Облачаюсь. Кот смотрит на меня с изумлением. Верно, Лютик, чисто формально я «благородие», хоть и штафирка. Институт непростой… был.
Мундир большинству мужиков к лицу, и я не исключение. Только вот привык я уже… к фуфайке. Натягивая атласные перчатки, что нашлись в кармане, на изрядно загрубевшие руки, чувствую себя странно. Впрочем, и раньше я их надевал не часто. Чаще белый халат.
Ладно, это всё лирика. Стягиваю мундир. Как же везти-то его? Не в газетке же на прищепках? Во, из полиэтилена можно смастрячить портплед. Плюс изолента!
В черном полиэтилене, из которого торчит дужка вешалки, мундир выглядит еще более монструозно. Ну, довезу как-нибудь. Всё, пора делом заняться.
Утром появляется Скворцов — точен, молодец.
Знакомимся, проверяю его бумаги. Парень молодой, но в оборудовании разбирается, а главное — есть допуск к работе с магическими датчиками.
— Ничего сложного, — объясняю ему у Жабы. — Стрелка в зеленом — всё норм. Желтый — поднять флажок, переключить световой сигнал, записать в журнал, передать по радио береговой охране. Красный — то же самое, плюс немедленно сигнал тревоги всем службам. Понял?
— А самому что делать тогда? — спрашивает Скворцов, разглядывая бронзовый корпус с завитушками. — Если красный?
— Эвакуироваться отсюда, мичман. Быстро и далеко. Но только после сигнала. Пошли, инструктаж подпишешь и всё остальное. А потом, это самое… покажу как в тепличке огурцы поливать. Тоже важно.
В Поронайск с маяка добираюсь на катере Бруня. Тот ворчит, но везет. А куда он денется?
— Што, Макар Ильич, на бал собрались? — язвит он, оглядывая мои свитер и куртку, а потом портплед. — А багаж как у дачника, изолентой скрученный.
— На прием у князя. Слышь, не кури на меня, рожа! Сам знаешь: терпеть не могу.
— Дык куды мне, Макар Ильич? Ветер! А князья эти… Только деньги наши тратить умеют — на хрень всякую. Нет бы дороги, допустим, на Кочке отремонтировать…
Дивлюсь, как это контрабас Брунь стал контролером расходования налогов. Не популярен в народе опальный князь.
— А Государя, я смотрю, уважаешь? — киваю я на наклейку на приборной доске.
— Это другое!!! Иоанн Иоаннович за всю страну радеет — помощники только у него кретины…
Катер тарахтит между островками, мимо рыбацких сетей и буйков. Воздух пахнет водорослями и соляркой. За кормой маяк, впереди — поронайский порт с кранами и складами.
В Поронайске сажусь в плацкарт, хотя как бы надо в купе. Просто не хочется тратиться на ерунду. Всё равно мундир замотан в полиэтилен — а без него я самый что ни на есть плацкартный пассажир.
Еду еще два часа мимо дачных поселков и мелких платформ. С одной стороны — лес на сопках, с другой — горы, красота! В соседнем купе семья кхазадов режется в карты, напротив дремлет снага в робе. На стене станции Взморье кирпичом выложено «KIPYATOK TUT». На века.
Портплед то повешу, то держу на коленях — как с писаной торбой. И так и так неудобно. Слежу, чтоб соседи не уронили, чтобы не помялся…
— Дяденька, ты труп везешь? — серьезно спрашивает мелкий гоблин, остановившись в проходе.
В определенном смысле, пацан… В определенном смысле.
Ближе к обеду беру у проходящей с корзиной тетки пирожок с мясом. Тесто подсохшее, начинка остывшая — так себе. Символизирует общее состояние дел.
Южно-Сахалинск встречает панельками, такими же как в Поронайске, только непривычной высоты — не четырех-, а пятиэтажными. Областная столица, понимаешь.
Иду с вокзала в гостиницу «Якорь» — серое здание у путей. Номер за две сотни медных денег, чистенько, только товарняки за окном громыхают. За стенкой храпит, как мне сказали, кхазад — судя по звукам, солидный экземпляр.
Утюг с обмотанным изолентой проводом я получил, а вот гладить мундир пришлось на кровати — за неимением стола. Кровать уютно поскрипывает.
Явный плюс гостиницы — санузел в номере. Стола нет, а душ есть, хоба! Вот такая разводка. Лейка вмурована в потолок, лить предлагается по азиатской традиции — прямо на пол. Кажись, тут у них вся гостиница — одна самопальная «мокрая точка».
Явный минус — отсутствие горячей воды и напор, которого нет. Прилагать сюда магию — глупо, да и противно: из известной субстанции конфетку не сделаешь. С легкими матерками моюсь так.
Далее в зеркале над жестяным умывальником изучаю бороду. В бытность доцентом, а не смотрителем маяка бороды я не носил. Я ее отпустил после «инцидента», шрамы на роже маскировать. Ну а смотрителю быть бородатым сам бог велел.
Зеркало большое, но мутное, света в номере мало. Для получения трехмерного обзора орудую другим зеркальцем — своим, маленьким. М-да, зря я решил «в гостинице подровнять». Но поздно.
Форма-то в целом ничего: лопата — уважаемый инструмент. Но линия роста снизу, на шее — просто караул. Как прибрежная полоса после шторма. Может быть, проще голову не поднимать?
