— Если честно, то нет.
— Вот-вот. И никто не слышал. Тем не менее это небольшое, вполне передовое учебное заведение под эгидой Чикагского университета. Порядок там такой: сдаешь экзамен по их требованиям — значит, можешь учиться. Своего рода инкубатор для будущих студентов-медиков, которые хотят сэкономить несколько лет учебы. Мне так не терпелось стать врачом, что в летние каникулы я работал санитаром в клинике Майкла Риза. Что давало мне неплохой повод не ездить домой. Свою злость я направил на учебники и в результате каким-то чудом попал в Гарвард на медицинский.
— И твоей мечтой, конечно, было спасение женщин от токсемии, — деликатно предположила Тонн.
— И младенцев, — добавил Адам. — Я чувствовал себя умудренным опытом стариком — мне же было целых девятнадцать лет! К учебе я, может, и был подготовлен, но общаться с людьми умел плохо. Особенно с этими лощеными выпускниками престижных вузов — они о такой вещи, как Шаймер, и понятия не имели! Наверное, поэтому моей стихией стала лаборатория.
— Там ты и познакомился с Максом?
Адам кивнул.
— Я наконец обрел отца, которого мог уважать. Я заканчивал ординатуру по акушерству и гинекологии, когда Макс выбил для меня место исследователя. Он учил меня не только иммунологии — он учил меня жизни. Понимаешь, в первый же раз, как он пригласил меня к себе домой на ужин, я понял, что у него с Лиз те самые отношения, которые делают честь любому браку. Лиз — детский психотерапевт. Творит с подростками и детьми настоящие чудеса. Они взяли надо мной шефство. Лиз даже познакомила меня с поздними квартетами Бетховена.
— Ого! Действительно сложная штука.
— Ага. — Адам усмехнулся. — Особенно если не знаешь ранних.
— А дети у них есть? — спросила Тони.
— Нет. Так уж получилось, что я стал им вместо сына.
— Значит, ты тоже смог для них что-то сделать.
— Надеюсь. Если я когда-нибудь и заслужу называться Человеком, то только благодаря их доброте.
— А дальше? — наседала Тони.
— А дальше — твоя очередь рассказывать о себе, — ответил Адам, рассчитывая вызвать ее на откровения.
Но Тони вдруг вспомнила, что опаздывает на работу и что через пятнадцать минут ей надо быть в Министерстве юстиции. «Вечером договорим», — пообещала она. Адаму ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Впрочем, он подозревал, что Тони будет весь день воздвигать свои душевные баррикады.
Он оказался прав. У него было такое чувство, словно он танцевал на костюмированном балу с девушкой, которая так и ушла домой, не снимая маски. Как ни странно, но, даже зная некоторые интимные моменты жизни Тони, Адам был вынужден признать, что, по сути, ничего о ней не знает. Перед отъездом в Бостон он не удержался и сказал ей на прощанье:
— Что ж, Тони, было очень приятно так и не узнать тебя поближе.
Разумеется, уехал Адам только тогда, когда пришли результаты третьего анализа крови. По словам Пенроуза, о таких анализах можно было только мечтать. Они с Адамом пришли к общему мнению, что теперь уже можно смело говорить о положительном результате.
Хартнелл был на седьмом небе. Проговорив целый час со своим бесценным Шкипером, он вызвал на аудиенцию Адама.
— Выслушайте меня, Куперсмит, и выслушайте внимательно. Я обладаю огромным влиянием, а благодаря вашему шефу буду обладать им еще долго. Я перед ним в долгу. Так вот. Скажите мне, молодой человек, чего бы Макс Рудольф хотел больше всего на свете?
Адам приблизился к старику и едва слышно произнес:
— Эти мышки — лишь одно из многих научных достижений Макса. Думаю, он как никто другой достоин Нобелевской премии.
— Это не проблема, — буркнул Босс.
5Изабель
В Реймонде да Коста снова взыграли бесы. Отправив сына в школу, а жену на работу, он с удвоенной энергией принялся пестовать гений дочери.
Одним из преимуществ его работы на факультете было отсутствие строгого графика. От него требовалось обязательное присутствие в определенные часы лабораторных занятий, в остальном же Реймонд был волен планировать свое время сам. При желании налаживать аппаратуру для работы профессоров-физиков он мог хоть по ночам. Для того образа жизни, к которому он теперь перешел, подобная свобода казалась неоценимой.
Он принялся без конца проверять способности Изабель, стараясь определить границы ее интеллекта.
Играя с дочерью в кубики на полу, Рей как-то разместил в ряд шесть красных кубиков, а параллельно выставил три белых.
— Изабель, сколько здесь красных кубиков?
Девочка бойко сосчитала:
— Шесть.
— А белых?
— Три.
— А сколько всего?
Малышка на мгновение задумалась, после чего уверенно ответила:
— Девять.
— Дорогая, я тут кое-какие книги прочел, — сообщил Рей жене, когда она пришла с работы. — Так вот, они пишут, что объединение геометрических объектов разных цветов в одну группу под силу только семилетнему ребенку.
Мюриэл улыбнулась.
— Ты уверен, что ты ее не натаскал?
— Не говори глупостей. Сейчас сама увидишь.
