Его тон звучит почти обвиняюще.
— Почему тебя это интересует?
Я пожимаю плечами.
— Может быть, я пытаюсь завести еще одного друга.
Не знаю, почему, но он смеется над этим.
— Тебе не стоит со мной дружить, малышка. Все мои друзья умирают.
— Значит, тебе нужно больше друзей.
Еще один грубый смешок.
— Ты говоришь верные слова, малышка. Ладно. Меня зовут Ал.
— Ал? — повторяю я. — Это сокращение от чего-то?
— Понятия не имею, — он кашляет, почти задыхаясь. — Никогда не разговаривал с родителями. Сколько себя помню, я всегда был сам по себе.
— Понятно, — тихо отвечаю я, вспоминая, что тоже никогда не знала своего отца. Мое молчание, кажется, выбивает его из колеи и заставляет его заговорить.
— Да, и у меня нет друзей, которые могли бы дать мне прозвище.
— Ну, теперь у тебя есть, А9.
— Что? — переспрашивает он. — Разве это не твое прозвище, малышка?
— Да, данное мне Пэй. А ты, похоже, остановился на слове «малышка».
Он смеется, и этот звук заставляет меня улыбнуться.
— Ты абсолютно особенная, ты знаешь об этом, малышка?
Я кидаю остатки буханки в его сторону и наблюдаю, как он неохотно ее поднимает.
— Спасибо, А. Я…
Тяжёлые шаги эхом отражаются от стен темницы, заглушая мои слова.
Дверь камеры распахивается, и меня внезапно окружает толпа Гвардейцев. Двое из них поднимают меня с земли, не обращая внимания на мои сломанные пальцы. Я кричу, пытаясь защититься от них руками, и…
Вдруг начинаю задыхаться.
Они заткнули мне рот чем-то, похожим на хлопковую тряпку, которая заглушает мои крики, пока они тащат меня из камеры в коридор. Я в ярости, мои глаза встречаются с глазами Ала по ту сторону решетки. Теперь я вижу его лицо, покрытое морщинами и наполненное тревогой. Он качает головой, съежившись в своем углу.
Все его друзья в конечном итоге погибают. И я начинаю думать, что я не исключение.
Он отворачивается от очередного обреченного друга, его образ размывается, а мои веки начинают смыкаться.
А затем…
Затем ничего.
Тьма и ослепляющая боль — это все, что я помню.
Глава двадцатая
Макото
Люди выстраиваются на пути к Чаше, словно на параде. Солнце опаляет мою склоненную голову, отчего я покрываюсь потом. Оглядываюсь вокруг, рассматривая сотни илийцев, появляющихся со всех сторон. Кажется, что все трущобы собрались, чтобы увидеть исход финального Испытания.
Я чувствую давление каждой способности, что прибавляет весу ногам. Следуя за течением, я сливаюсь с окружающими фигурами и продолжаю путь к возвышающейся арене. При других обстоятельствах дорога заняла бы чуть больше часа. Но с такой толпой и их раздражающей способностью передвигаться как можно медленнее, это занимает гораздо больше времени.
К тому времени, как мы подходим к одному из многочисленных тоннелей, ведущих в Чашу, солнце достигает самой высокой точки. Покрытая бетоном арена выглядит холодной и неприветливой.
Разговоры и шаги эхом отражаются от арки тоннеля, через который мы проходим, прежде чем перед нами приподнятая над Ямой.
Ряды сидений, тянущихся к небу, заполнены тысячами ликующих Элитных. Размер этого места сам по себе устрашает, не говоря уже о том, что происходит ниже, в самой Яме. Гигантский лабиринт из зловещих живых изгородей тянется вдоль песка, окружая большую площадку в центре.
Я стою, глядя на арену, пока люди проходят мимо в поисках места. Только тогда я вспоминаю, что мне тоже необходимо найти его, и продолжаю двигаться дальше.
— Вы должны не только первыми добраться до центра…
Из большого стеклянного куба, дальше по пути, разносится громкий голос.
Король.
Сглатываю, чувствуя, как годы страха подступают к моему сжимающемуся горлу. Всегда считал, что день, когда я увижу короля, станет для меня последним. Но у меня еще есть время.
— … но и убить того, кто ждет вас там, — заключает он. Его глаза осматривают арену, и я нелепо беспокоюсь о том, что он найдет меня.
Однако его слова меня волнуют меньше всего. Меня не удивляет его готовность пожертвовать заключенными ради хорошего шоу. Все, что угодно, лишь бы повысить ставки для участников.
Оставшаяся часть его речи уходит на второй план, поскольку я направляю свое внимание на поиск того единственного человека, ради которого я здесь.
В моей крови гудят сотни способностей, и мне сложно подавить их, чтобы найти ее. Я почти не пользовался силой, которой обладаю, учитывая, что всю свою жизнь мне приходилось ее скрывать. Так что я задерживаюсь на первом слабом Фэйзере, которого могу найти.
Испытание начинается, и пространство наполняется криками и топотом ног. Моя внимание рассеивается. Я наблюдаю за тем, как участники мчатся сквозь густую листву к центру арены.
Закрыв глаза, я снова погружаюсь в поиск ее способности. И на этот раз, когда она щекочет мою кожу, я цепляюсь за нее.
