— Ждите здесь, снаружи. А ты — заводи ее, заводи! — И фура начинает медленно заползать в ангар.
Мы оглядываемся.
Федор морщится:
— А вам тоже кажется, что пахнет тухлятиной?
— Нет, — отвечает один из Славиков. — Мне не кажется.
Сицкий, нервно поглядывая во все стороны, сплевывает в мазутную лужу:
— Снага-хай, ска…
Вот вроде бы главный аристократ среди нас, а ведет себя, как главный гопник. Хорошо, что мы без оружия — а то Ганя точно бы начал выставлять какой-нибудь ствол.
Снага, между тем, лично мы до фонаря. А вот фура… Вернее сказать — заявления Марушевили… Внутри ангара явно происходит драма: наш завхоз что-то доказывает здоровенному снага в серой робе, трясет папкой… Он явно не согласен. Нависает над завхозом. Наконец, тот вспоминает о нас:
— Сюда идите! — орет из ангара. — Разгружать будете!
— В каком смысле «разгружать»? — рычит его оппонент. — Нет, ты мне скажи!
Плетемся внутрь ангара. Снага тут десятка два — тоже с интересом наблюдают за диалогом. Активно поддерживают главного выкриками, но внятно звучат только «ска» и «нах».
Неожиданно вижу среди нелюдей человеческую девушку, да еще и красотку. Деловитая блондинка отбирает у Марушевили папку, начинает изучать бумаги. Пацаны откровенно на нее пялятся, но прямо скажем — обстановка не располагает.
Морды у обступивших нас снага — как у бандитов с рынка. Кто-то в темных комбезах — не в тактических, как у нас, а в рабочих, — кто-то в халатах без застежек. Один в резиновых сапогах и фартуке, надо же.
— Почему возврат? — наседает на Марушевили главный. — Кто за это заплатит⁈
— Возврат по акту, — отвечает завхоз. Говорит тихо, быстро, не глядя в глаза. — Принято решение. Бумаги вон, тоже можете ознакомиться…
— Решение кто принял? Ты?
— Нет. Я сопровождаю. Смотрите документы…
— Сопровождающий… — повторяет снага, скривившись. — Документы мы смотрим. А пока ты постой. Постойте все. Сейчас покажу вам, какое тут мясо.
Бригадир снага поднимается на подножку. Дергает защелки, тянет дверь. Раз — створка отлетает, глухо ударяется о корпус. Два — вторая створка. Мы видим груз. Ряды ящиков, маркировка. Все вроде нормально. Чуть парит — фура стояла на улице, внутри прохладно.
Снага на секунду замирает. Потом рычит:
— Свежее! Посмотрите! Вот, понюхай, нюхай! — и делает шаг вглубь кузова.
И тут начинается черт-те что.
Слева один из снага внезапно срывает с себя перчатки — резко, словно те руки жгут. Скрючивает пальцы. А потом напрыгивает на Славика-Мирослава. Это настолько внезапно, что оба валятся на бетон.
Вячеслав вскидывает руку, и… тут же еще один — здоровенный! — снага влетает в него тараном. Не бережется совсем, как безумный. Ну, против лома нет приема: Славик тоже летит на пол, сбивает Сицкого.
Третий снага — с наколкой на лбу, в халате — идет прямо на меня. Без разбега, просто идет, но глаза… налитые. Он не орет, не говорит ничего, просто делает шаг и замахивается.
А из фуры выпрыгивает дельфином главный — тоже та еще туша! — и обрушивается на Федора.
Ухожу с линии, бью того, что с наколкой. Он прет на меня напролом, дуром — и поэтому бью хорошо.
…Звенит в пальцах — как же славно, что я в перчатках. Звук, точно раздавили яйцо в скорлупе. Снага пошатывается, кровь бежит из губ к подбородку… Еще! Падает.
