Проходя через дом, Реймонд внимательно разглядывал лица гостей. Он наконец получил прекрасную возможность оценить, с кем дочь общается в лабораториях, куда у него не было предлога совать свой нос.
Это был вполне обычный летний вечер. Уже достаточно посвежело, чтобы большинство гостей набросили свитера, хотя бы просто на плечи.
Реймонд ничуть не удивился, большинство гостей были мужчины. Несколько присутствующих дам, в основном жены аспирантов, с восторгом смотрели на Изабель, факультетскую знаменитость.
Все молодые ученые были чем-то похожи друг на друга, сдержанные, серьезные. Неудивительно, что на их фоне Изабель сверкала энергией, как бенгальский огонь.
Реймонда встретили с почтением, какого он и сам не ожидал. Он было обрел уверенность в себе, как вдруг его осенила одна мысль.
— А что миссис Прахт, ее не существует? — шепотом спросил он у дочери.
— Существует, но они разводятся.
— А-а, — протянул отец. Забыв, что и сам находится в стадии развода, Реймонд решил, что сей факт говорит не в пользу Прахта.
Общаться ему оказалось проще с преподавателями, нежели с аспирантами. Молодежь была настолько одержима своими диссертациями, что ни о чем другом говорить не могла. Зато «старики» с удовольствием отдыхали от работы. Они предпочитали посплетничать — и главным образом о том, кто в этом году получит Нобелевскую.
Двое парнишек, лет шестнадцати и тринадцати, жарили на гриле вегетарианские сосиски и гамбургеры. Реймонд с дочерью подошли со своими тарелками. Старший из «поваров», долговязый и бронзовый от загара, развязно бросил Изабель:
— А ты, наверное, мисс Эйнштейн?
Рей нахмурился.
— Проходи, Изабель, мы держим всю очередь, — раздраженно произнес он.
— Ничего подобного, — заявил парнишка. — Очередь задерживаю я, поскольку мне не терпится познакомиться с юным дарованием. Так сказать, вкладом небес в развитие физической науки и самым замечательным феноменом за все время после того, как Ньютон получил яблоком по темечку.
— Ты как разговариваешь? — возмутился Рей.
— Я вас чем-то обидел, мистер да Коста? Или, наверное, доктор да Коста? Я слышал, вы тоже по этой части.
Реймонд воспринял реплику как дерзкую попытку его осадить. Весь факультет, несомненно, в курсе, что степени у него нет, а значит, этот юный шутник намеренно хотел его унизить.
— Позвольте представиться, — сказал юноша.
— В этом нет необходимости, — резко парировал Реймонд.
— Это уж точно, — согласился юноша. — Я всего лишь отстойный пацан с продвинутыми амбициями — или, наоборот, продвинутый пацан с отстойными амбициями.
— Что? — рассмеялась Изабель.
— Дошло? — Он подмигнул. — Весь день на братце чувство юмора оттачиваю. Скажи, Динк?
Младший «повар», на которого внезапно легли двойные обязанности, покорно кивнул:
— Да уж. Брат у меня порядочная заноза.
— Изабель, — окликнул девочку отец, — идем вон туда, там столик свободный. Можем…
Девушка, чего с ней никогда не бывало, пропустила отцовский призыв мимо ушей и осталась стоять, завороженная юным ниспровергателем условностей.
— Твоего брата правда зовут Динк? — поинтересовалась она. Просто чтобы поддержать разговор.
— Неофициально. Окрестили его Джорджем, но я придумал ему более выразительное и благозвучное имя. А кстати, меня зовут Джерри, я — крест, который Карл несет за то, что слишком умный. Иначе как бы я в этом ученом обществе оказался? Верно я говорю?
Повернувшись к своему помощнику, он распорядился:
— Динк, похозяйничай тут, а я пока провожу почетных гостей за стол.
— Это лишнее, — попробовал возразить Реймонд. Но юный нахал уже подхватил его под руку.
Юноша забрал у них тарелки и повел через газон, по пути отдавая команды почтенным профессорам, чтобы «дали дорогу принцессе».
На некотором возвышении стоял столик с написанной от руки карточкой: «Зарезервировано».
— Да-да, — сообщил Джерри, не дожидаясь вопроса, — это я специально для вас занял. Чаевых не надо.
Перехватив тарелки на одну руку, он полотенцем смахнул несуществующие крошки и элегантно поставил еду на стол.
— Благодарю, — сказал Реймонд, надеясь, что на этом общение его дочери с этим малолетним преступником будет исчерпано.
— Не возражаете, если я с вами посижу? — Вопрос, конечно, был риторический, поскольку Джерри уселся, не дожидаясь ответа.
В душе Рей бушевал, но был вынужден сохранять приличие. В конце концов, повторял он про себя, это сын ее научного руководителя.
— Я видела на столе у Карла твою фотографию, — заметила Изабель.
— Ага, он ее использует в качестве мишени для дартс, — огрызнулся Джерри. — Полагаю, он говорил тебе, что я — живое опровержение поговорки про яблоко и яблоню.
— Точнее, он мне говорил, что у тебя сейчас переходный возраст, ты бунтуешь, — уточнила Изабель. — И что вообще ты очень способный.
— Нет, это я раньше был способный. Потом я на все это махнул рукой, бросил школу и пошел в профессиональный теннис.
