— Я в растерянности, Арнольд.
— Раз ты обращаешься ко мне по имени, значит, дело серьезное.
— Надо было вас послушаться и не ехать на этот остров. Я выстрелила в человека и теперь должна буду с этим жить.
— Ты убила журналиста?
— Нет, того, кто пытался его утопить.
— Тогда это самооборона.
— Когда перед тобой продырявленный затылок твоей жертвы, от этого как-то не легче.
— Ошибаешься. Если бы затылок принадлежал тебе, то это очень многое бы меняло, как для меня, так и для тебя. Как вы поступили с телом?
— Утопили в озере.
— Разумно.
— Ну, не знаю… Лучше было послушаться Эндрю и вызвать полицию. Но я ведь никого не слушаюсь!
— Я уже потерял счет времени, которое у меня уходит на то, чтобы тебя защитить. Тебя и других людей. Не буду напоминать о подвигах твоей бунтарской юности. Было бы прискорбно, если бы на трупе нашли твои отпечатки, даже в случае самообороны.
— Увы, боюсь, без отпечатков не обошлось.
— Ты же сказала, что убитый лежит на дне?
— Этот — да. Но есть еще один: мы пришли к одному студенту в школе Джульярд и нашли его мертвым.
— Ты заляпала его комнату своими отпечатками?
— Лестничные перила, дверную ручку, его самого, стул, стол… Только на этот раз мы вызвали полицию. Завтра меня ждут в участке.
— Кто ведет расследование?
Сьюзи отдала ему визитную карточку инспектора.
— Посмотрю, что можно сделать, — сказал Кнопф. — Я позвоню. Только если это будет возможно: ты что, потеряла телефон?
— Нет, он сел.
— Так заряди, черт возьми! Как мне тебя защищать, если я не знаю, где ты находишься? Я тебя предупреждал, Сьюзи: эти поиски — крайне опасное дело.
— Вот только не надо нотаций! Вы будете довольны: я решила свернуть поиски. Продолжать их у меня больше нет сил.
Кнопф похлопал ее по руке.
— Несколько дней назад я бы очень обрадовался, услышав от тебя эти слова.
— Теперь это вас не радует?
— Боюсь, уже поздно. Я должен кое-что тебе рассказать, Сьюзи, но только ты дай слово, что никому не расскажешь, во всяком случае, сейчас. Я надеялся, что этих откровений удастся избежать, но положение вынуждает раскрыть карты. Похищенные твоей бабкой документы содержали кое-что не в пример более важное, чем американские позиции во Вьетнаме. Этот слух имел целью всего лишь усыпить противника. Лилиан была активисткой группы, выступавшей против ядерного оружия. Инцидент в кубинском заливе Кочинос только укрепил ее в ее намерениях. Она выкрала из кабинета мужа документы с позициями наших оборонительных ядерных установок и, что еще хуже, ракет большой дальности, тайно развернутых в Европе, на границах Восточного блока. Их существование мы всегда отрицали. Они по-прежнему там, в пусковых шахтах в лесной чаще. Россия нам больше не враг, однако, по мнению некоторых наших высоких чинов, признание в том, что эти установки есть, приведет к катастрофическим последствиям во внешней политике. В нашей стране с национальной безопасностью не шутят.
— Скажите им, что мы все бросаем, и точка!
— Если бы все было так просто! Я даже не знаю, какая организация на вас охотится: ЦРУ, АНБ, Пентагон? Увы, мои знакомые — такие же старики, как я, отставники весьма солидного возраста.
Сьюзи начертила носком туфли круг в пыли.
— Как бы вы поступили на моем месте? — спросила она, пряча от Кнопфа глаза.
— Когда у машины, несущейся прямо на стену, отказывают тормоза, выход один — прибавить ходу. Разрушить преграду, вместо того чтобы разбиться. Какими бы благоразумными ни были твои нынешние намерения, они тебе не поверят. Единственное, что может их образумить, — найти эти документы и передать их мне. С их помощью я бы попробовал выторговать у них твою неприкосновенность. Как ты понимаешь, очень важно ничего не говорить твоему другу-репортеру: у вас разные интересы.
— А если им этого покажется мало? — задумчиво пробормотала Сьюзи.
— Если они упрутся, то мы поменяем стратегию. Используем твоего журналиста, он опубликует документы, после чего бояться будет уже нечего: они тебя не достанут.
— Почему не сделать этого сразу?
— Потому что это навсегда превратит твою бабушку в изменницу. Я бы предпочел до этого не доводить. Но если придется выбирать между дипломатическим инцидентом, даже серьезным, и твоей жизнью, то я не буду долго раздумывать.
Сьюзи повернулась к Кнопфу и впервые за весь разговор посмотрела ему прямо в глаза.
— Значит, она действительно была виновата?
— Это как посмотреть. Виновата — в глазах тех, кто нами управлял. Но спустя пятнадцать лет мир поумнел, и мы подписали договор о разоружении. С 1993 года сотни наших славных Б-52 ржавеют под солнцем Аризоны, хотя, конечно, их сняли с вооружения только для вида: ведь им на смену пришли ракеты…
— Почему вы не рассказали мне всего этого раньше, Кнопф?
— Разве ты стала бы меня слушать? Я пытался, но ты боготворила бабку. Матильда не была нормальной матерью, вот ты и превратила Лилиан в образец для подражания. Или ты думаешь, мне следовало еще глубже загнать нож в нежное детское сердечко?