Следуя за этим ощущением, я иду по проходу и осматриваю трибуны. С каждым шагом она становится все сильнее, все ближе.
До тех пор, пока не перестает нарастать.
Сила слабо гудит под кожей, и независимо от того, как далеко я прохожу, радиус ее действия не увеличивается.
Не успеваю оглянуться, как обхожу всю арену, отчаянно пытаясь зацепиться за ее яркую улыбку в толпе. Или, может быть, ее активную жестикуляцию руками, когда она увидит, что я приближаюсь.
Ничего.
Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь. Замешательство поднимается к горлу и вырывается изо рта в виде разочарованного вздоха.
— Где же ты, Дина? — бормочу я в сторону раскинувшихся надо мной трибун.
Может быть, я сосредоточился не на том Фэйзере. Может быть, я ищу не свою Адину, а кого-то другого.
Снова закрываю глаза, заставляя себя сфокусироваться. Но эта сила кажется знакомой, очень личной. Она меня притягивает, и я понимаю, что это может быть только она.
И меня ведет вправо.
Я приоткрываю один глаз, находя рядом с собой лишь перила арены, и фыркаю, качая головой. Со мной явно что-то не так. Неужели Безмолвие, покрывающее трибуны, мешает моей способности даже чувствовать силы?
Попробовав снова ощутить ее, я быстро поворачиваюсь к перилам.
Вглядываюсь в Яму, рассматривая листву лабиринта, а над ней трансляцию записи происходящего. Пепельно-серебристые волосы подсказывают мне, что в данный момент передают изображение Пэйдин, пробегающей между изгородями.
И меня снова тянет.
Мой взгляд скользит по сцене, останавливаясь на песчаной поверхности в центре.
Я вижу фигурку. Маленькую и напуганную.
«… но и убить того, кто ждет вас там».
Так вот, как выглядит тот преступник, которому не повезло перенестись из тюрьмы в гораздо худшие условия.
Я моргаю, глядя на фигуру.
И внезапно у меня пересыхает во рту.
Мне приходится хвататься за перила перед собой, чтобы не упасть на колени.
Потому что я знаю эти темные волосы, эти кудри, подпрыгивающие при каждом испуганном повороте головы.
Я могу различить эти кривые пряди челки с того места, где стою.
Мой крик заглушает ревущая толпа.
Я нашел ее.
В сердце Испытания.
Глава двадцать первая
Адина
В Яме очень жарко.
Хотя, полагаю, этого можно было ожидать.
Я прихожу в себя от топота ног. В ушах звенит гул тысяч голосов, когда ко мне постепенно возвращаются чувства. Как только я раскрываю тяжелые веки, то ужасаюсь от вида окружающей меня живой изгороди.
Встать на ноги оказывается крайне трудно: мои ноги и руки связаны. Растерянно разглядываю кустарники вокруг, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за густой листвы. Хоть теперь я и не вижу свои пальцы, боль все равно не дает о себе забыть. Я стараюсь игнорировать образ треснувших костей и опухших суставов, который настойчиво мелькает в сознании.
Должно быть, вижу сон. Скорее, кошмар. Пэй придет ко мне, проведет пальцами по моему вспотевшему лбу, и мы устроимся под звездами за нашим Фортом. Ведь мысленно я именно там. Именно там я хочу быть физически.
Но я не там.
Под моими босыми ногами горячий песок, и солнечные лучи пробиваются сквозь лозы над головой. Это место — стена зелени, клетка из листвы, которая давит на меня. Это место одновременно чуждо и знакомо.
Мои глаза расширяются от осознания.
Это и есть Яма.
Почему я в Яме? Я не могу быть в Яме. Сегодня же должно быть последнее Испытание и…
Разве я не проснулась на последнем Испытании? Не может быть… Почему я вообще здесь?
Медленно поворачиваюсь, пытаясь бороться c путами, связывающими мои лодыжки. Голова болит от удара, от которого я потеряла сознание, мое зрение мутное.
Громкие шаги и нарастающие возгласы — единственные признаки того, что Испытание началось.
Я стою, не двигаясь, оглушенная, в надежде, что все это происходит лишь в моем воображении.
Пэй найдет меня. Она знает, что делать. Она всегда знает, что делать.
Капли пота скатываются по моему лицу. Пальцы пульсируют от боли. Голова болит. Живот урчит.
Кажется, что время замедляется. Я слышу приглушенный крик и поворачиваюсь в его сторону.
Этот ужас не может принадлежать Пэйдин. Нет, она сильная, она в безопасности, возможно, она уже прямо за этими кустами и вот-вот меня найдет. Терпение никогда не было моей добродетелью.
Четыреста девяносто три.
От скуки я начинаю считать секунды.
Я плохо стою из-за дрожи в ногах.
Четыреста девяносто четыре, четыреста девяносто пять, четыреста девяносто шесть…
Не совсем понимаю, что представляет собой это Испытание, но уверена, что мне досталась самая ужасная роль. Трудно не заметить, как пульсируют мои пальцы, и не думать о том, что меня бросили сюда не случайно.
Что им нужно от бесполезной швеи?
Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три…
Пэй обязательно победит.