Краем глаза успеваю увидеть, как скрывается Марушевили — где-то за ящиками, а из кабины фуры тащат шофера. Блондинка тоже кинулась прочь от драки — на лице изумление, тычет пальцами в телефон… А вот Славики поднимаются — оба. Федька снес бригадира-снага в сторону — какой-то воздушной подушкой, что ли! — и сам на ногах.
Отлично. Значит, нас — пятеро. А их — нечеловек двадцать.
И судя по рожам, они хотят нас убить… Что, из-за сраного мяса⁈ Что это за безумная разборка, как в триллере?
Только вот думать некогда — надо драться. Славики вот — уже. Хрясь!
На моих глазах Мирослав всаживает локоть в грудину ближайшему снага. Тот падает с хрустом, как выбитая дверь. Второй Славик тут же разбирается со своим: захват, руку скрутить, по шее! — и сразу уходит вбок, открывая брату обзор. Работают, как в паре на тренировке: один вяжет, второй бьет. Без паузы. Снага валятся, точно в нелепом танце.
Федор делает шаг вперед. Поток ветра опрокидывает двух снага сразу. Один катится, цепляя ящик, второй спотыкается, с грохотом ударяется спиной о стену. Давление в цеху меняется — скачком! Будто люк в самолете открыли.
Сицкий шипит неразборчиво. У него рука вытянута, пальцы — как когти.
— Бл… а-ра… — говорит он.
У напавшего на него снага дергается пол-лица, и он заваливается назад. Просто падает, выключившись…По ходу, Сицкий-то самый крутой из нас! Правда, сам чо-то сел.
— Водилу спасайте! — ору я, в основном, Федору.
Потому что несчастного мужика вытащили из кабины и… э… ну, кажется, его собираются растерзать. Буквально. Рассматривать некогда, потому что у меня спарринг еще с одним озверевшим уродом. Тем самым, в фартуке.
Федор дует. Поток воздуха резкий, как удар отбойника. Снага буквально сносит, тащит прочь от кабины. Где-то скрежещет, потом грохочет металл. Кто-то матерится.
Своего я бью первым, в челюсть, но здоровенный зеленокожий хрен только мотает башкой. Второй удар — в висок. Ему похрен. Тогда хватаю снага за ворот, дергаю, всаживаю коленом — низко, под фартук, в бедро, в пах, не целясь, лишь бы он повалился. Шатается. Еще рывок — и мы вместе влетаем в стену. Готов. Поднимаюсь. И…
Э? Мимо меня проносится тело снага. Секундой позже соображаю, что его швырнул Славик. Точно в тележку для туш — тело с глухим стуком падает, тележка начинает катиться, стукается об стену. Четко снажьей балдой.
Сицкий визгливо хохочет.
Я делаю шаг назад. Федька тащит шофера — жив, без сознания. Раскидав ближайших противников, теперь мы встаем рядом с Сицким, рядом друг с другом… Только Федя хромает, Ганя, кажется, совсем уже не боец, а у Вячеслава порез прямо поперек лба — кровь льется на глаза ручьем. А снага еще около дюжины, и они… они что, взбесились⁈ Они сейчас снова бросятся.
— Я сейчас «Глаз Циклона»… — хрипит Федор, шатаясь.
Совсем не похоже, что у него еще что-то получится.
Но…
…в этот момент в ангар врывается мотоцикл.
Рев мотора бьет по ушам короткой очередью. Это не просто городской мотик: переднее колесо от внедорожника, бронекожая спина вытянута, словно у ящерицы. На длинном сидении двое: впереди — огромный снага с перекошенной рожей; позади — Соль. Волосы разметались, глаза чернеют масляными пятнами.
Мотоцикл не тормозит — влетает в цех, будто всю жизнь только так и ездил. Мы отскакиваем с дороги. Один из снага тоже отпрыгивает, еще один — не успевает: получает коленом в грудь, заваливается на спину и проносится пару метров, скребя лопатками по бетону. Водитель не спрыгивает. Он встает на подножки, тянется вверх — весь как башня — и орет так, что бетон дрожит:
— СТОЯТЬ, БЛ…! Я СКАЗАЛ — ВСЕМ СТОЯТЬ!!!