Нет, всё-таки надо что-то делать. Скребу шею: делаю ровно, но криво. Теперь надо с другой стороны… ска! Теперь по-другому криво. А время поджимает.
Махаю рукой. Сойдет. Кажется, пора вызывать такси.
Звоню по номеру, что мне назвали на ресепшн, приезжает желтый рыдван с еще одним усатым кхазадом.
— До самого дворца не довезу! Мне за рогатку нельзя с такой машиной. Штраф выпишут.
По дороге выясняю: «рогатка» — это река Рогатка, которая тут отделяет опричные кварталы от Земщины. А то я уж представил самодельный шлагбаум из бревна и косматых разбойников. Впрочем, суть похожа.
— Помогает князь городу? — расспрашиваю водилу на правах гостя.
Тот зыркает на мундир, но решает, что я не опасен: можно ругаться.
— Куда там «помогает»! Видать, за дело его Государь в опалу отправил: я бы тоже такого заслал в самую жопу мира, с глаз подальше. К нам то есть.
— Удружил, получается, Иоанн Иоаннович сахалинцам.
— Ну а как иначе! Государь-то у нас один, а желающих с ним рядом погреться — таких уйма. А если ты, дурак, совсем страх потерял — то и получай опалу. Светильник-то — он не только греет, а и жжется. Куды их девать, опальных, если не к нам. Не в Москве ж держать.
Под эти пассажи доезжаем до Рогатки. Речушка, прямо скажем, невелика. Но отчетливо делит город на две части. По сю сторону, с севера — земские микрорайоны, пивные, аптеки. По ту, с юга — широченный проспект Грозного с особняками за высокими заборами.
— Через мост пешком, — говорит кхазад, тормознув у тротуара. — По площади мимо памятника — и там будет, значит, княжеский дворец.
Мост, кажется, больше самой речушки. С той стороны — площадь, как футбольное поле. Торчат симметрично одинокие лавочки для неразумных, кто не боится дальневосточных ветров. Посреди площади — Иоанн Васильевич, вариант классический, «в шапке». Суровый лик и бородка клинышком, в шубе похож на шахматного ферзя.
Первый же особняк с того конца площади — княжеский. Роскошный забор с вензелями подпирают дорогие машины, вон тот желтый кабриолет прям красавчик.
Иду в распахнутую калитку, по размеру большую, чем иные ворота. На входе огромный тип в черном френче, вместо одного глаза имплант.
— Ваше приглашение, будьте любезны!
Имплант мигает, тип сноровисто сторонится. Недалеко. Кажется, ширина прохода пропорциональна статусу гостя.
По ковровой дорожке, мимо клумб иду к золоченому крыльцу. Еще двое каменнорожих привратников пропускают добрых и честных людей внутрь — в холл с лестницей.
В целом, ничего неожиданного тут нет. Люстры, картины, позолота. Балясины мраморные, дорожка красная. Мужчины в смокингах и мундирах (уф, нормально смотрюсь), дамы в вечерних платьях. Все фланируют по огромным залам — наверху целая анфилада — позируют незаметным, но вездесущим фотографам в угольных водолазках, попивают винишко. Его разносят официанты, которые порхают по залу точно артисты балета, с целыми пирамидами бокалов.
— Игристого, сударь?
— Мне бы туда, где закуски, уважаемый.
— Конечно, позвольте вас проводить. Фуршетные столы в соседнем зале!
В указанном месте громоздятся столы со всяческими дарами моря на шпажках и в тарталетках, оплывает шоколадный фонтан меж гор клубники. Девица эльфийской внешности возит смычком по виолончели — видимо, должно способствовать пищеварению.
Я, выцеливая закуски понажористей, подкрепляюсь. Надо быть в тонусе перед разговором с князем. Понимать бы еще, как лучше подойти к нему. А впрочем, плевал я на этикет. Не буду понимать как — просто подойду.
Но пока ни князя, ни кого-нибудь еще из хозяев не видно.
Зато по всем залам светятся на стенах картины — не те, которые в рамах, а которые магические проекции. Кто-то чего-то строит, воспитывает каких-то детей, чего-то торжественно открывает с перерезанием ленточки. Много белых халатов и видов лабораторий — киношных, нелепых. Бегут буквы: «„Панацея“. Здоровье разумных — в надежных руках!»
— Игристого, сударь? — это уже другой.
— Спасибо, не надо.
— Зря, зря! — кряхтит тучный тип в пиджаке табачного цвета. — Зря вы избегаете. С моих виноградников! «Глеб Куницын»!
— Простите?
Тучный фыркает, протягивает ладонь:
— Глеб Сергеевич. Знаете, что Сахалин в прошлом году получил статус винодельческого региона?.. То-то же!
Про виноградники мне интересно, однако Куницын настроен только хвалить свое, по правде сказать, не самое изысканное винцо. Отделываюсь от него с некоторым трудом, употребив незапланированно три бокала. В башке начинает приятно шуметь. Ладно.
Сбегаю в другой зал. На верхней террасе играет оркестрик, и пары танцуют фокстрот. Повсюду огромные вазоны с ворохами цветов — я, конечно, иду смотреть.
…А! Это для салонной игры. Дамы вручают кавалерам цветки, которые символизируют разное. То-то здесь куча народу с этими цветами в петлицах.
— Что из этого вам больше нравится? — слышу за плечом женский голос.
Дама моего возраста, в бордовом платье и с рыжим мехом на плечах.