Никаких слов. Только дыхание, шорохи, приглушенные звуки. Закрываю ее губы своими — не из страха быть услышанными, а от желания быть еще ближе.
Она крепче прижимается, цепляется, выгибается — и я почти теряю самообладание. Но сдерживаюсь. Мне важно, чтобы ей было хорошо. Так же, как в бою — каждое движение выверенное. Все стремительно, но подлинно.
Варя сжимает мое запястье, обвивает меня ногами — и в этот момент за окном что-то глухо гремит. Может, грузовик на плацу. Может, небо.
И я больше не сдерживаюсь.
Варя вскрикивает — и я мягко закрываю ей рот ладонью. Она принимает это — таков наш негласный договор.
Когда все завершается, она лежит на столе — еще прекраснее, чем прежде. Отстраняет меня, садится, поправляет блузку. Я нахожу китель, встряхиваю его. Одной пуговицы не хватает. Ничего страшного.
— Если кто узнает — мне конец. Правда.
— Никто не узнает, — отвечаю. — Никто не должен.
Думаю: верные ли слова выбрал? Но она кивает.
— Все в порядке? — спрашиваю. — Все хорошо?
Она снова кивает, но отводит взгляд.
С улицы доносятся голоса.
— Варя… — начинаю я. — Мы теперь…
— Андрей, — шепчет она, — Андрей. Тс-с.
Прижимает палец к моим губам:
— Я же крепостная.
— Ну и что, Варя? Мне все равно.
— Андрей… ты не понимаешь.
— Так объясни.
— По документам — я принадлежу хозяйке. Пока не отработаю долг семьи, не заплачу выкуп. Мы… взяли в долг. Потом умер отец. Потом мать. Осталась я.
— И сколько тебе отрабатывать?
— Много. Челядникова за меня платит: еда, жилье… одежда. Поэтому сумма почти не уменьшается.
— Это же рабство.
— Это контракт. Я сама его подписала. Мне тогда было пятнадцать. И либо так, либо…
Смотрю на нее, потом на окно. Бледный свет, тень от перекладины.
— Значит, выкуп. Так все-таки сколько?
— Андрей, ты не сможешь.
— А если попробовать?
Она прижимается ко мне. Затем отстраняется, всматривается в мое лицо:
— Андрей, не надо. Не вмешивайся. Просто будь пока рядом. Хорошо?
Молчим. На стене доска. На окне — штора, которую мягко колышет сквозняк.
Провожу пальцами по Вариному бедру.
— Ну, тогда?..
Она снова откидывается, слегка улыбается. Разводит ноги:
— Только нежно.
— Я понял.
Целую ее. Уже без спешки — просто остаюсь рядом. Рядом — и с ней.
Под окном раздаются шаги. Кто-то грузно проходит мимо.
Но здесь и сейчас только мы, и никого больше.
Глава 13Соль. Вероятности сплетаются в неизбежность
— Значит так, — решительно говорит Клара. — Собираем вот эти камни и несем с собой. По четыре штуки, не меньше.
Шик-блеск, камешки-то по паре килограмм каждый! Не осиливаю придержать при себе свое ценное мнение:
— Я поняла! Когда на нас нападут мертвые медведи, мы эти камни выкинем, нам станет хорошо, и мы ка-ак убежим!
Клара бросает на меня уничтожающий взгляд:
— Пошути мне еще! Знаешь, сколько таких шутников здесь мертвых медведей кормит? Причем до сих пор.
Хлипкий на вид эльф Мотя с рассеянной улыбкой нагружает себя чуть ли не десятком камней. Мрачный Мясопродукт старательно следует его примеру. Нахрена этот гений с нами поперся, я вообще не понимаю. Надо же так любить деньги… Должен благодарить Основы, что его в прошлый раз не вывели на чистую воду и совершенно случайно не оставили тут кормить мертвых медведей. А с тех пор ситуация накалилась. На днях видела на торговой улочке, как на всех лавках вдруг стали опускаться жалюзи — почти синхронно, минутой раньше, чем из-за угла вышла троица хмурых парней в черной форме с собачьими головами. Оскорбление опричника тянет на государственное преступление, а тут — просто магазины закрылись на перерыв, и так совершенно случайно совпало, что все сразу. Поэтому я бы на месте Мясопродукта держалась подальше от сталкеров… да вообще ото всех нормальных разумных. Ладно, раз уж он тут, надо бы с ним переговорить с глазу на глаз — вот только Клара не любит, когда группа растягивается.
Да и Моргот с ним, с этим приблудным опричником. Можно же хотя бы в Хтони отдохнуть от этих разборок! В прошлый раз я про Хтонь поняла только то, что ничего про нее не поняла, а сейчас… на каком-то уровне она ощущается как дом. Да, тут каждая тварь норовит тебя сбить с ног, придушить и пожрать, причем в произвольной последовательности. Но хотя бы в открытую. Хтонь не знает предательства, она сразу честно против тебя.
Сейчас мы идем через лес, полный светящихся лишайников и причудливо изогнутых грибов кислотной расцветки. В прошлый раз шли тем же маршрутом, но пейзаж разительно отличался. Обычный был лесок, безо всех этих психоделических декораций. Хотя мы тогда тащили центнер Мясопродукта, не до любования пейзажами было… Говорят, Хтонь откликается на страхи и желания тех, кто приходит в нее. Но со сталкерами это обсуждать нельзя — плохая примета. Эти слова в простоте не скажут, для них любой чих — примета, и всенепременно плохая.
