…Вот это декольте, блин! Надо не таращиться. Я смотритель маяка, а не неандерталец. С другой стороны, гм… Ведь осознанный выбор сделала барышня.
— Вон те, — киваю я. — Орхидеи.
— «Приватный диалог»! Тонкий выбор.
— Будем надеяться.
В этот момент картины на стенах начинают мягко мерцать, наливаться светом. Изображение изменяется — наконец-то! Вот он, хозяин вечера. Его светлость князь Игорь Константинович Сахалинский собственной персоной. Строгий старичок с бородой клинышком, как у Грозного, с тростью.
Оркестр выдает финальную ноту — потому что фанфары звучат с экранов.
— Господа! — слышится голос князя. — Рад приветствовать всех собравшихся в моем доме!
По залам разносятся аплодисменты.
— Если бы мне позволяло здоровье, господа — я сейчас поднял бы тост за будущее. Именно с его наступлением связан, как я это вижу, интерес к нашему региону компании «Панацея» — работодателя, исследователя и мецената, чей приход…
Чей приход означает бла-бла-бла.
Извинившись перед собеседницей — а потом еще несколько раз извинившись — я крейсерским ледоколом движусь через толпу в главный зал. Судя по картинке, князь там. Нужно успеть пообщаться с ним. Вряд ли, явившись гостям, он немедленно скроется, но мало ли.
Я здесь по делу.
Князя сменяет какой-то седой мужик с цепким взглядом, на котором смокинг и бабочка выглядят ну примерно так же, как смотрелись бы на горилле. Ну то есть по-своему импозантно, но.
Мужик начинает говорить про школы, дороги, больницы, социальную ответственность бизнеса. Наступаю кому-то на ногу, снова прошу простить.
…Ага, вот и главный зал.
Перед резными двустворчатыми дверьми, ведущими вглубь особняка — князь и вот этот мужик, вокруг — полукольцо журналистов. Интересно, а «Поронайского рабочего» пустили?
— Наша цель, — заключает седой, — это не просто получение прибыли. Но — как отметил его светлость — создание лучшего будущего для всех жителей региона.
— Мы все надеемся, что у вас получится, — говорит ему князь, и после аплодисментов делает знак журналистам: мол, всё, конец. Убирайте камеры.
Это значит — нужно сделать рывок вперед!
Чтобы великий князь Игорь Константинович не смог меня не заметить.
Глава 8Соль. Правда, хотя не так чтобы вся
— Друзья, с вами Соль, и я говорю вам правду. Прямую, как этот эфир! Подключайтесь. Напоминаю, что вы можете задавать вопросы через внешний сервис, ссылка под стримом… один вопрос будет выбран случайным образом, и я отвечу в конце стрима. Мы сегодня посмотрели, как в классах нового образца преподают математику. А сейчас я покажу вам что-то более задорное — урок музыки! Он общий для всех пятых — седьмых классов.
Это не Дом — вторая Поронайская снажья школа. Классы нового образца работают в ней второй месяц. В них примерно по двадцать учеников, а не под сотню, как было раньше. Преподают бывшие каторжане, набранные по программе «Второй шанс». Записывать эхони мешает шум стройки — рядом возводится новый учебный корпус для старших классов. Раньше обучение здесь ограничивалось семью годами, за которые снага в лучшем случае кое-как приноравливались читать и писать. Сейчас мы всех переводим на десятилетку.
— Не вляпаться бы в краску — ремонт в коридорах… Закрашиваем, хм, орочью наскальную живопись. А когда она появится снова — опять закрасим. Только так здесь и можно добиться результата — терпением и любовью. А еще системой взысканий — ремонтом занимаются сами школьники. Повышает, знаете ли, мотивацию сохранять стены чистыми. Вы меня еще слышите? Я себя уже не особо…
Действительно, и мой голос, и шум стройки перебивает групповое пение «Веллермана». Когда я дохожу до актового зала, он плавно переходит в «What shall we do with a drunken sailor?» — «Что бы нам сделать с пьяным матросом?» Мда, не самый удачный педагогический момент, как там по тексту — «побрить ему брюхо ржавой бритвой… подложить его в постель капитанской дочки…» Но прямое включение — такое дело, никогда не знаешь, на что попадешь. Зато живые стримы собирают аудиторию куда бодрее, чем записанные и смонтированные ролики.
Актовый зал пахнет пластиковыми стульями, дешевой краской и густыми волнами снажьего пота. Перед сценой, украшенной криво повешенными бумажными гирляндами, скорее орут, чем поют пятиклассники — нестройно, зато с душой. Кто-то впрочем, уже затеял драку на швабрах за спинами товарищей. Орчонок в художественно изорванной футболке лупит учебником алгебры по перевернутому мусорному баку — это здесь сходит за ударную установку. Рыжая девчонка самозабвенно дует в мятую оркестровую трубу. В углу толстый паренек методично долбит кулаком по клавишам синтезатора.
Мотя в элегантном худи мечется между оркестрантами, подсказывая им если не ноты, то хотя бы тональность, а потом бежит к хору, всем телом задавая ему ритм и мелодию. Под его руководством исполнение быстро приобретает некоторое подобие мелодичности. Стихия музыки захватывает пару сотен маленьких снага. Хор, не переставая орать, бросается в пляс.
Hey! Hey! Up she rises,
Early in the morning!
