(С облегчением.) Господи! А я уж подумала… Иду — калитка открыта, скрипит на всю улицу. Заглянула во двор — входная дверь настежь. Зову — никто не отвечает. Где у вас свет?
Н и н а. У двери. Слева.
К а т я (нашла выключатель, включила свет). Мне знакомо ваше лицо. Вы киевлянка?
Н и н а. Да.
К а т я. На заводе работаете?
Н и н а. Нет.
К а т я. Простыли?
Нина молчит.
В бараке косяками лежат. У многих воспаление легких. Неудивительно. В Киеве не бывало таких морозов с ветрами. Барак, правда, отапливается. Но в цехе вода замерзает. (Прикасается к ее лбу.) Температуры у вас уже нет.
Н и н а. И не было.
К а т я. Что же?
Н и н а. Сердце.
К а т я. Врач был?
Н и н а. Я не вызывала.
К а т я. Чем вам помочь?
Н и н а. Мне ничего не нужно. (Откинула одеяло. На ней пальто.)
К а т я. Дрова где у вас?
Н и н а. Я сама.
К а т я. Сидите! Где дрова?
Н и н а. На кухне.
К а т я выходит и возвращается, неся несколько поленьев.
К а т я. Принесу еще. Мне сейчас тяжестей подымать нельзя. (Достает зажигалку, отрывает от поленьев кору, растапливает печку.) Откуда же я вас знаю? Вы где жили в Киеве?
Н и н а. На Печерске.
К а т я. Ну да. Конечно. Дочь Ракитного.
Н и н а. А я вас там не видела.
К а т я. Видела, но не запомнила. Один раз я была у вас. Восемь лет назад. В декабре тридцать третьего… Мы вашего отца хоронили. Добрую память оставил о себе Николай Максимович. Все лучшие токари завода — его ученики. И я его ученица. Девчонок он в свою бригаду обычно не брал. Но меня выучил. В долгу я перед твоим покойным отцом.
Н и н а. Вы Гармаш?
К а т я. Да, Катя Гармаш.
Н и н а. Ну, вы свой долг уплатили.
К а т я. Сергея вашего обучила? Невелика заслуга. У твоего брата умные руки. Отцовские. И смекалка отцовская. Сейчас с ним выполняем самую ответственную работу. Я — на казенниках. Он — на стволах. Рассказывал?
Н и н а. Нет.
К а т я. Неужто Ничего не говорил?
Н и н а. Я живу за городом. Редко видимся.
К а т я. Давно здесь не была?
Н и н а. Около месяца.
К а т я. Тогда понятно… Эвакуировались мы сюда, минометы стали делать. Теперь — пушки.
Н и н а. Я знаю.
К а т я. Красавицы. Номер у них с буквой «А». Мы их «аннушками» зовем. Пока мало делаем: хороших токарей не хватает. (Улыбнулась.) А придется в отпуск идти. Сына жду. На фронте мой Василий. Сегодня письмо получила. Все беспокоится обо мне. Восемь лет были женаты. Я уж горевать начала. Все думаю, как назвать. Тимур — звучит?
Н и н а (безразлично). Звучит.
К а т я. Руслан?
Н и н а. Звучит.
К а т я. А Вахтанг?
Н и н а. Это же грузинское имя.
К а т я (подбрасывает дров в печь). Вахтанг Васильевич… Ничего… Вот и теплее стало. Можешь снять пальто.
Н и н а. Потом.
К а т я. Я тоже больше всего от холода страдаю. И в цехе и по дороге на завод. Пальто у меня на рыбьем меху. Шила до войны. Все портного просила: «Поменьше ватина», чтобы не полнило. Вот дуреха! До завода-то час добираться.
Н и н а. Идите. Спасибо.
К а т я. Еще дровишек принесу и пойду.
Н и н а. Я сама теперь.