— Тебе так хочется, чтобы тебя считали дурачком? Почему? — с неподдельным интересом спросила Изабель.
— Правду сказать? — Он вдруг посерьезнел и стал совсем не похож на того шута, каким только что был. — Расскажу тебе поучительную притчу. Когда-нибудь поможет тебе в выборе мужа.
Сколько можно это терпеть, мысленно возмущался Реймонд. А Джерри начал свой рассказ:
— До тебя Карл Прахт был самым молодым ученым, когда-либо участвовавшим в физических исследованиях университета Беркли.
— Я этого не знала, — перебила Изабель.
— Во-во. — Парень кивнул. — Его корона перешла к тебе. Но это неважно. Помимо этого, он еще умудрился в совсем юном возрасте жениться на талантливой математичке. Результат этого убийственного сочетания генов перед тобой — с коэффициентом умственного развития выше двухсот.
Реймонд оживился. Он был заинтригован происхождением этого паренька и его фантастическими интеллектуальными способностями.
Изабель сразу увидела родственную душу — уж этому парню не надо будет объяснять, почему она порой ощущает себя белой вороной. Что еще важнее — Джерри нашел в себе смелость бежать из этого питомника гениев.
— Ты только подумай, как много тебе дано узнать о мире, — проговорил Реймонд. Он впервые включился в цивилизованную беседу с юным Прахтом.
— Мистер да Коста, я бы не сказал, что этот мир меня очень впечатляет. Всего лишь замусоренная, перенаселенная околица Вселенной. Мне больше по душе космос.
Да уж, мысленно проворчал Реймонд.
— Между прочим, как мне все время напоминает мой отец, первые мои слова были: «Почему звезды светят?»
— Правда? — воскликнула Изабель, вспоминая свои детские терзания и ощущение себя пришельцем с чужой планеты. Про себя она невольно отметила, что волосы у него совершенно выгорели на солнце, отчего глаза кажутся синими-синими.
— Сколько тебе было лет? — поинтересовался Рей. В его голосе зазвучали ревнивые нотки.
— Не знаю даже, — отшутился Джерри. — Кажется, смотреть на звезды и задавать свои вопросы я начал еще в пеленках.
— Что ж, тебе было у кого спрашивать, — сочувственно произнесла Изабель.
— Тебе тоже, — ответил тот комплиментом на комплимент. Он уже понял, что лестью легче завоевать расположение.
— С тобой мама с папой занимались? — продолжал допытываться Рей.
— Без конца, — вздохнул Джерри. — На грани того, что называется жестоким обращением с ребенком. Они меня так достали своими науками, что пришлось умолять отдать меня в школу. — Он усмехнулся. — Конечно, это была не простая школа. А школа для «особенных» детей. «Одаренный» про себя не скажу, но я пролез. У меня был мощный стимул — теннисные корты. Впрочем, это не так важно. Главное, что я там подружился с Дариусом, который, как и я, оказался помешан на звездах. Мы построили телескоп, даже отшлифовали идеально правильное зеркало. Со стеклом работал в основном я, а Дарри соображал, как с помощью лазера измерить кривизну. Фактически он сделал интерферометр. Два месяца мы над этим зеркалом корпели. Как нетрудно догадаться, отец хотел, чтобы мы описали свои опыты в научном журнале, но мы с Дарри эту идею отвергли. И вот теперь образчик нашего инженерного искусства стоит в самодельном фанерном корпусе в другой части сада — и купол, между прочим, вращается, как настоящий. Если вам хоть капельку интересно, с удовольствием продемонстрирую.
— Еще бы! — не раздумывая откликнулась Изабель.
— Не ночью же! — резко перебил Рей, только потом поняв всю абсурдность своей реплики. — Я хотел сказать, как-нибудь в другой раз, — поспешил он исправиться.
— Отлично, — обрадовался Джерри. — Будем считать, что вы мне обещали. А теперь, когда я произвел на вас неизгладимое впечатление, могу я узнать побольше об Айзе?
От такого варварского обращения с именем дочери Реймонд передернулся.
— Боюсь, по сравнению с тобой я очень скучно живу.
— Я бы так не сказал, — возразил отец.
— Пап, но это правда. Ты такой славный, что против тебя невозможно бунтовать. Даже ради тенниса.
— Что? — Джерри наигранно отшатнулся. — Хочешь сказать, ты не играешь в теннис?
— Ей это неинтересно, — быстро вставил Реймонд.
— Вообще-то, пап, я не знаю, я ведь ни разу не пробовала.
— Это всего лишь игра, — со всей категоричностью заявил Реймонд. — А жизнь — нечто серьезное.
— Тут вы не правы, — с жаром возразил Джерри. — Я от тенниса получаю куда больше удовольствия, чем все эти умники от своей науки. Мой горизонт кончается у задней линии, и ничто не доставляет мне такой радости, как послать победный мяч в дальний угол. Сколько еще вы здесь отыщете людей, у которых более скромные амбиции, нежели новая теория относительности? Хочешь, дам тебе несколько уроков, Айза? В физике я не силен, зато теннис — моя стихия.
— Ого! Было бы здорово. То есть… — Она автоматически повернулась к отцу за советом.
— Джерри, у Изабель очень плотный график. Даже не представляю, как она время найдет.