Детишки повторяют припев раз сто, и им не надоедает. Наконец гитарист рвет последние оставшиеся струны, утомленный клавишник падает мордой на синтезатор и танцующий хор тоже валится на пол, образуя кучу-малу.
— В следующий раз поем «Зеленые рукава»! — пытается переорать учеников Мотя. — Все вызубрите текст! Эй, не деритесь инструментами, они, в отличие от ваших голов, денег стоят! Бека, Резкий, я вам сколько говорил, что гитара — не ударный инструмент!
Однако, лихо наш отрешенный от мирской суеты эльф настропалился! Маленькие снага из кого хочешь воспитают настоящего воспитателя. Мотя видит меня и машет рукой. Выразительно показываю на включенный телефон.
— А теперь мы поговорим с преподавателем музыки, героическим эльфом из народа галадрим, Мотыльком…
Теряюсь — полного имени Моти я не знаю. Он, мягко улыбаясь, мелодично представляется сам. Теперь надо его о чем-то спросить. Дежурный вопрос — как вы стали учителем снага — не годится. Мотя стал им из-за меня, а я не хочу устраивать шоу из своей частной жизни.
Спрашиваю другое:
— Тяжело тебе их учить?
— Да ты что! — Мотя широко улыбается. — Это такая чистая, такая живая радость! Мои ученики очень музыкальны, ритмы народных песен уже живут внутри них — надо только разбудить! Поначалу учеников бывает сложно заинтересовать, старших особенно — но я работаю над собой, все время ищу музыку, которая тронет орочьи сердца.
— Им не трудно учить тексты на авалонском?
— Отчего только на авалонском? Мы поем на пяти языках, скоро добавим еще парочку. Песня — лучший способ понять душу наречия, его внутреннюю структуру, его ритм. После песен все эти занудные склонения и спряжения куда лучше учатся.
— Спасибо тебе, Мотылек! — перевожу камеру на себя. — А теперь, друзья, настало время для вашего вопроса. Нам пришло их больше пяти сотен, и система выбрала один… Он на ваших экранах, и на моем тоже.
Вопрос, действительно, высвечивается. Закусываю губу. Вот думала же попросить Ленни взломать сервер, куда приходят комментарии — именно во избежание таких ситуаций.
«ТЫ — ЛЖИВАЯ ТВАРЬ. ДЕЛАЕШЬ ВИД, БУДТО ЗАНИМАЕШЬСЯ ОБРАЗОВАНИЕМ. А САМА — БАНДИТКА. ВОТ И ВСЯ ТВОЯ ПРАВДА!!»
Именно так, заглавными буквами. Быстро нахожу пальцами тень и улыбаюсь, щедро демонстрируя клыки:
— Что же, вы спросили — мы ответим. Это Сахалин, детка. Здесь свои обычаи и свои правила. Хочешь узнать, как мы здесь решаем вопросы? Приезжай и повтори свои слова мне в лицо. А по итогам учебного года у нас средний балл на госэкзаменах поднялся на восемь десятых пункта — при том, что программа действует всего полгода. Мы здесь сильные, живем своим умом, а скоро будем еще и ученые. Хочешь так или иначе стать частью этого — приезжай. А не хочешь — не суди, кто у нас тут бандит, а кто герой. Потому что на Краю света эти сущности часто сливаются до неразличимости. Спасибо всем, кто был на нашем эфире! Не забывайте ставить лайки. Ссылка для пожертвований в фонд — под эхони. Ниже — условия участия в программе «Второй шанс». Меня зовут Соль, и я говорю вам правду. До новых встреч в Эхосфере!
В целом, действительно, я говорю правду, хотя не так чтобы всю.
Останавливаю запись. Поворачиваюсь к Моте:
— У тебя последний же урок был? Я в Дом. Проводишь меня?
Если честно, в глубине души надеюсь, что он под каким-нибудь предлогом откажется — ненавижу все эти чувствительные сцены. Но Мотя охотно соглашается меня проводить. Лавируя между бестолково толкающимися в коридорах зелененькими детьми, выходим на улицу.
— Порезы не беспокоят? — спрашивает Мотылек.
— Да какие порезы, так — царапины. Все зажило, спасибо за крем. Слушай, я другое тебе хотела сказать… — собираюсь с духом. — У меня появился кое-кто. Ну, это, в смысле — мужчина.
— Не сочти за вторжение в частную жизнь, но я заметил, — Мотя безмятежно улыбается. — Вы, снага, по запаху такие вещи считываете, а мы — по окраске эфира. Рад за тебя. Это благоприятно скажется на твоем здоровье.
Вот и пойми их, этих Морготовых эльфов!
— Я хотела сказать… ну, это, наверное, серьезно… а даже если и нет, все равно… тебе нечего ждать, понимаешь? Жаль, но это так.
Мотя тепло улыбается:
— У тебя доброе сердце, Liri. Ты так обо мне тревожишься. Сожалею, что мои чувства тебя тяготят. Поверь, любовь к тебе — самая отрадная судьба, и причастность к твоим свершениям — это уже награда, которой я не заслуживаю. У нас говорят — I melithon, i bêd ennorath. Как бы перевести… «Любящий владеет вечностью мира», приблизительно так. Я не хочу печалить тебя. Просто поверь — ты, как луна, осветила мои дни, и счастливее меня нет никого на этом острове. И довольно о скромном галадрим и его переживаниях. Взгляни лучше, какой интересный сан пхра пхум в этом дворе.
— Кто? Не смыслю я в этих азиатских примочках…