Лес сменяется гладким черным болотом. Через него ведет тропинка — где сплошная, а где цепочка кочек. Вот весело будет по ним сейчас скакать бешеной козой! Камни в сумках — это, получается, чтобы наверняка пойти на дно, если поскользнешься или оступишься. Без лишних, значит, мучений.
На лице Клары проступает сомнение. Она поворачивается к Моте:
— Двое мокроухих. Думаешь, стоит с ними через Гладь?
Это мы с Мясопродуктом мокроухие, что ли? Эй, мы же оба уже второй раз в Хтони!
— Обойти все равно не получится, — безмятежно лыбится Мотя. — С юга миграция, с севера мох бесится…
Клара смотрит на нас с сомнением, потом машет рукой:
— Идем! Только спокойно, поняли меня?
Не знаю, поняли или нет. Но что-то уточнять бесполезно. Плавали, знаем — плохая примета.
Болото блестит — ни дать ни взять черное зеркало. Поначалу его окаймляет мертвого вида лес, а потом он пропадает из виду. Мы оказываемся посреди безупречно ровной глади — идеальные мишени. Плечи уже даже не ноют, а просто немеют — Клара и без того заставила тащить с собой чертову прорву барахла, а тут еще и камни… Хорошо хоть тропа оказывается более проходимой, чем выглядела.
Странно, что у болота нет запаха — никакого, совсем, будто это не вода с разлагающейся органикой, а в самом деле зеркало. От нечего делать рассматриваю наши отражения — вроде как прямо таращиться на других неприлично, да и тоже наверняка какая-нибудь плохая примета.
Клара прет танком, выражение лица соответствующее — решительное и одухотворенное такое. Мотя выглядит расслабленным — надеюсь, это означает, что прямой опасности он не чует. Мясопродукт тащится в хвосте, он насуплен и мрачен. Забавно, на нем та же синяя с белыми полосами куртка, в которой он в прошлый раз принимал болотные ванны, вот только выглядит она совершенно новой — у них в опричнине что, и прачечные магтехнические? Что вообще там происходит, чему этих несчастных курсантов учат на краю света — со снага-хай махаться?
Пока я смотрю, отражение Мясопродукта Андрея плавно, но быстро меняется: теперь на нем уже мощная броня в камуфляжных разводах, а в руках — странного вида штука… По форме — как сложенный зонтик, но изящная, в орнаментах вся… явно не серийное производство. Что за хрень, зачем она нужна среди болот? Отражение Андрея поднимает штуку и целится аккурат мне в спину. Оружие? Так, стоп, это морок, тут все не взаправду! И все же оборачиваюсь.
Это не морок! Броня, оружие — все на самом деле! Андрей целится в меня, его тупое лицо ничего не выражает. Немыслимо плотный луч света летит мне в грудь. На рефлексе прыгаю в сторону, прямо на зеркальную гладь — и проваливаюсь в нее.
Кто-то кричит, в воздухе свистят камни. Судорожно дергаюсь, но ледяная вода парализует тело и тянет вглубь — словно что-то обвило ноги. Оттолкнуться не от чего, держаться не за что. Отчаянно вдыхаю воздух напоследок и тут же винтом ухожу ко дну.
Испугаться толком не успеваю — пару секунд спустя рюкзак резко дергается вверх, вытягивая меня за собой. Не сам по себе — Андрей держит его здоровенной своей граблей. Аккуратно ставит нас с рюкзаком на соседнюю кочку. Тяжело дышу, пытаюсь пошевелить замерзшими мышцами — вроде понемногу отходят.
Клара и Мотя сосредоточенно, с силой бросают камни в воду, которая больше не напоминает зеркало. Странное какое занятие.
— Эй, ты чего? — спрашивает Мясопродукт. — За каким фигом вдруг прыгнула туда?
Смотрю исподлобья. Конечно же, нет на Андрюхе никакой брони — та самая синяя куртка, теперь рукава по плечи мокрые. В руках тоже ничего. Морда простодушная, встревоженная.
— Да так, — бурчу, — померещилось.
— Уходим, быстро! — отрывисто командует Клара.
Больше я на отражения не смотрю. В мокрой одежде холодно, но тиной от нее не пахнет — словно вода в болоте дистиллированная. Как только болото остается позади, наскоро переодеваюсь — с Кларой не забалуешь, она каждого заставила взять с собой запасную одежду и даже обувь, причем лично проверила, что все упаковано в герметичный мешок. Действительно, глупо было бы пойти в одно из самых опасных мест на планете и в результате помереть от простуды.
Теперь мы идем уже по широкой лесной просеке — откуда она тут только взялась? Не выдерживаю и догоняю Клару:
— А почему нельзя было предупредить? Ну, про Гладь.
Клара усмехается:
— Сказать «на отражения не смотреть, чего попало не думать»? Тогда бы вы оба такого тут набоялись на мою голову… На Гладь, если с мокроухими, завсегда надо выходить с тем, чем можно разбить отражения. Пока они не заместили того, кто отражается. Ладно, не дрейфь — Гладь только мокроухих любит, а кто ее хоть раз прошел, тому она уже не шепчет. В отличие от многого другого… Смотри в оба.
— Некоторые верят, будто Гладь предсказывает будущее, — бормочет Мотя.
— Ты-то хоть не говори под руку! — одергивает его Клара.
Старательно таращусь по сторонам, хотя пронизанная солнечными лучами березовая роща никаких подозрений не вызывает. Ну, если не считать того, что она летняя — в Поронайске-то живописная золотая осень стремительно сменяется унылой черной. В термобелье ощутимо становится жарковато.