Сьюзи окинула взглядом парк. Зима лишила его красок. Немногочисленные гуляющие шагали торопливо, пряча руки в карманы, а головы — в воротники.
— Я рисковала жизнью в горах, из-за меня погибли три человека, одному из которых было от силы двадцать, — и все ради того, чтобы доказать ее невиновность, а теперь вы предлагаете мне безумствовать дальше — ведь вы сами называете это безумием! — чтобы предъявить доказательства ее вины… Какая ирония судьбы!
— Боюсь, как бы ваша семейная сага не оказалась еще более увлекательной! Где твой приятель-журналист?
— Отчитывается перед своей главной редакторшей.
— Знаю, это не мое дело, но между вами что-то было?
— Это и вправду не ваше дело. Вы, так хорошо знавший Лилиан, слыхали когда-нибудь о месте, куда она иногда водила Матильду тайком от мужа?
Кнопф почесал подбородок.
— У твоей бабки был целый вагон секретов. Ты же была на озере и получила тому доказательство.
— С кем ей изменил мой дед?
— Видишь, ты всегда за нее вступаешься! Лучше вернемся к твоему предпоследнему вопросу: мне приходит в голову всего одно местечко. Лилиан была страстной любительницей джаза, тогда как ее муж не признавал ничего, кроме оперы и кое-какой симфонической классики. Джаз был для него всего лишь варварской какофонией. Когда твоя бабушка садилась за пианино, он заставлял ее закрывать все двери и играть как можно тише. Эдвард каждый месяц ездил по делам в Вашингтон, и Лилиан пользовалась этим, чтобы утолять свою страсть в знаменитом джазовом клубе на Манхэттене, кажется, он назывался «Вэнгард». Правда, не припомню, чтобы она брала туда твою мать. А почему ты об этом спрашиваешь?
— На острове мы нашли письмо Лилиан Матильде. В нем она писала про местечко, где они бывали вдвоем.
— Что еще было в этом письме?
— Только слова любви матери к дочери. Она знала, что ей грозит опасность. Это подобие завещания.
— Если не возражаешь, я бы тоже с ним ознакомился.
— Принесу в следующий раз, — пообещала Сьюзи. — Спасибо, Арнольд.
— За что? Я ничего не сделал.
— За то, что всегда были рядом, что вы такой, что я всегда могу на вас положиться.
Она встала и чмокнула Кнопфа в щеку. От этого проявления нежности он даже покраснел.
— А этот Колман что-нибудь вам рассказал перед смертью? — спросил он, тоже поднимаясь.
— Нет, мы пришли слишком поздно.
Она зашагала прочь от него по аллее, один раз обернулась и послала ему воздушный поцелуй.
Эндрю ждал ее в баре отеля. Перед ним стоял полупустой бокал.
— Это первый, и тот я не допил, — похвастался он.
— Молчу. — Сьюзи села на табурет, схватила бокал и попробовала содержимое. — Как ты можешь пить такую горечь?
— Дело вкуса. Беседа прошла успешно?
— Как посмотреть! Моя бабка была предательницей, — начала Сьюзи. — Того предательства, в котором ее обвиняли, она не совершала, тем не менее она замышляла измену родине.
— Как поживает твой ангел-хранитель?
— Хорошо, только он, кажется, врет.
— Бедняжка, одно разочарование за другим!
Сьюзи влепила ему пощечину и допила его бокал.
— Ты тоже врун. Вижу по глазам и чую по дыханию, что ты пил. Этот бокал — какой по счету?
— Четвертый, — подсказал бармен, вытирая стойку. — Что будете, мэм? За счет заведения.
— «Кровавую Мэри»! — сказала Сьюзи.
Эндрю скорчил брезгливую гримасу.
— Кнопф спрашивал, узнали ли мы что-нибудь от Колмана. А я, между прочим, не называла ему фамилию парня.
Бармен поставил перед ней «Кровавую Мэри» и удостоился от Эндрю негодующего взгляда.
— Тебе нечего сказать? — удивилась Сьюзи.
— Я тебя предупреждал и насчет бабки, и насчет Кнопфа. Только, чур, без рук!
— Кнопф нам не враг, что бы ты ни думал. Он не все мне говорит, но в его ремесле тайна — это оружие.
— Ты узнала от него что-нибудь еще?
— Да, теперь я знаю, какими документами завладела моя бабушка. Деньги ее не интересовали, она была идеалисткой. Хотела, чтобы Пентагон перестал устанавливать ядерные ракеты в лесах Восточной Европы. Это и есть главная загадка операции «Снегурочка».
Эндрю жестом велел бармену налить ей еще.
— Ты тоже с каждым днем все сильнее меня удивляешь, — продолжала Сьюзи. — Я сообщаю ему небывалую сенсацию, а у него такой вид, словно она интересует его не больше, чем прошлогодний снег!
— А вот и нет, прошлогодний снег мне очень дорог. А вот на американские ракеты, установленные в Европе в шестидесятых годах, мне, каюсь, наплевать. Об этом всегда ходили слухи. Кому они интересны в наше время?
— Это же громкий внешнеполитический скандал!
— Да брось! Когда советские атомные подлодки всплывали у самой Аляски, заходили в норвежские территориальные воды, об этом упоминали разве что желтые газетенки, да и то мимоходом. Если я явлюсь к своей главной редакторше с такой сенсацией, то в следующий раз она отправит меня в Центральный парк на перепись тамошних уток. Хватит, у меня к тебе серьезный разговор. Но не здесь.