И…
Перед Федькой встает Мясник — гора мяса, бицепсы торчат из-под майки, взгляд бешеного быка. Федька испуганно машет руками — если он дунет, в комнатке достанется всем. И поэтому не успевает.
— Эволюция сделала вас подлыми, — хрипло говорит Мясник в лицо Федьке.
Кулак Федора проходит насквозь, как через голограмму. А Соль, возникшая сзади, бьет его этим долгоруковским жезлом — резким тычком по шее над воротником, ниже шлема.
Федька падает. Соль каблуком дробит ему пальцы — почему-то без перчаток.
Славики бьются с фантомом самой Соль. Пространство тесное — парни не успевают понять, что это морок.
— Расчеты не в нашу пользу, — визжит фантом, размахивая, кстати, катаной, — верно? Плевать вы хотели на земское… и прочее быдло!
Вячеслав эффективно срабатывает «против мечника», и даже не пострадал бы… будь эта катана реальной. Но реальна другая Соль, которая скользит между Славиками, цепляет лодыжку, бьет в затылок. Мирослав осознал подвох, но не успевает ничего сделать и тоже падает. Соль использует его массу, чтобы удар был сильнее.
Горюнович закрутил вокруг себя вихрь какого-то мусора, бетонной крошки: опознавать фантомов, вычислить настоящую Соль. И движется к лестнице.
— Ваша магия — грязная сила слабых! — кричат ему хором две зеленокожих девчонки, сквозь призрачные тела которых летят камни.
А третья молча бьет жезлом снизу, сбоку под чашечку — сустав «гуляет», Горюнович впечатывается в стену, Соль свирепо добавляет еще.
Тургенев, вдавившись спиной в нишу между шкафов, в перекрест хлещет водяной плетью, рискуя зацепить и своих, а сам судорожно тащит фонарик, выкручивает на максимум и его лучом хлещет по воздуху тоже.
— Я не расист, — убедительно внушает ему призрачный Мясник, стоя в водяных брызгах и бликах, — но…
Соль обрушивается Тургеневу на плечи со шкафа, повисает, тянет… Фонарик летит на пол, Тургенев складывается сломанный. Соль откатывается.
— Вы, опричники — худшее в человеческой расе, — назидательно сообщает Мясник и рассеивается.
Сицкий тоже забился в угол, бестолково вертит башкой. В какой-то момент решается на рывок к лестнице. Проскакивает мимо двух Соль, не обращая внимания ни на них, ни на сетование:
— Взаимодействие с вами не принесет ничего, кроме проблем и потерь!
На третью Соль он тоже не обращает внимания, но она берет Ганю за ворот и впечатывает в стену башкой. Сицкий был, как всегда, без шлема: ему не повезло.
Буран швыряет ледяную стрелу. В кхазадку Клару, которая стоит перед ним и орет:
— У тебя нет собственной воли и собственной совести! Потому что ты — опричник! И меня ты готов прихлопнуть, как комара, ради сраного высшего блага!!
Надо отдать Морозову должное — он успевает влепить в фантом целых три ледяных стрелы. Правда, все они попадают в стену за Кларой, но Буран — упорный.
А потом Соль подпрыгивает, вцепляясь в трубу на потолке, на мгновение виснет, и Буран получает пяткой в ключицу. Перекособочивается — Соль мягко падает, виснет уже на нем, роняет… Буран тоже все.
Снага действует жестко, умело, зло. Она не просто выводит ребят из игры — причиняет боль. Калечит. Мстит.
Разворачивается к последнему, который у меня за спиной. К единственному, кого я не вижу. Фантомы маячат у нее за спиной. Парни — все, кроме Льва — лежат на полу.
Ненависть кипит в глазах снага. Стоя над скрюченным телом Морозова, она пинком бьет его в шлем. Еще раз. Еще. Голова дергается.
Соль смотрит не на Бурана, а на меня и на Долгорукова: как вам?
Она улыбается.
— Тварь, — говорит ей Лев.
И взрывается светом. Иначе это не описать.
Свечение изливается из его фигуры волнами, толчками затапливая подвал. Сияние окутывает тела — и лечит.
И обжигает. Обжигает врага.
— Я же говори-и-и-л! — верещит Лев, создавая новые и новые волны света. — Я же говорил, что всех вас смогу защитить! А вы не верили, дураки-и-и!
Фантомы исчезают мгновенно — как соль в кипятке. Снага с горящими на голове волосами вылетает наружу, прочь из подвала — с диким, звериным воем. Кажется, своей невеликой массой она сносит дверь.
Мне в грудь бьет колено Льва, и сам он тут же валится рядом, как мешок.
У него тоже инициация.
ЭпилогЧасть 1. Андрей. В комнате с белым потолком
Парни приходят в себя быстрее, чем мы со Львом. Мы в себя вообще не приходим. Валяемся, как два куля. Мир вокруг тонко-тонко звенит, все какое-то ненастоящее. И я остро чувствую… то, что раньше было словно за мешковиной, нащупывалось в грубых очертаниях, с усилием. А теперь течет прямо сквозь меня.
Ток времени. На его пути можно возводить плотины, а можно его убыстрять. Можно даже поворачивать вспять, как я выяснил. Отчетливо осознаю, что теперь я все это умею — это и еще очень многое! — и могу тренировать умения. Но сил нет.
А Долгоруков там что, интересно, в сиянии купается? Воин света хренов. Пацаны его с меня оттащили — уже хорошо.
