— Самооборона, значит… — маг оглядывает машины, возле которых парни старательно принимают расслабленные позы, а потом переводит взгляд на меня. Нехороший взгляд, давящий. — Соль, значит. Что же… проходите, раз пришли.
За дверью кухонька, довольно запущенная — потолок закопченный, с плиты свисают гроздья жира. Бабу бы тебе, Макар Ильич… А, не моя печаль. Сейчас надо грамотно себя поставить — без лишней рисовки показать, кто тут авторитет и сила. Не люблю эти ранговые игрища, но ноблес, как говорится, оближ, то есть пришлось пообвыкнуться.
Высматриваю на подоконнике местечко между ржавыми кастрюлями и запрыгиваю туда. Теперь мои глаза выше, чем глаза хозяина — хотя он стоит, скрестив руки на груди, и цедит:
— Я не приглашал вас сесть!
— Да, я заметила, что вы дурно воспитаны, — закидываю ногу на ногу, щедро демонстрируя полузажившие царапины от колючки. — Но не расстраивайтесь, мне как-то, знаете ли, наплевать. У меня к вам всего две просьбы. Настоятельные. Выполняйте их — и больше силы самообороны вас не побеспокоят.
— Я весь внимание, — Макар всем своим видом излучает сарказм.
— Во-первых, я вам продиктую номер телефона. Если заметите любую активность промысловиков — звоните и сообщайте. И больше ничего не предпринимайте. Ничего, вы меня поняли? Оставьте эти дела силам самообороны.
— А каков, позвольте поинтересоваться, официальный статус ваших сил… как вы это называете… самообороны?
Обворожительно улыбаюсь:
— Видите ли, Макар Ильич, мы на Сахалине. Здесь у всего есть некоторая своя специфика. И если вы в ней не разбираетесь, то не стоит вмешиваться в дела, которые вас не касаются. Я же не спрашиваю, за что вас сюда упекли. Таков Сахалинский этикет. Не хочу показаться невежливой, но мне, в целом, плевать. Пока вы не лезете к моим подопечным. К детям. Это второе мое условие.
— Я? Я к ним лезу? — впервые Макар выдает нечто похожее на удивление, вообще на искреннюю эмоцию. — Но даже если б и так… Это заброшенные, одичавшие, голодные дети. Быть может, им нужно, чтобы кто-то ими занялся? Потому что вы с их воспитанием явно не справляетесь.
— Да пошел ты! Что ты в этом можешь понимать⁈ — план оставаться отстраненной и сдержанной полетел к Морготу. — Что ты, ска, можешь понимать в снага-хай и их воспитании? Думаешь, заманил к себе подростков — я даже не знаю, с какой целью! — накормил лежалыми бутербродами и уже имеешь право меня судить⁈ Что ты знаешь о том, от чего я каждый Морготов день защищаю этих детей, других, всех детей города?
Вдруг понимаю, что я уже не сижу на подоконнике, а стою к хозяину почти вплотную и брызгаю слюной ему в лицо. Да, если что-то и способно превратить любую женщину в фурию, так это обвинение в том, что она — плохая мать. Хотя я даже никогда не претендовала на эту роль…
— Но ведь вы не защищаете их, Соль, — негромко говорит Макар. — Одного из ваших подопечных вчера едва не убили. Если бы я не вмешался…
— Это была случайность! Такого не будет, я больше не позволю! Поэтому не смей, слышишь меня, не смей больше вмешиваться! Я знаю вашу паскудную мажью породу, знаю, для чего вы используете мой народ! Если ты снова начнешь тереться вокруг моих ребят… тогда мне станет насрать, второй ты категории маг или сто двадцать второй! Сотру в атомный пепел! Размажу по округе — хоронить будут ведрами! Сделаю из тебя пример — но изучать его будут только патологоанатомы!
Макар смотрит на меня со странным каким-то выражением… не могу разобрать. Не страх, не ненависть, даже не презрение… Сожаление, вот что это.
Моргот их разберет, этих магов. Хуже эльфов. Что там в его лохматом котелке варится?
— Вы просите меня не вмешиваться, — говорит вдруг Макар так спокойно, словно я не костерила его сейчас на чем свет стоит. — Но разумно ли это, Соль? Вы ведь представляете себе, на что способен маг второй ступени. На роль воспитателя ваших подопечных я не претендую. Но борьба с промысловиками… в этом я могу и хочу оказать содействие.
— Да с хрена ли? Твое какое дело?
Макар касается пальцами края губы — врет, похоже:
— Во-первых, я, как и вы, нахожу торговлю разумными неэтичной. Но главное — то, что промысловики вытворяют с аномалиями… Поймите, Соль, я же изучаю Хтонь как эколог, я представляю себе последствия… Отраженные выбросы… это сложно объяснить… это когда из Хтони поднимается не тьма, а повторенный свет, искажённый — будто мир отражается в кривом зеркале. И… реальность замещается отражением.
Коротко трясу головой. Было же что-то такое… Гладь, отразившая Мясопродукта моего Андрюху с оружием в руках — именно тем, из которого он потом стрелял в меня. Это было предсказание — или… замещение?
Как-то все сложно. Беру себя в руки:
— Так что же получается, Макар Ильич, вы хотите примкнуть к силам самообороны?
— Да. То есть нет, не так чтобы примкнуть… Но содействие оказать готов. Разово. А там… посмотрим.
