у многих других мужчин, и та стальная решимость и находчивость, которые делают англичан его круга очень упорными в малых делах. У дома Фьорсена он остановил машину, позвонил и осведомился о Джип, испытывая даже некоторое удовольствие от своей уловки.
- Ее нет, сэр. Мистер Фьорсен дома.
- А! А девочка?
- Дома, сэр.
- Я пройду к ней. Она в саду?
- Да, сэр.
- Собаки тоже там?
- Да, сэр. Не желаете ли чаю, сэр?
- Нет, спасибо. - Но как проделать все это, не вызвав сплетен и подозрений в сговоре с Джип? И он добавил: - Я буду пить чай, когда вернется миссис Фьорсен.
Выйдя в сад, он тут же убедился, что Фьорсен стоит у окна столовой и наблюдает за ним. Ребенок лежал под деревьями в дальнем конце сада; щенки с яростью бросились на Уинтона, но тут же успокоились, как только обнюхали его. Он подошел к детской коляске и, кивнув Бетти, наклонился над внучкой. Она лежала под кисейным пологом от мух и не спала. Ее большие карие глаза, уже похожие на глаза Джип, смотрели на него с торжественной серьезностью. Прищелкнув несколько раз языком, он стал так, чтобы самому видеть окна дома, а Бетти оказалась к дому спиной.
- Я пришел с поручением от вашей хозяйки, Бетти. Только не волнуйтесь. Не оглядывайтесь по сторонам, слушайте меня внимательно. Джип на Бэри-стрит и решила остаться там; она хочет, чтобы вы, ребенок и собаки перебрались к ней. - Толстуха вытаращила глаза и открыла рот; Уинтон положил руку на край коляски. - Спокойно! Идите с ребенком гулять как обычно. Сейчас как раз время. И ждите меня на углу Риджентс-парк. Я подъеду на машине и заберу вас. Не суетитесь; не берите с собой ничего; делайте все так, как делаете обычно. Понятно?
Не в натуре таких толстух, на попечения которых к тому же доверенный им ребенок, получать подобные приказы и выполнять их, не задавая вопросов. Увидев, как изменилось ее лицо и начала вздыматься ее пышная грудь, он быстро добавил:
- Ну, Бетти, возьмите себя в руки! Джип ждет вас. Я все вам объясню в машине.
- Да, сэр! Бедная крошка! А как же ее ночное белье? И белье миссис Джип?
Помня о фигуре, все еще торчащей у окна столовой, Уинтон сделал вид, что играет с ребенком.
- Об этом не беспокойтесь. Как только увидите меня в окне гостиной, собирайтесь и идите. Смотрите прямо, Бетти! Не оглядывайтесь. Я буду прикрывать ваше отступление! Смотрите, не подведите Джип. Возьмите себя в руки.
С глубоким вздохом Бетти пробормотала: "Хорошо, сэр! О, господи!" - и завязала тесемки своего чепца. Уинтон кивнул ей и зашагал к дому. Он смотрел по сторонам, делая вид, что интересуется цветами, но заметил, что Фьорсен отошел от окна; войдя через балконную дверь гостиной, он быстро прошел в прихожую. Прежде чем отворить дверь в столовую, он прислушался. Фьорсен ходил по комнате из угла в угол. Он посмотрел на Уинтона запавшими глазами.
- Как поживаете? Джип нет дома? - спросил Уинтон.