Изабель тем временем играла в гостиной. Отец призвал ее к себе, взял лист бумаги для рисования и написал:
6 + 5 =
Девочка взяла у него листок и тут же приписала: 11.
Реймонд торжествующе взглянул на жену.
— Ну что, — с гордостью произнес он, — у нас, кажется, растет Эйнштейн, а?
— Нет, — поправила Мюриэл, — у нас растет Изабель да Коста.
Поначалу оба радовались незаурядным дарованиям дочери. Только временами Мюриэл испытывала угрызения совести при мысли о милом, ласковом, но таком обыкновенном Питере — его теперь отправляли по утрам в школу, как почтовую посылку.
Теперь, когда господь наградил его действительно одаренным ребенком, Реймонд был исполнен решимости всеми силами поощрять дочь к учебе. Он злился, что Изабель приходится на три часа в день отводить в сад, где с нею занимаются безмозглые воспитательницы. Однако, поскольку жена считала, что ребенку для развития требуются игры со сверстниками, Рей скрепя сердце внес изменения в свой рабочий график и теперь в лабораторию ходил по утрам.
Перечитав Пиаже, Реймонд стал мучиться вопросом, когда его дочь будет в состоянии мыслить абстрактными категориями. Он придумал простейший тест.
— Изабель, смотри, я сейчас выберу число, но тебе его не назову. Пусть это будет «икс».
— Хорошо, — радостно ответила девочка.
Он взял листок бумаги и написал:
x + 5 = 12
x = 12 — 5
x = 7
— Тебе понятно, детка?
— Конечно.
— А теперь я напишу другую тайную формулу: x + 7 = 4 + 11. Чему же равен x?
Девочка чуть подумала и с восторгом объявила:
— Восьми.
Реймонд разинул рот. Малышка не просто продемонстрировала абстрактное мышление, но совершила выдающийся скачок в новой для себя системе координат.
С этого судьбоносного момента жизнь в доме да Коста переменилась. Изабель стала чем-то вроде принцессы из сказки, охраняемой огнедышащим драконом. Реймонд изрыгал языки пламени на всякого, кто осмеливался приблизиться к Изабель с невинной мыслью с ней подружиться.
Мюриэл и сама понимала, что дочь талантлива, но твердо решила, что не даст превратить ее в белую ворону. Она всеми силами пыталась создать для гениальной от природы девочки нормальную среду. И из-за этого у нее постоянно происходили стычки с мужем. Например, стоит ли посылать ее в начальную школу.
— Школа только затормозит ее развитие, — твердил Рей. — Тебе не кажется, что это будет несправедливо по отношению к девочке?
Да, по этому поводу Мюриэл разделяла его опасения.
— Реймонд, я не сомневаюсь, что с тобой она может многому научиться быстрее, чем в школе. Но с кем же ей дружить?
— Что ты хочешь этим сказать? — не понял Рей.
— Ей нужно общаться со сверстниками. Если, конечно, ты хочешь, чтобы она выросла нормальной девочкой.
Мюриэл была внутренне готова к вспышке гнева, но этого не случилось.
— Послушай меня, дорогая, — негромко сказал Рей. — Слово «нормальный» вообще не подходит к нашей дочери. У нее беспрецедентные способности. Можешь мне поверить, она с удовольствием со мной занимается. Да у нее просто ненасытная жажда познания! Ей хочется знать все больше и больше.
Мюриэл попробовала разобраться в своих переживаниях. Мужа она любила и не хотела разрушать семью. Если и дальше оспаривать каждое его решение, страдать будут не только они, но и дети. Причем оба.
Решение далось нелегко, но Мюриэл пришла к заключению, что альтернативы нет. Злясь в душе, она сумела сохранить стоическую выдержку, когда Реймонд проинформировал отдел образования, что его дочь больше не будет ходить ни в детский сад, ни в школу и что он сам возьмет на себя обязанности по ее обучению.
В одном Мюриэл была тверда: когда пришло время, она, не обращая внимания на ворчание мужа, записала дочь в среднюю школу.
При одном условии (Рей вечно ставил ей какие-то условия): переступив порог дома, девочка будет немедленно садиться с ним за занятия. И никаких поблажек.
Мюриэл, конечно, гордилась талантами дочери. Но с радостью отмечала, что Изабель вполне способна общаться со сверстниками. Например, она с удовольствием обсуждала с подружками истории о Винни-Пухе и Пятачке. Разница была лишь в том, что Изабель прочла эту книжку сама.
Дважды в неделю к Мюриэл домой приходили ученики — дети, обучающиеся игре на скрипке. Иногда она давала им поиграть на давно заброшенной сыном скрипке-четвертушке.
Как-то раз Мюриэл оставила скрипку на журнальном столике. И пока Рей проверял лабораторные студенческие работы, а сама Мюриэл готовила ужин, инструмент взяла в руки Изабель. Подражая тому, как это делали ученики на занятиях, девочка прижала скрипку к плечу, взяла смычок и провела им по струнам.
Раздался резкий скрип, услышав который Мюриэл сразу же выбежала из кухни. И, замерев в дверях, стала исподволь наблюдать за дочерью.
Изабель сделала еще нескол