Ганя опасливо идет на разведку — наверх. Возвращается невредим:
— Ну, там эти, эльф и кхазадка, шепнули теперь не дергаться, сидеть тут.
— Да мы, блин, и сидели, — постанывает Горюнович, потирая коленку. — И зачем тогда было нас тащить? Теперь снова сидим, только битые.
— Вот зачем, — говорит Тургенев, кивая на нас со Львом. — ДВЕ инициации второго порядка враз! К этому и были все мутки. Усольцев, это ты все подстроил⁈ Вот ты… химик. Кукловод, мое уважение.
Наверное, хорошо, что я не могу отвечать. Пусть думает, что хочет.
— Эх, ну почему, почему тупые снага так и не подожгли керосин? — продолжает бесноваться Тургенев. — Ведь тогда я бы инициировался вторым порядком, я!
Или сгорел бы заживо. Но этот риск не кажется водяному слишком высокой ценой за статус великого волшебника.
— А мне папа сказал — нахрен эту инициацию, — неожиданно произносит Сицкий. — «Не выйдет — и слава Богу. Ты, главное, сын, себя береги». Я только сейчас понял, что он имел в виду… Блин.
И плачет.
Сверху шум, через некоторое время в подвал врывается группа бойцов — камуфло как у нас, только посвежее. Иронично. Чтобы спасти здесь сидящих, сюда второй раз за день заходит спецгруппа. Слава богу, в этот раз никто не сопротивляется.
— Двое вторично инициированных. Работаем протокол номер два, — в пространство говорит незнакомый нам капитан прямо из подвала. Ага, появилась, значит, связь.
Протокол номер два выглядит вот как: нас с Долгоруковым растаскивают еще дальше, окутывают — отдельно каждого — каким-то мерцающим полем. На носилках тащат наверх и везут, кажется, на базу — каждого на отдельной машине.
Слышу, как кто-то из новоприбывших орет на Никитюка:
— Насрать, пешком пойдете!
Не многое успеваю понять, но судя по виду промзоны и обрывкам реплик, прибыло подкрепление, снага смылись, остатки монстров успешно уничтожают. Соль нигде не видно.
Я все жду, когда вырублюсь, но этого не происходит. А вот и база. Незнакомые мне бойцы тащат носилки в незнакомую часть лазарета. Изолятор, ага. Причем выглядит так, что неясно — обо мне заботятся или об остальных.
Хочется пошутить в духе: «Пацаны, а вы чо все седые?» — но по-прежнему сил нет. И тоже, наверно, к лучшему.
Наконец, выключаюсь, глядя в потолок.
Когда прихожу в себя, потолок неизменен. Окна в изоляторе нет. Часы над дверью показывают, сколько времени, но спешат на сорок секунд.
— Здравия желаю, Андрей, — шелестит голос из-под потолка.
— Ты кто?
— Искусственный интеллект Посошник, очень приятно.
Ого. Посошник — главный, координирующий искин всей базы. Раньше он до разговоров со мной не снисходил.
— И чего тебе надо?
— Пользуюсь случаем, чтобы поговорить с недавно инициированным магом второй ступени, пока есть время. Это нечастая возможность. Может представлять интерес.
— «Пока есть время»? Что это значит?
— Андрей, вы инициированы, цель достигнута. Здесь вас оставлять незачем. В ближайшее время вертолет заберет вас в Южно-Сахалинск.
Инициирован… Вспоминаю то, о чем нам рассказывали. Инициация второй ступени — большая редкость. Происходит лишь в молодом возрасте, а чаще — в подростковом. Случается на фоне бурных событий, острых переживаний, стресса.
— Значит… Это и было целью всего? Подтолкнуть кого-то из нас к инициации? За этим все… провокации и манипуляции?
— Ваш уровень доступа не предполагает ответа на этот вопрос.
— Ясно.
Неожиданно я понимаю, что должен сделать прямо сейчас. Не лясы с искином точить.
— У меня есть другой, самый обычный вопрос. Варя сейчас на базе? На него ответишь?
— С удовольствием: ведь я собираю все сведения о ваших реакциях в доступных мне рамках. Варвара Сокольская, крепостная подполковника Челядниковой, сейчас на территории гарнизона, в штабе. К сожалению, вы не можете ней пообщаться…
— Неужели, — усмехаюсь я.
Вскакиваю с кровати.
— Курсант Усольцев, — начинает волноваться искин, — прекратите самоуправство. Вам надлежит дожидаться сопровождения в изоляторе. Изолятор построен с учетом попыток недавно инициированных открыть двери изнутри! У вас не получится состарить замок…
— А как насчет этого?
Моя форма лежит тут же, около кровати. Кто-то поленился принести новую… или испугался.
Вытягиваю из внутреннего кармана мундштук — прощальный привет Альбины Сабуровой, артефакт, что так у меня и остался после вылазки на комбинат. Той вылазки, для которой Сабурова и ее подруга Челядникова меня… использовали. Последний, третий заряд. Вот и пригодится.
— Отставить, Усольцев! — вопит искин. — Я вынужден объявить тревогу! Будут приняты меры к вашему задержанию!
— Ой, не смеши. Скажи еще «ликвидации». Столько манипуляций и крови, чтобы инициировать, а теперь вы мне повредите? Да щас.
Я чувствую себя… превосходно. Как заново родился. Внутри кипит отчаянная решимость. Прыгаю к двери, подношу артефакт к замку… выдох… да!