К а т я. Сиди! Видно, сильный приступ был. Почернела даже. Глаза опухли. (Вышла и возвратилась с дровами. Положила на пол.) Сердце-то как?
Н и н а. Уже не болит.
К а т я. Тогда пойду. (Остановилась в дверях.) Я ведь и мужа твоего хорошо знаю. После института к нам в цех пришел. Удачный он у тебя. Где Борис Владимирович, там смех всегда. На демонстрациях — запевала.
Н и н а (со стоном). И-ди-те!
К а т я. Да ты что, Нина?
Н и н а. Идите. Вам спешить нельзя.
К а т я. Прибавлю шаг, успею.
Н и н а. На улице скользко.
К а т я. Нет. Снег выпал.
Н и н а. Собаки бегают голодные… Ну идите. (С мольбой.) Идите же!
К а т я (подходит к ней). Погоди, Нина. Видно, не просто сердце у тебя заболело. Случилось что? Скажи. С дочуркой? С сестрой?
Нина молчит.
Сергея вчера видела… Может, со свекровью?
Нина молчит.
Неужто Борис Владимирович?! Так ведь он в училище… Не молчи, Нина. Вижу, горе у тебя в глазах. (Заметила, что Нина держит в руке листок.) Письмо получила?
Н и н а. Два… Вначале прочла похоронку: «Верный воинской присяге и долгу, проявив мужество и героизм, убит десятого ноября». Потом его письмо: «Сегодня, седьмого ноября, прошли по Красной площади. Это на всю жизнь». Вся жизнь… Три дня…
К а т я. Почему не плачешь? Ну почему ты не плачешь?
Н и н а. Я плакала. Пес рядом сидел. Добрый пес. Потом ушел. Осталась одна.
К а т я. Я вчера видела Сергея.
Н и н а. Не приходил.
К а т я. А сестренка?
Н и н а. И Леся не появлялась. Никого не было.
К а т я. Бедная ты моя! (Села рядом с Ниной.) Поплачь… Ну поплачь же… (После паузы.) Он веселый был. Смеялся заразительно. Фотографию показывал дочкину: «Вот она, моя Аленка. Копия Нины. Такой же лютик».
Н и н а. Не нужно, Катя. Слез уже нет…
К а т я. Говори, говори…
Н и н а. С первого дня войны некогда было думать. За эти сутки все вспомнила. Эвакуация… Городишко этот… Недостроенные цеха… Тяжеленные носилки с кирпичами…
К а т я. Значит, на заводе работала?
Н и н а. Да.
К а т я. Почему сейчас за городом?
Н и н а. Специальности у меня никакой. Кончила школу, поступила в институт. И этой же зимой отца не стало. Пришлось бросить.
К а т я. Брат и сестра на твоих руках остались?
Н и н а. Да. Сергею было шестнадцать. Лесе — десять. Леся маму и не знала. Она после ее рождения умерла. Приехала сюда — ни на что не гожусь. Только носилки таскать.
К а т я. А сейчас где?
Н и н а. В райцентре… Голодно стало… Не могла смотреть на Лесю. Как тростинка. И Сергей голодный. Ради них на овощную базу устроилась… (Замолчала.)
К а т я. Я слушаю, слушаю.
Н и н а. С рассвета до самой ночи картошку перебирала. Крупная в одну кучу — на фронт. Помельче — в детские сады и ясли. Подмороженная — в столовые. Немного нам. Привезешь сюда — праздник. Каждую неделю такой праздник устраивала. Сейчас почти месяц не была — приболела. Приехала — никого. Только пес… Тоже голодный…
К а т я. Себя пожалей.
Н и н а. Чем я лучше других? У нас на базе что ни день, то новая вдова. Идем в барак — письма на столике. Все останавливаются. Боятся подойти. Я беды не ждала. Думаю, в училище он… Приехала — два письма в дверях… Сергей обожал его. Узнает, в дугу согнется… Леся звала его папа Боря. Все мы осиротели, Катя.
