Скрип. Из логова раздается именно это: скрип, шорох, постукивание. Яп-понский городовой…
Волна тухлой вони ударяет в нос, выплескиваясь из норы наружу.
А потом из нее появляется… это.
Медведь, мать его. Мертвый гнилой медведь. Ну такой — подсохший уже, но не до конца. Заплесневелая шкура летит с мертвого тела клочьями, глаз нет, ухо только одно — желтеет череп. В шкуре, кажется, копошатся какие-то паразиты.
Медведь разевает пасть, скалится гнилыми зубами.
И ревет.
Ревет он беззвучно — в пасти клокочет вязкая черная дрянь, цвета тех «ягодок», что я тут насобирал.
И я бью его по голове палкой, вцепившись в нее двумя руками. Она трещит и ломается — и череп медведя тоже. Голова монстра перекашивается, черная жижа течет из пасти, точно чернила. Уже не клокочет.
Я опять бросаюсь бежать. Какая-то часть меня орет от ужаса, а другая часть — всегда помнит про кочки.
Только по сухим кочкам. Р-раз! Р-раз! Дальше!
Далеко я не убегаю: едва берлога оказывается в отдалении, меня рвет. Кажется, вонь навсегда прописалась в глотке.
Допиваю воду. И бреду дальше по кочкам. Дубинку жалко.
К дереву я выбредаю еще через полчаса, если верить часам. А другого мне не остается.
Еще один холмик, на нем — огромный корявый ствол. Деревья тут все корявые, но притом хлипкие — а это первое, на которое можно влезть. Нельзя упускать такую возможность — тем более другого плана и нет. А без плана в Хтони нельзя, говорил Рокотов. А Рокотов — выбрался.
Осторожно взбираюсь на холм: славно-то как, не едет ничего под ногой, не пружинит. Оглядываю кривого гиганта. Дерево вроде и дерево… но все больше чувствую себя неуютно, точно на меня кто-то смотрит.
Ну и ладно. Я сейчас сам на вас на всех посмотрю. Сверху.
Подпрыгиваю, цепляюсь за ветку, ногами карабкаюсь по стволу — он весь в трещинах. Интересно, что это вообще такое. Дуб, вяз? Они на Сахалине растут? Или этот, как там Федька говорил… осокорь? Он-то узнал бы, ботаник…
Нога попадает в большой гладкий круг, окруженный валиком — вроде как шрам на коре.
Дерево трещит и шевелится.
«Ву-у!» — вырывается из земли со всех сторон от холма.
Вместо серого круга на меня смотрит громадный глаз — и моргает. Вряд ли Федька знает такую породу.
Ору и падаю вниз… Темнота.
Когда я прихожу в себя, башка раскалывается, а пить хочется совсем нестерпимо. Однако плохо не это.
Плохо то, что задница крепко застряла в трещине, рассекающей толстый древесный ствол (не было этой трещины раньше, точно!!), а грудь, ноги, и руки… покрыты корнями, которые выглядят так, будто им сто лет. И эти корни еле заметно шевелятся, медленно погружая меня вглубь холма.
Глава 9Соль. Файтер, бард и завхоз
— Да нет в этой Хтони ничего такого, ага, — бурчит Ленни, объезжая по встречке очередную выбоину в асфальте. — Почему тебе там как медом намазано? Дождись лучше нормальной работы…
— Ты это уже в десятый раз говоришь! Поезд ушел, у нас стрелка со сталкерами забита. Нет дороги назад — перекрыта и взорвана трасса!
— Ничего трасса не взорвана, просто не ремонтировалась давно… — не узнает цитату Ленни. — Хотя, в самом деле, как будто бомбили ее, ага…
В подтверждение его слов машина подпрыгивает на очередном ухабе — едва не прикладываюсь макушкой о крышу. Ленни так и зовет свой драндулет — Попрыгунчик. А ведь за все время в этом мире так далеко от Поронайска я не уезжала… И не в браслете тут дело — он, по идее, позволяет перемещаться по всей Кочке. Просто так сложилось, что все мои дела, проблемы и радости оказались сосредоточены в этом городе. Однако знакомые сталкеры Ленни живут в других местах, потому стрелку с ними он забил в придорожном кабаке.
— Расскажи об этих сталкерах!
— Да я Клару только знаю. Она мне троюродной племянницей приходится. Хотя старше меня. А состав команды у нее все время меняется. Ты… уверена, Соль?
— Достал уже гундеть! Скажи мне лучше, эта Клара… она на Поронайск работает?
— Ну а на что ей еще работать? — пожимает плечами Ленни. — Она же в нашу аномалию ходит. Там ограждение, конечно, на соплях держится, но точки входа — наперечет, и за каждой приглядывают. Зайти-то каждый может, а вот тем, кто еще и выходит, потом очень вежливо предлагают делиться. Поддержать, так сказать, поронайскую фармацевтическую промышленность.
— А, то есть по этой аномалии только наши ходят?
— Если бы… Опричники еще, у них там сто двадцать шестая база рядом. Клара их последними словами поносит — уже половину аномалии изгадили своим магтехом, причем ни себе, ни разумным — на корню месторождения тяги губят. И нет на эту мразоту никакой управы. А прочие могут и по всей строгости закона ответить за нарушение карантинного режима аномальных зон… ну или всегда найдется за что. Но вот если с милицией дружить, то и сам внакладе не останешься, и проблем не огребешь.
— Хах, ну это уж как водится. Узнаю почерк дяди Борхеса.