Голос гремит по цеху, как лом по бочке. Снага замирают. Один с кулаком на взмахе так и не завершает удар. У другого в руке — тактический пояс, сорванный с кого-то из наших. Он смотрит на него секунду, будто не понимает, что держит, а потом разжимает пальцы. Пояс шлепается на бетон.
Соль срывается с мотоцикла. Мы встречаемся взглядами.
— Андрюха! — орет она. — Это мясо! Оно… это от него!
У меня в голове что-то щелкает. Точно. И…
— Надо закрыть фуру!
Включаю.
Я продляю этот момент застывшего времени — для всех, кроме меня и Соль. Слишком уж неустойчиво равновесие. Слишком безумны глаза этих снага вокруг меня. Слишком парит это мясо.
Мир тянется, как резина. Пыль летит медленно. Я и Соль действуем синхронно. В том времени, что показывают мои часы.
Я бегу к борту фуры. Она — с другой стороны.
Створки распахнуты, внутри открытые ящики — нормальное мясо! Тяжелый запах не от него. Просто сам воздух тяжелый. Его не вдохнуть. Но надо.
Вцепляюсь в створку. И она тоже тяжелая. В замедлении словно еще тяжелее. Глядим друг на друга — я и Соль… Надо! Сдвигаю свою. Напротив меня Соль с усилием делает то же самое… Створки с грохотом, лязгом, сотрясением корпуса — закрываются. Все.
Отпускаю.
И все возвращается сразу. Шум. Крик. Треск. Темнеет в глазах, но…
— Надо отогнать фуру!.. — кричит Соль. — Ай!
Оставив меня, тенью скользит к кабине, взлетает по лесенке. Фура с гудением трогается — и выкатывается прочь из ангара. На воздух.
Я стою, уперев руки в колени. Дышу, как учили. Чувствую, как течет пот по шее. Не свались на этот бетон, Усольцев. Эх, надо было котлету на обеде попросить…
Позади снова орет этот мужик с мотоцикла. Ему бы к нам ротмистром.
— Встать! Очнуться! Вы на работе, снага, а не на бойне! Я сказал: очнуться!!
И замершие рабочие-снага действительно начинают отмирать. Разжимают сжатые кулаки, оглядываются. Один садится прямо на бетон. Другой с изумлением вытирает кровь, что течет из носа. Третий, шатаясь, направляется проверить того, что проехался на тележке. Да, несколько нелюдей в отключке… но живы.
У нас по-прежнему без сознания шофер, Ганя бледный, как лист бумаги, да и Федор, кажется начинает плыть: магия далась нелегко.
Рослый снага сходит с мотоцикла. Не торопясь. Шествует к нам. Лицо черное от злости, но голос уже ровный:
— Сели на свою тарантайку — и вон с моего завода.
Отчего-то не хочется с ним спорить.
Глава 17Соль. Мир устроен так — мы или они
Провожаю взглядом увозящую курсантов кастрюлю на колесах и без сил приваливаюсь к бетонному забору. Господи, только б никто не подох по дороге к этой их Морготовой базе… Там-то уже магтехническая медицина и полумертвого на ноги поставит. Погрузили вроде всех еще живыми. Но если кто-то из опричников сыграет в ящик — нам кабзда.
А может, зря я за них переживаю. Нам, похоже, в любом случае кабзда. Вопрос, пожалуй, в том, кому именно «нам». Кого сейчас пытались через эту дичь с магией крови подставить? Генриха и его снага, а заодно и всех снага города, включая моих? Или все-таки курсантов? Их же тут неиллюзорно могли перебить, и вся недолга. Мясопродукт мой Андрей был так же растерян, как и я. После Хтони я верю ему, как себе. Черт, забыла оставить Мясопродукту свой телефон, а лучше бы нам быть на связи…