К а т я. А жить нужно.
Н и н а. Уедем отсюда. Под Самарканд. К тетке. Там не так голодно. Тепло… Завтра же дам телеграмму. Пусть вызов присылает. Лесе и мне с Аленкой. Сергея с завода не отпустят.
К а т я. А свекровь?
Н и н а. Кто мы теперь ей? Она растила Борю без мужа. Кончил он институт. Оставили в аспирантуре. Радость!.. И вдруг… Женился на недоучке! Да еще Сергей и Леся в придачу… А когда родилась Аленка, четверо на его иждивении оказались. Ушел Боря на завод. Вечерами корпел над чертежами — подрабатывал… Вера Львовна жалела его. Меня, конечно, не любила. Хотя и скрывала… Артистка она.
К а т я. В театре?
Н и н а. Нет. Певица. Голос небольшой. Всю жизнь по клубам романсы Чайковского пела… Помешалась на Чайковском. Сейчас у всех одно на уме: что на фронте? А она счастлива. Как же! Волею судьбы была в местах, где жил Чайковский! (После паузы.) Знала ведь, что я приезжаю. Прислала записку с няней: «Извини, Ниночка. Срочно еду на село с концертом». Впрочем, что ее винить… У одних от горя душа закаменела. У других — от эгоизма. «Только бы выжить»… Куда же девался Сергей?
Входит Т у р б и н.
Т у р б и н. Салют девицам-красавицам! О чем беседуете? Догадываюсь. Алеша Попович или Василиса Прекрасная? (Посмотрел на часы.) Однако, Катерина свет Степановна, вы заговорились. Начало смены через двадцать минут. А в марафонцы вы сейчас явно не годитесь… Как себя чувствуешь?
К а т я. Нормально.
Т у р б и н. Еще раз предупреждаю: чуть что — скажи. Нам будет трудно без тебя, но немедленно освободим. Если потребуется, сразу в больницу положим.
К а т я. Хорошо.
Т у р б и н. Говорят, письмо получила?
К а т я. Получила.
Т у р б и н. Что пишет муж?
К а т я. Ничего. Воюет. Ждет сына.
Т у р б и н (шутливо). Так вот, Екатерина Степановна, считай это своим партийным поручением. Ясно?
К а т я. Ясно.
Т у р б и н. Имя наконец придумала?
К а т я. Да.
Т у р б и н. Погоди, погоди… Попробую угадать… Цезарь? Спартак? Спартак Васильевич — ох, как звучит! Угадал?
К а т я. Нет.
Т у р б и н. Как же?
К а т я. Борис.
Т у р б и н. Правильно решила. Хорошее имя. Как считает Нина Николаевна?
Нина молчит.
Молчание — знак согласия. Значит, решено: Борис… А сейчас, Катя, иди в машину. И прямо к цеху. Начальнику скажи: я пешком вернусь.
К а т я (Нине). Утром зайду. До свиданья. (Выходит.)
Т у р б и н (Нине). Редко видимся, соседушка. Но, должен сказать, вы все хорошеете. Похудели, правда, но вам это к лицу… Все мучался: на кого похожа моя прелестная квартирантка? Теперь ясно. (Декламирует.)
«И каждый вечер, в час назначенный,
(Иль это только снится мне?)…»
Н и н а. Кирилл Степанович…
Т у р б и н. Слушаю вас.
Н и н а. Вы парторг цеха.
Т у р б и н. Так точно.
Н и н а. Ваша обязанность — поднимать у людей бодрость Духа.
Т у р б и н. Тоже верно.
Н и н а. Но зачем же паясничать? Хотя… Может, это искренне. Горе трудно скрыть. Счастье — еще труднее. Но, поверьте, не всем легко смотреть на вашу улыбку. Вы вернулись с фронта. Правда, левая нога чуть покороче. Но это совсем небольшая потеря. А другие…