— Ага. Он хоть и не вернулся из этой Морготовой командировки до сих пор, но в смысле денег все под контролем.
Хм, Борхес до сих пор не вернулся — и даже поездка Катрины в Южно-Сахалинск не помогла. Тревожно это… Хорошо, что я договорилась с Токс, что она будет ночевать в Доме, когда меня нет. Я дерусь как сто похмельных чертей, а она зато гражданка Авалона. Неизвестно, что защитит Дом надежнее.
А, ладно, чего я это я разнылась, как умная Эльза! Я же в Хтонь намылилась, а там коньки отбросить — как два пальца об асфальт. И тогда все остальные проблемы решатся сами собой! В общем, авось кривая вывезет.
— Еще, Соль, такое дело, — мнется Ленни. — Ты как бы слишком конкретных вопросов не задавай. Типа надолго ли идем, куда точно пойдем, что именно будем делать, такое все. У сталкеров вроде как плохая примета — планировать. Хтонь этого не любит. Считается, что чем больше планов настроишь, тем быстрее все пойдет… не по плану, ага. Но прямо об этом не говорят.
Разумеется, я ожидала, что мы приедем в суровый трактир с густым тестостероновым вайбом, где хмурые мужчины в комбинезонах с торчащими из самых неожиданных мест шлангами будут пить неразбавленный спирт, оглядывая окружающую действительность с выражением презрительного превосходства. Однако Ленни паркуется возле кафешки с яркой пластиковой мебелью. Внутри до отвращения обычные автомобилисты хлебают жидкий борщ и растворимый кофе, а за стойкой немолодая пергидролевая девица заполняет накладные.
Ленни ведет меня к угловому столику. За ним сидит кхазадка, на первый взгляд смахивающая на мадам Кляушвиц, только в молодой и, страшно сказать, еще более энергичной версии. Рядом с ней — хайрастый юноша, в котором я определила эльфа только методом исключения: точно не орк и не кхазад, а для человека уши слишком длинные. Рожа смазливая, живенькая, но при том простецкая и даже какая-то слегка ассиметричная, что ли — даже в полукровке Светляке было больше холодного эльфийского совершенства. Но запаха тела практически нет — значит, эльф.
— Тебя мы знаем, — с места в карьер заявляет кхазадка. — Видели в эхони. Я — Клара. А это Мотя.
— Мотя? — на меня своевременно нападает приступ кашля, позволяющий прикрыть ладонью нижнюю часть лица. — Эльф Мотя?
— Мотылек, — улыбается эльф. — Я не хотел отягощать товарищей заучиванием моего подлинного имени… в нем тридцать два слога. Потому перевел его часть на русский и назвался Мотыльком. Но не учел, что клички всегда сокращают…
Пожимаю плечами:
— Ну, мне это не грозит, мою кличку уже не сократить… Что нужно о себе рассказать?
— Я знаю все, что мне нужно знать, — отвечает Клара. — Иначе бы тебя здесь не сидело. Вообще Хтонь — штука заковыристая, и я не стала бы связываться с мокроухой. Но дерешься ты хорошо. С нами раньше урук один ходил, а теперь поднял баблосов и отчалил назад в свою Орду. Он, прямо скажем, интеллектом не блистал, да и на стоянках умудрялся весь лагерь проперживать. Но монстров рубил справно, не кипешевал, когда припекало, на рожон не лез и берегов не путал. Вот ты и будешь вместо него. Разве что часть с пердежом можно пропустить.
— Идет. Какие правила?
— В Хтони правило одно: слушайся ведущего, то есть меня. Потому что в Хтони есть только одна закономерность — в ней нет закономерностей. У меня двадцать три ходки за плечами, из них в двенадцати я была ведущей. Кто меня слушался, тот всякий раз выходил — своими ногами или на одеяле. Прочие так и считали себя бессмертными до самой смерти. Свое полетное время знаешь?
— Свое… что?
Клара тяжко вздыхает:
— Сколько времени ты можешь провести в Хтони до начала деградации интеллектуальных и моторных функций. Я вот — тридцать с половиной часов. Мотя — тридцать три. А ты, понятно, не знаешь. Ладно, ваши обычно долго летают, крепкая порода. У нас первый приоритет — жизни, а потом уже тяга. Так что быстро не озолотишься, губу даже не раскатывай. Треть выходов вообще пустая оказывается. Про порядок расчетов Леннард тебе объяснит. И заведовать хозяйством буду я, это не обсуждается.
— Ок, не будем обсуждать. Какое оружие брать? Пистолеты?
Жизнь прекрасна и удивительна, если патронов закупить предварительно. Я, правда, стрелять так толком и не выучилась. Когда бы мне было? Я даже стандартный гимнастический комплекс от Сто Тринадцатой через день делала…
Клара усмехается:
— Вот за километр мокроухую видно. Смотри, не брякни при ком такого — опозоришь меня. В Хтони ни на какую технику нельзя полагаться. С катаной той у тебя сносно выходило работать. Вот ее и бери. Ладно, молодежь, вы тут знакомьтесь, а я в сортир.
Клара выходит из-за стола и направляется в угол заведения, небрежно раздвигая попадающиеся на пути стулья — иногда вместе с сидящими на них разумными. Похоже, она только выглядит грузной, но это не жир, а мышцы. Повисает неловкая пауза. Эльф Мотя ободряюще мне улыбается. Вид у него… хипповский какой-то, вот. Только цветка за ухом не хватает да еще гитары за спиной. А, вон и гитара — в углу, за столиком.