— Это вообще что было⁈
— Ритуал, — отвечает эльф.
— А похоже, будто кто-то от трупа хотел избавиться…
— Нет. Тот снага сам себе взрезал вены.
— Зачем⁈
— Я не знаю. И эфирных следов не осталось.
— Да нет, я не про то… Зачем разумному вообще делать такое с собой… здесь⁈ Добровольно?..
Неожиданно откликается Клара:
— Мало ли зачем! Может, семейный долг отрабатывал. Бывают безвыходные ситуации, не нам судить.
— Обеспечить будущее потомства ценой собственной жизни… — тихо говорит Соль, словно повторяя заученные чужие слова. — Не стоит ставить снага-хай перед таким искушением.
— Так, народ! — Клара останавливается, оборачивается к нам: — Тут уже можно поговорить. Вот это все, что мы видели… это должно тут и остаться, поняли?.. Никому ни словечка! Ни полсловечка! Клап штих!
Что-то мне в этом требовании не нравится:
— Но ведь… разумный погиб. Надо… ну, в милицию заявить. Что нашли труп. Хоть и в Хтони.
— Заявить — чтобы что⁈ — шипит кхазадка. — Это натуральное дерьмо, понял? Лучшее, что мы можем сделать — держаться подальше. Формально — самоубийство, а не убийство — раз. Тела нет, улик нет, само место под землю провалилось! — два. Милиция начнет задавать вопросы — три. И не только милиция — это четыре. Короче! Мой вам приказ как старшей группы. Рот на замке! Все поняли⁈
Мотя отстраненно кивает, Соль, хмыкнув, тоже. Даже если не согласна, спорить не стала. Я, пожав плечами, соглашаюсь тоже. Ладно.
— Пошли, — буркает Клара. — Мотя?
— Угу, — отзывается эльф, который то изучает карту, то начинает прислушиваться к местным «вибрациям». — Вроде и дальше все чисто.
Идем.
Вскоре Плешивый лес расступается, мы попадаем на этакую опушку, открытое место. Тропа утоптана — и хотя об этом прямо не говорят, кажется, выход из очага близко.
Вот только… Ага. «Чисто», — говорил Мотя. И вправду чисто — ни глазастых деревьев, ни грибов со скелетами здесь нету. Зато есть другое. Еще одна группа сталкеров!
И едва мы появляемся из зарослей, нас замечают.
Клара с досадой сплевывает:
— Что за непруха…
Группа сильно многочисленней нашей: два, три… восемь… пятнадцать человек. Вооружены. Взглядом выхватываю не только рукоятки всяких дубинок и прочего убойного инвентаря, но и приклады ружей… нет — обрезов. Надо же, а Клара говорила, с огнестрелом в Хтонь только наш брат ходит — опричник.
И именно в этот момент замечаю среди рож и плеч знакомую рожу. Мятую, сизую и с золотыми зубами. Брунь! И вправду непруха…
Клара, застыв на секунду, тут же уверенно прет вперед — эдакий броневичок.
— Кто у вас главный⁇
Ну правильно, чо. Надо сразу себя поставить. Сделав морду кирпичом, топаю за ней. Типа бодигард. Соль тоже натужно изображает расслабленность, и только Мотя… не изображает. Эльф уже попустился после того, как нашел ту могилу в полиэтилене, и теперь снова похож на безмятежного хиппаря с ромашкой в зубах. Улыбается, смотрит расфокусированным взглядом не пойми куда.
Сталкеры обступают нас полукольцом. Брунь держится сзади — наверняка же узнал меня, но виду не подает. Угрюмые, мощные мужики… все — люди. Неплохо снаряжены — вразнобой, но качественно. У одного и вовсе пистолет-пулемет с узнаваемым круглым магазином — «огнестрельный чайник». Через вырезы в кожухе, впрочем, видно, что и тут ствол обрезан. Да и приклад не родной… И все это я замечаю, потому что патлатый хозяин оружия ненавязчиво эдак снимает его с плеча. Типа ремень поправил. Ага.
Из рядов мужиков выдвигается низкий, но крепкий дед с лысиной такой широкой и полированной, будто шлем. За современный разгрузочный пояс заткнут обычный топор. Вот прямо за сам пояс… ну а что, впрочем? Имеет человек право носить как хочет. Притом на куртке у деда шесть самодельных кармашков под патроны 12-го калибра, и три патрона, кажись, крашены серебрянкой, а еще три — обмотаны шерстяной красной ниткой… Ну ладно.
— Я главный, — хрипло говорит он. — А ты кто?
— А ты что, Язовец, не помнишь? — яростно отвечает наша кхазадка. — Я — Клара!
— Не помню, — равнодушно отвечает дед. — Ни тебя, ни кого из них… Эй, братва! Рожи знакомые вам? Нет?
— Нет… — вразнобой гудят сталкеры.
Брунь молчит. Расступаться мужики не спешат.
— И чего… Клара? — хрипло интересуется дед. — Урожая много собрали?
Кхазадка с ним одного практически роста.
— Прилично. Обратно уже идем. Дорогу нам дайте. И — «вернись тише, чем зашел», Язовец. Тяги сегодня на всех хватит.
Дед чмокает губами:
— Дык не торопись. Давай, расскажи, каков очаг нынче? Люди говорят, выброс. При выбросах-то опасно вглубь забираться, а вы, я смотрю… а?
— Дорогу дайте, — веско говорит Клара, глядя на деда в упор, но тот не отводит мутного взгляда.