Нутром чую — врет как дышит… Но магами второй ступени не разбрасываются. Этому Макару, конечно, доверять нельзя. Но после того, что произошло полгода назад, я отказалась от самой концепции доверия. Я — не центр ничьей жизни; у разумных всегда есть собственные интересы — верно или неверно понятые. Где-то они могут совпадать с моими, а где-то — нет. Жизнь, зараза, динамическая такая система. Считать, что другие строят свои стратегии, исходя из чувств к такой охренительной мне — верны мне или предают меня — глупо, смешно и контрпродуктивно.
Этот Макар мутный и стремный — ну а кто сейчас принц на белом коне? Из него, наверное, можно извлечь пользу для дела. А что еще нужно?
— Я вас услышала. Обсужу ваше предложение с командованием сил самообороны.
Глава 7Макар. И пары танцуют фокстрот
Пожилой почтальон Викентьич — одна из немногих фигур в последние дни, чье появление предсказуемо. Наш местный гермес катается на стареньком велосипеде «Амур», имеет мохнатые брови и стильный кожаный ранец, на который он сверху надевает пакет — для пущей сохранности корреспонденции.
Мне Викентьич притаскивает сразу несколько номеров «Поронайского рабочего» — за полторы недели — и, внезапно, толстый белый конверт, запечатанный сургучом.
— Танцуй, Макар Ильич.
Танцевать я не стал — а конверт, может, не стал бы и распечатывать. Раньше. У меня вон на полке целая стопка таких, накопились.
Но теперь может оказаться очень кстати.
Внутри — открытка, каждый раз в новом стиле.
'Ваше благородие, г-н Немцов!
Его светлость князь Игорь Константинович Сахалинский любезнейше приглашает вас…'
Спам-рассылка по одаренным. Нельзя князю без публичных мероприятий — вот пиар-отдел и занимается. А Викентьичу — приглашения доставляй.
Верчу открытку в руках. Может быть?..
Когда на маяк заявилась Соль, разговор у нас не заладился. Но я уцепился за шанс оказаться однажды в ее отряде.
По двум причинам. Во-первых, в боевой обстановке гибель девушки не вызовет подозрений. Вообще-то смерть от скачка внутричерепного давления — дело минутное и даже обычное, но только не в присутствии мага. Тут даже снага догадаются, что надо снимать эфирный след. А война все спишет. Да, это чудовищное решение. Но, вероятно, к нему придется прибегнуть.
А во-вторых… Если добытчики тяги продолжат испытывать терпение сущности, спящей в заливе Терпения — это тоже может привести к большим бедам. Надо бить в набат! А тут меня приглашают подняться на самую высокую колокольню.
А если не сложится с набатом, может, придется действовать другими методами. Например, в ополчении. Магу везде найдется работа.
Но… блин.
Как говорится, тут вам не там. На киберизвозчике я до дворца князя не доберусь. И вообще просто так никуда я отсюда не доберусь. Хотя, в теории, успеваю. До Южно-Сахалинска из Поронайска — несколько часов на поезде.
Только нужно отыскать сменщика. Такого уровня приглашение дает мне право. Так сказать, в тени опального князя — ссыльному магу поблажка.
Перечитываю приглашение еще раз. «Презентация социальных проектов корпорации „Панацея“».
Стоп.
Достаю фотографию, присланную Ежом, сравниваю. Логотип на техномагическом оборудовании браконьеров (змея вот эта!) и эмблема на приглашении — одинаковые.
Ага. Вот и разрешена загадка, откуда у группки бандитов столь дорогостоящие машины. Эта фотка — свидетельство прямой связи между черными промысловиками и людьми, которые завтра будут мило улыбаться на официальном приеме. Вот кто за ними стоит. Некая «Панацея», чьей бы она ни была.
Как удачно, что на мероприятии, где «Панацея» станет себя хвалить (в буклете, который вложен в конверт, длинный список фуфлыжных «социальных проектов») будет тот человек, которому я смогу показать это фото. Напрямую.
Великий князь Сахалинский — двоюродный племянник самого Иоанна Иоанновича, пусть и в опале. Влиятельнее на Кочке нет никого. Полагаю, что свежая фотография, уличающая героев вечера в связях с рабовладельцами-браконьерами, будет ему… интересна. Может, и вопросики сразу задаст представителям этой «Панацеи». Мне того и надо.
Ну а если — не исключаю! — окажется, что князь в курсе происходящего и закрывает глаза… что ж, это тоже результат. Но мне вообразить подобное сложно. Представитель династии — и такие вот теневые мутки на краю света? Его интерес — в столицу вернуться, а не тут барыг крышевать.
Встаю, иду наверх — к радиостанции. Нужно найти сменщика на двое суток. Ну и перевозчика!
Сменщик находится к вечеру. Мичман Скворцов, служит на береговой станции в Корсакове. Договариваемся, что появится завтра утром.
А я открываю шкаф и сомнением гляжу на мундир. Ну, точнее, на куль, в который тот упакован. Да, это «Поронайский рабочий». Вот и пригодился.
Когда я тащу куль наружу, всё шуршит, пыль сыплется, прищепки отваливаются, желтые газетные листы с шелестом падают на пол, открывая синее сукно с золотыми нитями. Ну а что, под газеткой почти что не запылился. Да и сесть должен не хуже, чем раньше — не потолстел я в ссылке, наоборот.