Соль замерла, точно статуэтка, а Мотя внезапно засовывает пятерню за пазуху. Сталкеры Язовца аж подскакивают, но эльф вытаскивает… полусъеденный леденец. Летят ругательства. Дед моргает — и тут же сплевывает с досадой:
— Я думаю так… как бишь тебя… Клара… Я думаю, это вы, недоумки, Хтонь потревожили. Вон эльф… маг небось. Тягой халявной себе рюкзаки набили — а на остальных вам плевать.
Теперь на бедного Мотю направлены сразу три ствола, но эльф этого словно не замечает. Обрез ПП при этом глядит на Соль. Хотя катана у нее по-прежнему за плечом, а у меня дрын в руке. Обидно даже.
— Поэтому… скидывайте рюкзаки. Полагаю, что справедливо будет… ежели компенстируете ущерб.
«Компенстируете». Ага. Шагаю вперед.
Вся эта сцена выглядит идиотски, позорно, нелепо — точно в прикольном кино про гангстеров. И как раз такие нелепые ситуации в жизни могут взрываться брызгами крови, болью и осколками глупых решений, которые не отменить, потому что поздно. Знаю. Дядя Женя рассказывал…
— Осадите.
Откуда ни возьмись, вырастает Брунь. Что-то шепчет в ухо, пытается меня сдвинуть. Дышит кариесом.
Кивает главному: мол, с этим я разберусь.
— Тихо-тихо, Андрюха! Тебе надо? Тебе оно надо, а?.. Давай в сторонку, в стороночку отойдем…
Отталкиваю его, но Брунь напористый:
— На базе если узнают, что ты в Хтонь лазил? — шипит. — А? С этими?
— А если про тебя? С этими?
Брунь теряется на мгновение:
— Тю, напугал! Про меня и так знают. И я-то с людьми, Андрюха! С людьми! И тебе предлагаю, пока не поздно: фигни не делай, просто постой в сторонке — я скажу пацанам, что ты свой…
Толкаю его, так что летит на задницу:
— Осадите, сказал!
— А то что⁈ Руки в гору, ска!
Стволы уже неприкрыто наставлены прямо на нас, а Клара вошла в какой-то кхазадский боевой раж — орет на Язовца: «Я тебе рыло прокомпостирую, нах!» — и сейчас кинется на него, лишь бы не отдавать свое, не снимать рюкзак и…
— Пропустите нас, или хуже будет! — одновременно с моим резкий возглас Соль.
«Хуже будет», от щуплой девчонки, ага… Напугала…
— Руки в гору! — рычит один из громил, бородатый рыжий детина в дождевике, зам Язовца. — Считаю до трех! Р-раз! Два!..
И что будет быстрее — катана мутантки-снага или очередь из ПП⁈ И пока я решаю этот вопрос, со словом «два» зам резко толкает кхазадку, дергая за рюкзак.
Вопль Клары. Она не намерена отдавать имущество: ответно толкается — и получает локтем по лицу.…Шелест катаны.
Я бахаю замедление раньше, чем успеваю это сообразить. Теперь это делается намного легче, чем тогда, в первый раз. Будто прием отработал. У меня пара секунд, не дольше. Дольше не продержу.
Снова шагаю вперед, заслоняя Соль от ПП. Отворачиваю спиленный ствол в дырявом кожухе: снять не успею. Рывком отцепляю пальцы рыжебородого от рюкзака Клары и даю противнику импульс. Пошел!
Время взрывается событиями. Мужик с обрезом ПП шатается, но на ногах остается и спуск не жмет — молодец. Соль — с катаной в руках. Никого не шинкует — тоже красотка. Никто не выстрелил — хотя мог.
Потому что — я это уже понял — разумные кожей чувствуют сотворение магии. И для большинства это пугающее ощущение. Оно само по себе… притормаживает.
Поэтому все таращатся на бородатого. Уже не рыже- седобородого. Громила в дождевике валяется на земле — жив, цел. Точно знаю, что ничего ему не повредил, не состарил всерьез. А вот с шевелюрой придется ему попрощаться: девочек бить нельзя. Даже кхазадок.
Молодой парень, сидя на кочке, в панике щупает лысый череп — теперь гладкий, как у командира. В руках у него остаются клочья седых волос — выглядит мерзко.
Все глядят на него — и на меня.
— А то вот что, — рычу я, — поняли⁈ Это было предупреждение. Кому годков жизни не жалко — может в меня стрелять. Потом не обижайтесь.
Неожиданно соображаю: я сейчас повторил тот же трюк, что и при инициации с гонщиком-кхазадом. Только теперь — осознанно.
И со свирепой физиономией взмахиваю арматуриной.
Сталкеры шарахаются. Язовец в панике таращится… на Бруня.
— Пес он, пес!! — вскрикивает фальцетом тот. — Не трогайте! Пусть идут все четверо!
Я шатаюсь, но Мотя с улыбочкой подставляет плечо.
Отчего-то Клара глядит на меня с ненавистью. Резко дернув за лямку, маршевым шагом устремляется по тропе — мимо раздавшихся в стороны сталкеров. Мы — за ней. Соль, на мгновение приостановившись, с серьезной миной говорит сталкеру, который облысел:
— А волосы-то все-все-все собрать надо. Чтоб ни единого не осталось тут — в Хтони. А то ПРИМЕТА ПЛОХАЯ — ну, сам понимаешь.
Ветерок почем зря разносит седой пух, детина в дождевике глядит на это дикими глазами. Соль с достоинством удаляется, и мы с Мотей следом.
Но когда мы молча отходим от лагеря Язовца на достаточное расстояние, кхазадка оборачивается. Устремляет взгляд на меня и медленно, чеканно произносит:
— Все. Ты — как там тебя зовут — остаешься здесь. Никаких дел с собаками. Это мое слово. Геклункт!
[*] Ты сам избрал этот путь. Я сожалею о твоей судьбе и выборе.